Оставшиеся выходные они провели вместе, стараясь особо не пересекаться с дядей Ёнджуна. Бомгю большую часть времени провёл на спине Кая, катаясь на волке, Тэхён тоже обернулся, что избавило его от необходимости диалога. Ёнджун верхом на Субине, Кай с Бомгю и Тэхёном — таким составом они бегали по лесам, останавливаясь у самых живописных мест, которые Субин только мог вспомнить на своей земле. Зелёные склоны, усеянные дикими цветами, туманные долины и реки, обрывы, открывающие виды на простирающиеся внизу лесные угодья, бегущие каскадами серебристые звонкие ручьи, пронизанные холодными солнечными лучами молодые рощи, тёмные гроты, полные мха и причудливых грибниц, старые, мощные деревья с узловатыми бугристыми корнями и ветвями, в которых вили гнёзда тысячи птиц; каменные сады, словно полные заточёнными в скалы фигурами и вершины, такие студёные, что на северных склонах до сих пор лежал снег.

У Бомгю не было необходимости учиться охоте в связке, поэтому, быстро освоив основы, как держаться на волке, он практически не слезал со спины Кая, кажется, чувствуя себя совершенно естественно. Он весь насквозь пропитался запахом волчьей шерсти, и Ёнджун ловил его на том, что он прижимался к Каю, возможно, плотнее, чем оно того требовало, но не из симпатии к юному альфе; а из желания окутать себя этой волчестью, дикостью.

— А мы тут не встретим этого медведя? — спросил Ёнджун. Субин отрицательно помотал головой и фыркнул. Даже если старый зверь шатался где-то поблизости, они смогут услышать и учуять его задолго до приближения и убраться восвояси; кроме того, этой проблемой безотлагательно занялся поисковый отряд под предводительством Чана. Даже если они его не изловят и не прикончат, то могут хотя бы отпугнуть и прогнать.

В день отъезда Тэхён сдержанно попрощался с Каем и Бомгю, который решил остаться ещё на денёк-другой (по понятным причинам). Ёнджун поблагодарил чету Кан за подарок и проводил гостей из города; с площади убрали ленты и фонарики, сложили шатёр после последней ночи, когда внутри устроили настоящий балаган главные зачинщики веселья: Уён и Сан, превратившие эту пижамную вечеринку к ещё один раунд плясок. В ту ночь в шатре собралось не иначе как половина всего поселения, с множеством угощения и горячего вина, и Ёнджун не преминул тоже затесаться в ряды желающих вместе с Субином. Из шатра убрали и постель, и боковые помещения тоже исчезли, исчезли и перегородки — остались только ковры, циновки, жаровни и светильники, а также множество историй и сплетен. Ёнджуна упросили рассказать что-нибудь про городские обычаи, но ему было практически нечего им поведать, так что он быстро сменил тему на любые другие интересные вещи.

А наутро шатёр исчез, и дерево, стоящее на площади, вновь стало лишь деревом, а площадь — просто площадью.

Ёнджун не был уверен, сможет ли он оставить Бомгю наедине, потому что ему самому нужно было возвращаться к работе, к обучению, к тренировкам и своим обязанностям, но Бомгю удивительно быстро нашёл язык с Чонхо и Ёсаном, а потому большую часть времени, когда Ёнджун был занят, пропадал в избушке за пределами города. Ёсан вызывал некоторые опасения у Ёнджуна: этот юноша был довольно тихим и проницательным, и именно ему предстояло стать преемником господина Вана, и большую часть времени Ёсан проводил, выращивая разные целительные травы, добывая ингредиенты и экспериментируя с ними; вполне возможно, что и он мог раскрыть правду о недуге Бомгю. Но правда была также и в том, что Ёнджун не мог постоянно опекать младшего брата; хотя бы в таких мелочах ему следовало уже отпустить ситуацию на самотёк. Удивительно, как молчаливые и любящие уединение Чонхо и Ёсан приняли в свою компанию Бомгю; с другой стороны, лучшим другом этой парочки был Уён, так что они, вероятно, привыкли.

С отъездом гостей и сворачиванием шатра началось то, чего так боялся Ёнджун: визиты с подарками. Стоило ему войти в свой дом, уставшему после целого дня, наполненного морем обязанностей, как к нему торопились вломиться целые семьи, целые поколения жителей поселения, которым не терпелось познакомиться с ним поближе, пожелать всего самого наилучшего в браке и подарить горы подарков, несомненно ценных и изобильных. Чаще всего Субин, к этому моменту тоже находящийся дома, брал большую часть общения на себя, но Ёнджун всё равно не мог себе позволить просто сбежать в гараж, это было бы невежливо; а потому приходилось терпеть. Все эти оборотни были милыми и очень дружелюбными, хотя и порой по неведению бестактными; но такая напористость и обилие гостей действительно выматывали. Ёнджун был благодарен Уёну за то, что тот хотя бы немного отсрочил все эти визиты, а ещё Джунсу, который научил его печь чёртовы пироги, чтобы на столе было хоть что-то, если вдруг Субин не успевал ничего приготовить.

— У меня уже вся математика в голове поехала, — пробормотал Ёнджун, перекладывая яйца из корзинки в керамический контейнер, — сколько подарков мы получаем, и сколько тратим на угощение для всех этих гостей. Мы вроде должны в плюсе оставаться, разве не такая задумка?

— Боже, какой ты мелочный, — рассмеялся Субин.

— Я бизнесмен, — проворчал омега себе под нос. — Я всегда веду подсчёты.

Загадочный бизнес Ёнджуна процветал где-то у него в телефоне. Через пару дней он отвёз Бомгю в столицу и пропал там ещё на пару дней, заставив Субина немного поволноваться, но затем вернулся в горы, как ни в чём ни бывало. Иногда альфа слышал краем уха, как Ёнджун говорил о поставках, о Китае, о территории, о конвое, и у голове у него никак не укладывалось, как всё это связано? Если это поставки каких-то фруктов, он ведёт бизнес с Китаем? Или в Китае он приобретает какую-то территорию? При чём тут тогда земляника? И зачем землянике конвой?

Ёнджун явно видел, что его мужа сжирает любопытство, но альфа хранил молчание, не допытываясь. Таким образом они хранили статус-кво около недели. Пока на выходных калитка их дома не распахнулась, и на пороге не объявился молодой, незнакомый Ёнджуну альфа.

Первым незваного гостя заметил Субин, так как Ёнджун, как обычно, торчал в гараже. К тому же казалось, будто у незнакомца претензии именно к Субину.

— Я требую извинений, — вместо приветствия прорычал оборотень. — И наказания!

Субин приподнялся из-за своего верстака, где он шлифовал крышечку от деревянной шкатулки.

— Кто таков? Назови себя и причину своего визита.

— Я Пак Дохён, и поведение твоего так называемого мужа возмутительно! — альфа сжал кулаки, говоря сквозь зубы. Субин поднял брови.

— Моего мужа?.. — он склонил голову набок. — И что же он сделал?..

— У меня язык не поворачивается сказать! — выпалил Дохён.

— Ну, придётся как-то, — Субин сурово на него посмотрел. — Ты не можешь бросать вызов, не назвав причины. Иначе каждый будет так ходить, разбрасываясь неназванными доводами.

— Он домогался моего брата! — с присвистом выдал Дохён. — И делал ему непристойные предложения! Он поступил гнусно для замужнего омеги, а для порядочного человека, и… и…

Практически задохнувшись от подстёгиваемого им самим возмущения, Дохён пристально вытаращился на Субина, ожидая, что тот проникнется, но он оставался невозмутим. Только у калитки понемногу начали собираться охочие до зрелища соседи, внимательно слушая, в чём вся соль происходящего. 

— И? — поторопил его Субин. — Подробности?

— Я не могу повторить такие грязные вещи, которые твой муж говорит другим!

— Может, тогда твой брат скажет? — Субин изогнул бровь. — Тебе-то он сказал.

— Это унизительно!

— Нет, это серьёзные обвинения. Если ты обвиняешь моего мужа в домогательствах, тебе придётся сказать что-то кроме «мне не нравится, как он говорит с моим братом», — Субин сложил руки на груди.

— Я брошу тебе вызов в любом случае! Если ты не можешь держать своего мужа в узде, какой из тебя вожак! — воскликнул Дохён. — Дерись со мной! Или боишься проиграть?!

— Что за шум в доме, — Ёнджун распахнул дверь во двор и спустился с террасы. — Какого чёрта тут собралось пол-города?

Он вытер тряпкой вымазанные в чём-то пальцы и бросил её на ограду, мрачно смотря сначала на Субина, а затем переводя взгляд на Дохёна.

— Ты кто, — буднично задал вопрос он.

— Дохён, брат омеги, которого ты домогался, бесстыдник! — альфа, заведённый до крайности, пылал праведным гневом. Ёнджун дёрнул бровью и ехидно улыбнулся:

— А, братишка Сохёна. И любитель еловых иголок, не так ли? Да, пожалуй, отпускать шуточки ниже пояса было слишком низко с моей стороны. Я не учёл вашего пуританского воспитания. Хочешь теперь драться из-за этого?

— Ты будешь наказан! — Дохён ткнул пальцем в сторону Ёнджуна. — Твой муж…

— Субин, ты не будешь с ним драться, — проговорил Ёнджун, перебив Дохёна. Альфа качнул плечами:

— Я и не собирался.

— С ним буду драться я, — Ёнджун прохладно посмотрел на Дохёна. — Я не какая-то собака, чтобы ты за моим наказанием обращался к хозяину. Хочешь меня проучить, обратись ко мне, раз тебе по нраву решать всё насилием. Вопрос только, если я тебя одолею, что мне за это будет?

— Ты? — Дохён хохотнул. — Ты не можешь драться со мной. И тебе меня не победить! Я один из сильнейших охотников в стае!

— Бла-бла, — Ёнджун сложил пальцы клювиком. — Либо дерись со мной, либо пиздуй восвояси. И если я одержу верх, ты пойдёшь и научишь своего брата держать свою хлеборезку закрытой, когда он разговаривает со старшими по возрасту и по статусу.

Дохён, ещё более взвинченный тем, что Ёнджун не испугался и даже бровью не повёл, обернулся к Субину:

— Так и будешь стоять и смотреть на тот беспредел, который твой муж творит? Или ты даже прячешься за его спиной?! Никто не станет драться с омегой! Так боишься проиграть? Позволишь ему принять мой вызов вместо себя? Может, и вожаком тоже он будет вместо тебя, раз ты такая рохля?

Субин посуровел, и тени на его лице стали глубже.

— Следи за своими словами, Дохён, — негромко проговорил он. — Ёнджун мой полноправный партнёр, и если ты не в курсе, ему принадлежит половина Мёхянсан. Ты говоришь о своём господине, и тот факт, что ты имеешь право бросить вызов мне или ему, не значит, что тебе позволено хамить.

— А ему, значит, можно? — широким жестом Дохён указал на Ёнджуна. — Примерил на себя шапку господина и всё, да здравствует вседозволенность?..

— Говори со мной, — велел Ёнджун. — Раз уж мы дошли до разбора полётов, то я первым никогда никого не трогаю. И если бы твой брат не решил, что может язвить в мою сторону, я бы и не ответил. Это не вседозволенность, это значит, что я не стану терпеть всякое дерьмо в свою сторону. Субин, иди в дом.

— Не смей! Не смей уходить! — завопил Дохён, завидев, как Субин отряхнул рабочий фартук и снял его. — Не сме…

Ёнджун одним шагом подскочил к нему и встряхнул за шиворот.

— Смотри на меня, — с присвистом прошипел он, и его глаза полыхнули золотом. — И никогда не смей указывать моему мужу, что ему делать!..

Он выпихнул Дохёна через калитку на дорогу, и небольшая толпа, которая собралась позади него, сразу расступилась, образовывая небольшой полукруг. Ёнджун медленно обвёл всех вокруг ледяным взглядом, и его хищное, недружелюбное лицо не предвещало ничего хорошего.

— Будьте добры, оставьте нас наедине, — чётко проговорил он. Голос его был негромким, а слова вежливыми, но тон пробирал до костей, словно морозные иглы, так что становилось понятно, что это не просьба.

Нехотя, но с опаской, зрители разбрелись. Когда на улице никого не осталось, Дохён злорадно ухмыльнулся:

— Что, забоялся?

— Давай, — Ёнджун дёрнул в его сторону подбородком. — Нападай.

— Глупый омега, поединки проходят в волчьем облике, — рыкнул Дохён, срывая с себя верхний ханбок и тунику. На его месте тут же оказался большой волк; взглянув на него повнимательнее, Ёнджун узнал в нём того, на ком Сохён сидел. Верно, после того, как Субин встал в связку с Ёнджуном и прекратил партнёрство с Сохёном, тот пересел на своего брата. Это было ожидаемо, учитывая, что для наилучшей связки партнёры должны хорошо понимать друг друга — Ёнджуна только удивляло то, что кто-то настолько мелочный, как Сохён, был хорошим партнёром для охоты. 

Дохён вздыбил шерсть и зарычал, широко расставив лапы и оскалив зубы. Ёнджун потёр кулаки, разминая запястья, и проговорил:

— Нет. Я тебе и так наваляю. Обойдёшься без моих зубов, не хочу потом отплёвываться от послевкусия твоей шкуры.

Дохён сорвался с места. Между ними было не так уж много пространства, поэтому он пересёк разделяющее их расстояние одним прыжком, рассчитывая припугнуть омегу, и резко затормозил прямо перед лицом Ёнджуна, раскрывая пасть прямо у его горла.

Он не учёл того, что даже в человеческом облике Ёнджун оставался волком, и что позволять себя пугать он был не намерен.

С силой его кулак вонзился в чувствительный волчий нос, оказавшийся в преступных пределах досягаемости. Послышался влажный хруст, и изо пасти Дохёна вырвался не скулёж — вопль, разрывающийся от боли. Должно быть, у волка потемнело в глазах, потому что он отшатнулся и осел на землю, и не успел он собраться с духом, как Ёнджун снова настиг его и вцепился крепкими пальцами в пострадавший нос, засочившийся кровью, и прижал его к земле. От боли у Дохёна не было выбора, кроме как подчиниться, несмотря на то, что человеческий вес значительно уступал волчьему. Хвост его от ужасающий ощущений скрутился от судороги, а из пасти то и дело вырывался плач.

— Послушай-ка, борец за справедливость, — тихо пробормотал Ёнджун на ухо волку. — Я разогнал всех из жалости к тебе, чтобы твои соседи не видели, как ты валяешься в песке. Запомни это хорошенько, потом скажешь мне спасибо и поведаешь, что мы всё разрешили с тобой. Во-вторых, детка, не нужно было отпускать непрошеных комментариев насчёт моего брака, и тогда я не буду бить по больному — это и твоего брата касается. И напоследок, котик, я не думаю, что тебе стоит впрягаться за своего брата, или Субину — за меня. Мне до Сохёна нет никакого дела, кроме того, что он живёт в этом городе. Снимите свою анальную фиксацию с меня и больше не беспокойте по пустякам, и нам, и вам есть чем заняться, поинтереснее. Если, конечно, тебе не нравится быть избитым. Свободен.

— Дохён! — раздался звонкий голос Сохёна. — Чёрти тебя дери!

Запыхавшийся омега появился на повороте улицы, быстро перебирая ногами по утоптанному песку. Ёнджун отпустил Дохёна и поднялся на ноги:

— А вот и наш пострадавший от домогательств. Как тебе такое заступничество?

— Я клянусь, я его ничего не просил делать, наоборот, он мне пообещал, что не станет… выждал, пока я буду занят! — разъярённый и напуганный омега начал тормошить брата. — Дохён! Дохён! Что ты с ним сделал?..

— Да всего-то нос сломал, до свадьбы заживёт, — меланхолично отозвался Ёнджун. — Сохён, прости меня за то, что я тебе сказал. Это было неуместно и жестоко.

Сохён замер, круглыми глазами смотря на него и вцепившись пальцами в волчью шерсть.

— Я… ну, ты… — пробормотал он. — Зато ты меня в купальне выручил… эм…

— Но я не твой приятель, Сохён. Если будете с братом поступать так, — Ёнджун дёрнул подбородком на всё ещё скулящего от боли Дохёна. — Я буду кусать больно в ответ. Я надеюсь, вы меня услышали.

Не сказав ничего не прощание, он развернулся и зашёл обратно за ограду, закрыв калитку за собой и прихватывая с собой свою тряпку.

В доме его ждал Субин. Омега был более чем уверен, что альфа хотя бы подглядывал в окно, чем дело кончится, и Субин его встретил взволнованным повиливанием чёрного хвоста за спиной:

— Что ты ему сказал? — спросил он, подходя к Ёнджуну.

— Что если ещё раз так сделает, пиздану сильнее, — пожал тот плечами. Субин издал лёгкий смешок:

— Да не ему. Сохёну. Мне жутко интересно, что же там была за похабщина, что этот мальчик пришёл вызовами разбрасываться.

— Я сделал догадку, что я ему понравился, — проговорил Ёнджун.

— О как, — Субин дёрнул бровью. — И всё?..

— И что я его трахну, а ты будешь смотреть, — неохотно добавил омега. Субин потёр пальцами лоб.

— Ёнджун. Это правда грубо.

— Я знаю, — ответил тот. — Но сюсюкаться с теми, кто называет меня фифой городской и проезжается по чужому семейному статусу, я не буду тоже. Дохёну вообще не следовало совать свой нос в это. Видишь, что бывает, когда альфы рвутся грудью на амбразуру? Кому это было надо…

Субин помолчал, затем взял его за руку, прижимая обеими ладонями к своей груди. Его хвост немного опечаленно повис.

— Я не буду требовать, но попрошу, — проговорил он. — Пока мы с тобой супруги… не спи больше ни с кем. Не говори таких вещей. Мы же с тобой мужья.

— Спать нельзя, а целоваться можно? — Ёнджун издал хрипловатый смешок, свободной рукой отводя длинные пряди за ухо альфы. Тот посмотрел на него, насупившись.

— Я серьёзно…

— Хорошо, волчонок, не буду спать и целоваться ни с кем, кроме тебя, — Ёнджун ласково провёл ладонью по его шее. — Я и не собирался. Я же не говорил это всерьёз.

— В таких вещах я не знаю, когда ты шутишь, а когда говоришь всерьёз, — проворчал Субин. — Ты бы мог? Со мной… и ещё кем-то.

— Технически, мог бы, — ответил Ёнджун, отводя взгляд. — Опыт есть. Но я не фанат, если честно, потому что мне не нравится… распыляться. Я люблю контроль над ситуацией, а когда контролировать надо в два раза больше, у меня не получается расслабиться. К тому же, у меня нет никого, кто потенциально мог бы представить такое дополнение.

Субин поднял брови.

— Это неожиданно… подробный ответ, — признался он. — А как же Уён?

— При чём тут Уён? — Ёнджун непонимающе уставился на него, а затем ахнул и шлёпнул себя по лбу: — Боже! Не говори мне, что ты так и думал о моих чувствах к Уёну! Я же сказал тебе, что… ах, волчонок, какой ты дурачок, — он ущипнул Субина за щёку. — Уён не представляет для меня ни романтического, ни сексуального интереса.

Субин поджал губы.

— Правда?

— Правда. Я просто пять минут пофлиртовал с ним, на этом всё закончилось. Мы друзья. Мне нет резона тебе врать об этом, ты знаешь, я тебя не боюсь и не жалею.

— Ты сказал, что тебе меня жалко, — возразил Субин. Ёнджун усмехнулся:

— Потому и жалко тебя, что я безжалостный.

— Ты сам себе противоречишь.

— Нет, просто ты глупенький, — омега нажал пальцем на его нос. — Пойдём. Сходишь вместе со мной. Господин Ван наверняка уже ждёт.