Кингсли рассказал, когда они вошли в палату, о том, что Гермиона аппарировала в Сент-Мунго, находясь в бедственном положении, руководствуясь чистыми инстинктами. Для нее тут же была отведена отдельная палата, чтобы одна треть «Золотого трио», Министр и другие высокопоставленные чиновники могли разобраться в ситуации без шумихи и цирка в СМИ.
Из ее плача и бреда врачам удалось понять лишь то, что между Розой и Рональдом что-то произошло. Медики сразу же послали патронус в Министерство, как того требовал протокол в отношении любого оставшегося в живых члена Ордена и Героя войны.
Сразу по прибытию Кингсли врач с медсестрой попытались забрать у Грейнджер дочь, дабы осмотреть малышку. Они заметили на ребенке кровь и опасались худшего.
Это было ошибкой.
Когда врачи потянулись к девочке, Гермиона отреагировала инстинктивно. Она мгновенно вскинула щит и бросила парализатор, выбив медиков из палаты.
Кингсли не смог ни успокоить её, ни добиться от неё большей информации, но того, что он все же узнал, хватило для того, чтобы его кровь застыла в жилах. Именно тогда он вызвал Северуса.
Глядя сейчас на женщину, Снейп понимал, что легилименция была не единственной причиной, по которой его вызвали. Министр надеялся, что он сможет «обезвредить бомбу замедленного действия», прежде чем та причинит кому-то вред или сделает что-то, требующее ее ареста.
Было очевидно, что Грейнджер в отчаянии. Её трясло от сдерживаемого адреналина, и она чертовски крепко прижимала к себе маленькую девочку.
Гермиона была хрупкой и явно расстроенной ведьмой, одетой в пижаму. Но сейчас даже дурак не стал бы отрицать её свирепость и силу, заставляющую окружающих сделать от неё шаг назад.
Северус видел, что одной рукой она крепко сжимала свою палочку и удерживала на расстоянии от дочери медсестру, а другой крепко прижимала Розу к своей груди.
Медсестра, которая как он сначала предположил, разговаривала с Гермионой, как оказалось, пыталась успокоить ее.
На одежде Гермионы была кровь, в её глазах пылал огонь, лишающий её внутренней силы.
Роза была совсем малышкой. Она выглядела так, словно собиралась в конечном итоге пойти типажом в свою миниатюрную мать, а не в неуклюжего быка — своего отца. На самом деле, если бы не легкий рыжий оттенок ее кудрей и, конечно, ярко-голубые глаза, можно было бы предположить, что юная Роза Уизли — это Гермиона Грейнджер в миниатюре.
Гермиона тяжело дышала, в ее глазах стояли слезы. Она все еще сосредоточенно держала свою палочку нацеленной на медсестру.
Ему было ясно, что Грейнджер действует чисто инстинктивно, и позже осознание того, что она угрожала медсестре, пусть даже из лучших побуждений, добьет её.
Северус медленно подходил ближе, пока не оказался в поле ее зрения. Гермиона перевела палочку в его сторону, и это позволило медсестре отступить и выйти из палаты, с облегчением взглянув на него.
— Н-не надо, — огрызнулась она, притягивая Розу еще ближе к себе.
Он не принял ее предупреждение близко к сердцу и нисколько не обиделся на ее действия… Северус знал, что в них не было ничего личного.
Гермиона была матерью, защищающей своего ребенка. Львицей, охраняющей своего детеныша.
Северус был в восторге от этого, и крошечная его часть, давно погребенная под толстыми слоями окклюменции, ревновала.
Ревновала к чистой, неподдельной материнской любви. Ревновала к ярости, которую Гермиона излучала, защищая свою дочь. Северус задался вопросом: насколько по-другому сложилась бы его жизнь, если бы у него была такая мать, как Гермиона Грейнджер?
— Мисс Грейнджер…
Вместо того чтобы паниковать и бегать вокруг них подобно безголовому цыпленку, как это делали и авроры, и сотрудники Мунго, Снейп говорил ровно и четко.
Грейнджер посмотрела ему в глаза.
— Гермиона, не будешь ли ты так любезна опустить свою палочку?
Узнавание вспыхнуло в ее глазах, ее нижняя губа задрожала. Она опустила палочку, все еще прижимая Розу к себе.
— С-северус?
***
Гермиона была одной из тех немногих избранных, кому разрешалось называть его по имени. После войны она была первой, кто извинился перед ним, и действительно была в своих словах искренна.
На самом деле она обняла и поцеловала его в щеку.
— Я так рада, что Вы живы! И я так сожалею обо всем. Сэр, я всегда знала, что Вы хороший человек. Я всегда говорила остальным, что доверяю Вам, но никто не воспринимал меня всерьез…
Северус был так потрясен. Впервые со времен детства он ощутил тепло человеческого объятия. Впервые в жизни он получил искренние извинения. Вся ситуация была для него настолько нова, что, даже не задумываясь о своем поступке, он крепко обнял девушку в ответ. Отпустив его, Гермиона встала на цыпочки и поцеловала его в щеку. И опять же впервые за десятилетия его лицо покрылось румянцем.
— Теперь, когда война закончилась, сэр, и Вам не нужно соблюдать приличия… Я бы хотела, чтобы мы с Вами могли поддерживать связь и общаться, если, конечно, у Вас когда-нибудь возникнет такое желание. Я всегда восхищалась Вашим интеллектом, так что мне действительно очень хотелось бы с Вами общаться.
— Осмелюсь предположить, что это было бы приемлемо, мисс Грейнджер.
Она просияла, глядя на него.
— Гермиона, пожалуйста. Все мои друзья зовут меня Гермионой.
«Друзья. Она хотела быть его другом».
Не потому, что она чего-то от него хотела. Не потому, что пыталась убедить его присоединиться к ее делу. Потому что она доверяла ему. Гермиона считала его хорошим человеком и восхищалась его умом.
Северус не позволил слезам навернуться на глаза. Боясь не совладать со своим голосом, он просто коротко кивнул ей.
— Гермиона. Я буду ждать вашу сову.
Девушка снова одарила его ослепительной улыбкой, и Северус не мог не улыбнуться ей в ответ, пусть и слегка нерешительно.
В течение первого послевоенного года они часто общались и даже встречались, по крайней мере раз, а иногда два раза в неделю, обсуждая за чашкой чая научные исследования и последние публикации.
Северус был одним из первых, кому Гермиона рассказала о том, что беременна.
Это был «несчастный случай». Испорченная порция противозачаточного, которая привела к тому, что девушка отказалась от услуг аптек и стала заказывать зелья непосредственно у него.
Гермиона не хотела становиться матерью в столь юном возрасте, но также не могла смириться с мыслью о прерывании беременности.
Когда родилась Роза, счастливая девушка стала заботливой и любящей матерью.
Роза всегда была очень тихим ребенком. Она никогда по-настоящему не суетилась и не страдала коликами, она никогда не была склонна к истерикам. Хотя малышке не нравилось, когда её брали на руки посторонние люди, не являющиеся её семьёй.
Роза была первым ребенком, кроме Драко, которого Северус держал на руках. Но стоило признать, что по отношению к Драко это было принуждением. Мальчик уже с младенчества был избалованным и темпераментным, и с возрастом ничего не изменилось.
Однажды, когда они пили чай в маггловском кафе, взволнованная Гермиона сломала ручку своей сумки. Она передала ему Розу, чтобы он подержал малышку, пока она будет собирать рассыпанные по полу вещи.
Маленький ребенок безмятежно лежал у него на руках, рассматривая его голубыми глазами. Он приподнял бровь, заметив любопытный взгляд, который малышка бросила на него, и это вызвало у него улыбку. Тихо посмеиваясь, Северус приподнял другую бровь, и малышка захихикала, потянувшись и игриво пнув его ногами.
Он посадил Розу на одну руку и придерживал другой, подвижная малышка тут же положила ладошки ему на грудь и откинулась назад, чтобы посмотреть ему в лицо. Северус же, глядя на маленькую девочку, продолжал покачивать бровями и корчить смешные рожицы, заставляя ту громко смеяться над его выходками. Малышка обвила руками его шею, небрежно поцеловала его в щёку и, схватив его за волосы, уснула, уткнувшись в его плечо.
Сдержать слезы было гораздо труднее, чем тогда, когда ее мать поцеловала его в щеку. Северус же просто прижимал к себе невинную девочку, вдыхая ее запах молока и детской присыпки.
Гермиона, увидев его поведение, с улыбкой подняла бровь. Её мысли были кристально ясны, и Северус тихо, чтобы не разбудить ребенка, ответил на ее невысказанный вопрос.
— Все равно тебе никто не поверит, — она фыркнула, соглашаясь с ним.
С того дня каждый раз, когда они встречались за чаем, Гермиона находила предлог для того, чтобы передать Розу в его руки. И их общение всегда заканчивалось тем, что малышка хватала его за волосы и засыпала, уткнувшись лицом ему в шею.
— Она делает так только с тобой, понимаешь? — сказала ему однажды Гермиона.
— Что ты имеешь в виду?
— Она может смеяться и играть с другими людьми, если те будут играть с ней… Но это… — она указала на пухлую руку с пригоршней его волос и на то, как девочка прижималась к его шее.
—Это все для тебя… ты единственный человек, кроме нас с Роном, с которым Роза засыпает. И даже нас она так никогда не обнимает.
С трудом сдержав ухмылку, он просто ответил, что у девочки явно хороший вкус, чем заставил Гермиону фыркнуть от смеха и хлопнуть его по бедру.
Однако прошло совсем немного времени, и Роза оказалась в яслях. Гермионе не терпелось вернуться на работу. Рональд же, будучи заботливым отцом, поощрял ее в этом стремлении.
Гермиона рассказала Северусу за чаем, первым, что они выпили наедине с тех пор, как родилась Роза, о том, что Рональд уволился из Аврората и устроился на неполный рабочий день в ВВУ к своему брату. Рон хотел быть отцом, сидящим дома.
— Прошло всего пару лет, а ты уже зарабатываешь больше, чем я. Миона, ты хочешь работать, а я, на самом деле, нет, и это для нас идеальный вариант.
После ее выхода на работу они стали встречаться гораздо реже и только вдвоем. Северусу приходилось скрывать свое разочарование, так как он успел очень привязаться к малышке Розе.
Но если бы его спросили, то он бы яростно это отрицал.
В конце концов, их встречи за чашкой чая закончились, а они стали переписываться, гоняя сов туда-обратно через день.
Затем еженедельно. Затем ежемесячно. Потом то тут, то там изредка появлялась странная сова.
Гермиона усердно работала в Министерстве, а то свободное время, что у нее было, Рональд требовал проводить дома с ним и дочерью.
Она работала так много, что было справедливым проводить то немногое свободное время, что у нее было, со своей семьей. Кроме того, Рону не нравилось, что она виделась с Северусом. И, мягко говоря, злило то, что она брала с собой Розу.
В их браке наступил трудный период, Северус знал это. Грейнджер и Уизли вместе свели обстоятельства, вихрь почти смертельных переживаний и стресса. Их отношения строились на дружбе, которая местами имела очень прочный фундамент.
Все сводилось к тому, что они просто были несовместимы, но оба пытались сохранить семью ради Розы.
Северус знал, что в том, что Гермиона выпала из его жизни, не было ничего личного. У нее была растущая в гору карьера, семья и неудачный брак. На его же плечах лежал груз двадцати лет тяжелой работы. Он наслаждался и отставкой, и одиночеством.
И все же Северус остро ощущал потерю их общения.
Прошел год или чуть больше с тех пор, как он видел Гермиону в последний раз.
***
— Это я. Вы обе в безопасности.
Северус видел, как она, наконец, сбросила свою защиту. Ее плечи поникли, палочка со стуком упала на пол. Гермиона сделала большой глоток воздуха и обняла Розу освободившейся рукой, зарывшись лицом в волосы девочки. Ее тело сотрясалось от тихих рыданий.
Подняв палочку, он сделал еще один шаг в их сторону.
— Могу я присесть рядом с вами? — спросил он и подождал, пока Гермиона утвердительно кивнет.
Она все еще дрожала и крепко держалась за Розу.
Его собственный гнев бурлил, кипел где-то внизу живота. Северусу потребовалась вся сила доступной ему окклюменции, чтобы сдержать его.
Он слышал, как Гермиона глубоко дышит и пытается успокоиться.
Кингсли стоял в дверном проеме вместе с врачом и они оба сверлили его взглядами, пока он медленно садился.
— Кингсли вызвал меня… легилименция… — пояснил причину своего присутствия Северус. Она молча кивнула, не глядя на него.
— Но сначала, вы… кто-то из вас ранен?
Гермиона напряглась, но не ответила. Она лишь прижала Розу ближе к себе, да так, что девочка захныкала в объятиях матери. Его же взгляд снова метнулся к крови, покрывавшей Гермиону.
Желудок Северуса сжался, и он снова посмотрел на фигуры, застывшие в дверях.
— Кровь…
— Это не мое, — ответила она, но он все равно был обеспокоен.
— Гермиона, не могла бы ты позволить врачу провести диагностику вас двоих, пожалуйста?
— Ты останешься? — прошептала она, и Северус возненавидел надломленный тон ее голоса.
— Даже дикие фестралы не смогут сдвинуть меня с этого места, — ответил он и осторожно, на случай, если Гермиона отреагирует резко, положил ладонь ей на спину.
Она действительно отреагировала, но, к счастью, наклонившись к нему и позволив обнять себя за талию.
Роза все еще держалась за мать, сидя на ее коленях и обхватив её руками и ногами. Сердце Северуса разбилось в тот момент, когда он заметил, что один заплаканный голубой глаз украдкой взглянул на него сквозь завесу вьющихся волос.