Равноценный обмен — справедливая сделка

Богатые мужчины любят поговорить. Факт из новой жизни Гермионы в этом очень старом мире. Она уже хорошо разучила свою роль: улыбаться, но не слишком широко, смеяться, но не слишком громко, и непременно издавать заинтересованные звуки — хмыкать и вздыхать. Чем она и занималась последний год без всяких репетиций — когда она слушает разговоры богатых мужчин, все выступления проходят вживую.

Сегодняшний вечер не исключение — она опытная и подготовленная. Коллега Малфоя Томас Как-Его-Там сидит на диване слишком близко к ней. От него разит алкоголем, и он говорит так громко, будто хочет, чтобы его услышали другие гости. Томас продолжает рассказывать, что правила перепродажи старинных артефактов стали жестче, чем раньше, когда можно было просто зайти в «Горбин и Бэркес». Но Гермиона уже и так знает об этом и даже сама консультировалась по данному вопросу. Она помогала с «дерьмовой бюрократией», и тем не менее она сочувственно хмыкает в нужных местах.

Богатые мужчины любят поговорить, а Гермиона? Ей платят за то, чтобы она слушала.

Это справедливая сделка, как сказал бы ее муж. Только что Томас организовал для нее встречу со стаей оборотней во Франции, известной своим настороженным отношением к чужакам, и теперь чуткая трофейная жена Драко Малфоя должна уделить ему внимание.

Она притворяется, что не замечает, как Томас пялится на ее декольте. Девичья рассеянность — тоже часть представления. Ее платье специально настолько обтягивающее — на публичных мероприятиях и на частных вечеринках в их доме Гермиона должна носить все, что захочет Малфой. Она должна держать его за руку, целовать, позволять прикасаться к ней, как ему заблагорассудится. Она должна называть его Драко и дорогой и быть милой, чтобы его гости чувствовали себя уютно. Хозяйка, хранительница домашнего очага, жена Драко Малфоя.

И она согласилась на это, когда подписывала брачный контракт. Прямо по пунктирной линии: Я, Гермиона Грейнджер, согласна всю жизнь строить из себя дурочку в обмен на неограниченное финансирование и ресурсы для моей чрезвычайно важной и недооцененной некоммерческой организации по защите прав магических существ.

— Такая хорошенькая юная особа, как ты, разбирается во всем этом юридическом жаргоне? — Томас похлопывает ее по колену. — Я слышал, что ты самая умная ведьма нашего поколения, но теперь я убедился в этом лично.

Ее следующий шаг — не проклясть его, а отшутиться:

— О, я никогда не знаю, что делать, когда меня так называют! — Раньше Гермиона лишь недолюбливала Томаса. Теперь она его ненавидит.

— Знаешь, я бы с удовольствием прогулялся по садам поместья, — подмигивает он, и Гермиона знает, о чем он просит, о чем просили многие мужчины до него. Ей почти жаль их — узы верности, закрепленные в брачном контракте, предотвращают любой флирт и затуманивают даже безобидный лукавый взгляд.

Деликатный отказ готов сорваться с языка, но, как только она открывает рот, к ней подходит Малфой. Он поднимает ее на ноги — Гермиона шатается на высоких каблуках — и извиняется:

— Думаю, моей жене пора спать.

Гермиона с облегчением вздыхает, чувствуя его теплую руку на пояснице. Она жалеет, что не может проглотить воздух обратно, потому что теперь Драко осматривает ее лицо в поисках признаков недомогания. Ты мне не нужен! Ей хочется кричать. Я прекрасно справлялась сама.

Томас встает и, надувшись, как ребенок, у которого забрали любимую игрушку, говорит:

— Но мы с мисс Грейнджер так хорошо беседовали!

Мисс Грейнджер. Гермиону уже год не называли мисс Грейнджер. Ее девичья фамилия, фамилия отца — маглорожденное имя, вписанное в историю Магической Великобритании. Произнесенное дураком, от которого она страдала весь вечер. Мисс Грейнджер не сидела бы здесь, как Гермиона, и не надела бы такое платье или…

Малфой обнимает ее за талию, широкой ладонью накрывая живот — дорогая, весь мир уже знает, что я женат, — и кивает в сторону спальни, окидывая взглядом всех собравшихся на ужине:

— Миссис Малфой сейчас отправится в постель. Она благодарит вас за то, что вы пришли сегодня вечером.

***

— Тебе обязательно было говорить всему чертовому залу, что ведешь меня в постель? — выдыхает Гермиона, извиваясь под ним.

В отличие от Малфоя, все еще разодетого в пух и прах, она полностью обнажена. Его вид делает нечто отвратительное с ее сердцевиной — она становится невероятно мокрой. Почему ее настолько возбуждает вид ужасного мужа в модной рубашке и сшитых на заказ брюках?

Когда Малфой обхватывает ее груди ладонями, холодный металл его обручального кольца прижимается к коже.

— Не обязательно, — бормочет он, покрывая поцелуями ее ключицы, — я просто захотел.

— Ты всегда делаешь то, что хочешь, — шипит она. Малфой посасывает сосок, нежно его прикусывая, и Гермиона выгибает спину, подавляя стон. Жалкая, думает она и комкает простыни в кулаке, чтобы не зарыться ему в волосы. — Ты обращаешься со мной как с ребенком.

— Я думал, тебе нравится, — он проводит пальцем по половым губам и чувствует влагу. — О милая, тебе действительно нравится.

— Нет!

Малфой погружает в нее один палец, недостаточно, недостаточно, недостаточно!

— Я не… не надо, — задыхается она, удовольствие прокатывается по позвоночнику. — Ты меня инфантилизируешь* и… это неправильно. Ты не должен так обращаться со взрослой женщиной!

— Ты уверена? — он целует ее в лоб и добавляет второй палец, прижимая тыльную сторону ладони к клитору.

— Я, — выдыхает Гермиона, — я ненавижу это!

От грязных, хлюпающих звуков ее щеки горят.

— Милая, твоя киска говорит мне обратное.

Малфой сгибает пальцы и находит точку G. Гермиона не может удержаться и трется бедрами о его руку, не обращая внимания на жжение между ног. Он целует обе щеки и кончик носа. Нежно. Она становится такой податливой, что опускается на кровать, не отрывая от него щенячьего взгляда.

— Папочка любит тебя такой, — говорит он мягким шепотом, проникая пальцами глубже и встречаясь ладонью с ее бедрами. Тело начинает покалывать, унижение сменяется удовольствием. — Такая хорошая жена, такая красивая, такая умная.

Хорошенькая жена Малфоя, прикидывающаяся дурочкой.

(Почему Гермионе это нравится?)

Она запрокидывает голову и затихает, когда кончает. Тело напряжено, а перед глазами все белое.

— Вот так, милая, хорошая девочка, кончи на мои пальцы, — Малфой шепчет слова, которые лишь усиливают ее оргазм. — Папочке нравится, когда ты пачкаешь простыни. Не волнуйся, позволь папочке позаботиться о тебе.

Когда она открывает глаза, то видит, как Малфой приставляет член ко входу и толкается внутрь.

— Блядь, — стонет он, — ни одна киска не была так хороша, как эта.

Перевоплощение нежного любовника в грубого мужа должно было разозлить ее, но она лишь сильнее обхватывает член, обвивая Малфоя ногами за талию. Кто она — девушка или игрушка? Разве не о ней говорят, как о самой яркой ведьме ее возраста? Гермиона уже не знает. Возможно, она все и сразу, а может, вообще никто? Ей все равно. Она может сосредоточиться только на ощущении ткани его брюк на своей коже, пока он трахает ее.

Малфой закидывает ее ноги себе на плечи, член толкается в чувствительное место, о котором она даже не подозревала.

— Правда приятно, милая? — Он целует ее правую икру, ладонями обхватывая лодыжки.

Она качает головой:

— Нет. — Да.

Он грубо вбивается в нее, и Гермиона хнычет, издавая пронзительный, мерзкий звук. Ее груди болезненно подпрыгивают, столь вовремя напоминая о том, что она взрослая. Она почти рада этому, но Малфой усмехается, глядя на ее руки, сжимающие полушария.

— Маленькие обманщицы не получают член, — начинает он отстраняться.

— Подожди, подожди, — выдыхает Гермиона. Он все еще наполовину в ней, ее киска сжимается вокруг члена — нуждается в нем целиком.

— Мне… — начинает она, но замолкает.

Малфой смотрит на нее с каменным лицом. Спокойный и невозмутимый. Как будто ему не нужно кончить — не так, как ей.

— Тебе… — подбадривает он ее, кивая. Снисходительный засранец.

— Приятно, — шепчет Гермиона.

— Я не слышу тебя, любимая.

— Приятно, — повторяет она, слово едва можно разобрать.

— Что ж, тогда никакого члена, — он полностью выходит из нее, оставляя влагалище опустошенным.

Гермиона забирается к нему на колени, опьяненная членом и такая, такая нуждающаяся.

— Приятно, чертовски приятно, — хнычет Гермиона, обхватывая руками его шею и сводя липкие бедра.

— Пожалуйста, пожалуйста, трахни меня. Мне это так нужно.

Член упирается ей в живот — скользкий и толстый, — и он должен быть внутри нее.

Малфой усмехается, поглаживая ее кудри.

— Хорошо, — говорит он и целомудренно целует ее в губы. — Каким бы папочкой я был, если бы не наполнил мою малышку спермой? А теперь встань на колени и подними для меня свою милую попку.

Он входит в нее под новым углом — прекрасно, лучше, чем лежа на спине. Она знала, что будет прекрасно — всегда так. И отдается ощущениям, чувствуя наполненность и то, как его руки стискивают бедра, пока ее лицо вдавливается в кровать. Гермиона Грейнджер? Кто это? Она — бесхребетная жена Драко Малфоя, позволяющая крутить ею, как ему вздумается. Ужасно, мучительно, восхитительно, блаженно.

Гермиона стонет, подмахивая бедрами, когда головка члена упирается в точку G.

— Как хорошо, малышка, что ты разрешила мне трахнуть тебя вот так, стоя на коленях. Твоя киска такая мокрая для папочкиного члена.

Она словно лошадь, пытающаяся встать на дыбы, — ноги дрожат, касаясь его брюк. Малфой полностью прижимает ее к кровати, вколачиваясь в нее. Теперь она — животное, которое трахают. Она хнычет и скулит, ей едва хватает воздуха, чтобы сделать вдох. Гермиона кончает, голос застревает где-то в горле. Ошеломленная, она лежит на животе перед мужем, своим хозяином, который заставляет ее кончать. Стенки трепещут вокруг члена, и Малфой следует за ней.

— Блядь, блядь, блядь, — бормочет он, изливаясь в нее. Никаких противозачаточных заклинаний — они пытаются зачать ребенка до конца лета.

Обессиленный и потный, Малфой падает на кровать. Гермиона отворачивается, когда он начинает расстегивать рубашку. Мысли в ее голове такие же спутанные, как и копна кудрей.

От стыда после оргазма у нее перехватывает дыхание, и она остается неподвижно лежать на кровати. Роль маленькой девочки, жены Малфоя, возбуждает Гермиону, хоть и не должна. Это неправильно и унизительно — ее публичная инфантилизация должна быть отталкивающей, а не делать ее такой мокрой и вызывать у нее желание.

Единственное, в чем Гермиона находит утешение, — она никогда не называла его «папочкой».

Она сворачивается калачиком, чувствуя, как в глазах скапливаются слезы.

— Гермиона? — тихо спрашивает Малфой, касаясь ее плеча.

— Что?

— Ты в порядке?

— Да.

Он гладит ее по руке. Гермиона ненавидит его прикосновения — они ее успокаивают.

— Ты же знаешь, что я не осуждаю тебя? Каждый раз, когда мы делаем это, я не думаю о тебе хуже.

— Мхм, — она кивает, слезы капают на подушку.

Малфой больше ничего не говорит, как и Гермиона. Мысленно она составляет список дел на завтра. Рассмотреть новую поправку в закон о домашних эльфах. Подписать приглашения на некоммерческий прием, который Малфой организует для нее. Поговорить с Томасом о встрече со стаей оборотней во Франции.

Что ж, мрачно думает она, равноценный обмен — справедливая сделка.