Гермиону разбудил громкий крик, на автопилоте она встала с кровати и, спотыкаясь, прошла к двери спальни. Она с закрытыми глазами пересекла холл и, войдя в детскую, подняла своего плачущего сына Александра на руки.
Взяв сына в руки, Гермиона поняла, что это не был крик голода, ее темноглазый ребенок кричал от боли. Малыш махал своими маленькими сжатыми кулачками, пока она ощупывала его животик — тот все еще был жестким от скопившихся газов. Александр уже больше недели страдал от колик, и, казалось, ничто не приносило ему утешения. Гермиона едва ли знала, какой сегодня день.
Она устало вздохнула и начала ходить по комнате, укачивая мальчика и рисуя ладоням мягкие круги на его спине. Обернувшись, она заметила своего мужа, входящего в комнату, на его усталом лице было написано беспокойство.
— Прости, что он разбудил тебя, — извинилась она.
— Колики? — спросил Северус, отмахнувшись от ее извинений и переведя взгляд с нее на их сына.
— М-м-м. Знахарка говорит, что это пройдет, — она кивнула, подняв Александра солдатиком и вызывая у него отрыжку, которая на мгновение прекратила его вопли.
— Чем я могу помочь? — он окинул их обоих беспомощным взглядом.
— Разработать зелье от колик, безопасное для детей младше двух лет, — задумчиво ответила Гермиона, чувствуя себя такой беспомощной.
— Если бы я только мог, но ингредиенты могут плохо… — его брови нахмурились.
—… повлиять на его рост. Я знаю, — закончила она.
Северус пересек комнату. Провел ладонью по спине их ребенка, в то время как другая его рука скользила по ее руке. На его лице читалось явное сочувствие.
— Сколько ты спала?
— Я уложила его, — она взглянула на часы, — сорок минут назад.
Северус поморщился, обхватил руками их четырехмесячного сына и нежно забрал его из материнских объятий.
— Я уложу его, возвращайся в постель.
— Но…— Гермиона начала протестовать. Северус проработал весь день, пришел домой, приготовил ужин и каким-то образом умудрился не заснуть, достаточно долго нянча Александра, чтобы она смогла принять душ.
Он строго посмотрел на нее, одним взглядом оборвав любые ее возражения.
— Если он проголодается, я тебя разбужу. Пожалуйста, ради меня, возвращайся в постель, — Северус прижал Александра к своему обнаженному плечу и положил руку ему на затылок. Его лицо смягчилось, а голос звучал умоляюще.
— Спасибо тебе, — выдохнула Гермиона. Поцеловав мужа в щеку, она вернулась в их постель и уснула, как только ее голова коснулась подушки.
Ее разбудил солнечный свет, пробивающийся сквозь занавески. Гермиона перевернулась, посмотрела на часы и поняла, что проспала почти шесть часов. Она не спала так много с тех пор, как родился Александр.
Нутро наполнилось тревогой от окружающей тишины. Она не слышала ни Александра, ни Северуса, вместо этого ее уши наполнились жужжанием. Откинув одеяло, она пошла на поиски своих мужа и ребенка.
Гермиона нашла их в гостиной. Северус расхаживал взад-вперед, перед ним в воздухе плавала книга. Александр расслабленно лежал на отцовских руках. Заметив ее, Северус взмахнул палочкой, и жужжание прекратилось. Внезапно она поняла: муж использовал Муффилато, чтобы гарантировать то, что Александр не разбудит ее своим плачем. Взглянув на сына, Гермиона подавила вызванное вниманием мужа желание заплакать.
Она проглотила комок в горле, с обожанием глядя на Северуса.
— Спасибо, что дал мне поспать, — прошептала Гермиона, проводя пальцами по тонким черным детским волосикам.
— Позволь мне уложить его, и я приготовлю тебе завтрак, — сказал Северус, целуя ее в макушку.
После того, как он уложил Александра в колыбельку, стоящую рядом с диваном, Гермиона запротестовала.
— Ты не должен. Теперь, когда я встала, ты должен идти спать.
Северус легонько сжал ее плечи руками, не сводя с нее взгляда, проговорил:
— Если пока я буду в туалете, ты возьмешь в руки хоть одну сковородку — я на тебя рассержусь. Позволь мне приготовить тебе завтрак.
Не желая с ним спорить, Гермиона пообещала не ходить на кухню. Она села рядом с колыбелью и стала ее качать, с нежностью наблюдая за спящим Александром.
Прежде чем она осознала, Северус уже позвал ее присоединиться к нему. Впервые за целую вечность они вместе сидели за столом и ели.
— Орхидеус, — пробормотал Северус, взмахом палочки вызывая букет пионов и протягивая его ей.
— С Днем матери, Гермиона. Это от меня и Александра.
День матери?!
Взяв цветы в руки, Гермиона моргнула и забормотала считая дни.
— Уже День матери?
— Так и есть. В твой первый День матери я хочу, чтобы ты отдохнула. После завтрака сходи в библиотеку и почитай, потом прими длительную ванну. Я не хочу, чтобы сегодня ты делала хоть что-то по дому или беспокоилась об Александре, — Северус улыбнулся, беря ее ладони в свои руки и целуя их.
— Но у него колики, он капризничает, а ты не спал с ним всю ночь, — смущенно сказала она, ставя цветы в вазу.
Северус покачал головой.
— На этой неделе ты провела с ним все ночи. Сегодня о нем буду заботиться я. Помни, мы партнеры.
— Я не покорм…
Северус остановил ее, прежде чем она смогла закончить свой протест о том, что для Александра она единственный источник пищи.
— Если наш сын проголодается, я принесу его к тебе, и ты покормишь его грудью. В остальном ты и пальцем не пошевелишь.
Гермиона не знала, что ответить. Она считала неправильным то, что Северус взял на себя весь быт и уход за Александром, особенно, когда тот плохо себя чувствует.
Должно быть, ее сомнения были написаны на ее лице, поэтому Северус крепко сжал ее ладонь.
— Побалуй меня, Гермиона. Не чувствуй себя виноватой, словно ты бросаешь сына — это не так. Отдохни сегодня, а завтра мы можем вернуться к совместному уходу за нашей миниатюрной мандрагорой.
Как только он договорил, из соседней комнаты раздался вопль, словно в подтверждение слов Северуса.
Против своего желания Гермиона рассмеялась над сравнением их сына и мандрагоры.
— Только потому, что сегодня День матери.
Примечание
В оригинале Северус дарит Гермионе гвоздики... но поскольку в нашей культуре они больше ассоциируются с трауром, я заменила их на прекрасные (бордовые) пионы💫 ну да, ну да... я люблю бордовые пионы и что вы мне сделаете?🤓