— Ты ж мой хороший, — до удивления ласково протягивает Калеб.

— Хей!

— Как же я скучал.

— Оближи еще.

Калеб медленно гладит рукой кожаное сидение любимого мотоцикла. Он даже больше не обращает внимания на Кавински, обсасывает свой транспорт, осматривает со всех сторон так, будто видит в первый раз. Кавински, в прочем, даже не может злиться на самом деле, заражаясь этой искренней радостью возвращения своей любимой вещи. Он узнает в этом себя. Ведь он точно так же заботится и о своих машинах, перекрашивает, тюнингует, моет. Меняет номера, чтобы чаще кататься на одной и той же, вместо того, чтобы менять ее как игрушку. И все-таки это забавно: если Винс относится к своим тачкам как к вещам, что требуют надлежащего ухода и только, у Калеба это, похоже, что-то на уровне интима, ибо не понятно, как иначе объяснить такое поведение. Был какой-то блеск в его глазах, что так редко удавалось подцепить. Мотоцикл для Калеба был так же важен, как для Винса искать пути обхода закона.

«Чуть ли не дрочит не него», — бесстыдно пронеслось в голове Винса.

Этот вечер холоднее всех предыдущих вечеров. Звезда только ушла в закат, но тепло уже покинуло землю, заставив прохожих теплее укутаться, зарыться носом в мягкие шарфы. Лишь одинокие секретарь и автомеханик не торопились менять свою одежку на более теплые варианты. Комбинезон с утеплением существовал и выдавался, но у Калеба годами выработанная закалка. Теплая одежда шилась, но Кавински никогда не пугал физический холод. Осень подобралась незаметно, а ее конец наступил так резко, что никто из них не успел этого заметить. Ничего не менялось, кроме температуры и длины дня и ночи. Стало холоднее и только, дождей можно не ждать еще целых пол года, зато вполне можно насладиться сосульками на носу.

От нечего делать, Кавински осматривается вокруг: он не понаслышке знает это место — автоинспекция. Место, что он избегает в любые другие дни, кроме этого. Не то чтобы он решил изменить своим привычкам, просто Калеб даже не намекал, он прямо отдал приказ подвезти его сюда.

Людей стало в разы меньше, и не понятно — от холода все попрятались или от неспокойных настроений в городе. Только ряд проезжающих мимо машин напоминал, что город все еще жив.

Кавински выдыхает, наблюдая как пар медленно растворяется в воздухе. От одного этого зрелища бросало в дрожь, будто тело начинает догадываться, что температура неприятно низкая.

Атмосфера в городе действительно стала напряженнее. Куча полицейских патрулей затрудняли передвижение ночью, днем же полицейские выборочно проверяли документы у прохожих. Не было ясно кого они ловят. Кавински не был свидетелем ни одного задержания, потому был уверен, весь этот цирк нужен был лишь для того, чтобы люди боялись. Но Кавински стоит тут, в центре города, ничего не боясь, будто вся эта суета никогда его не касалась и не коснется. Калеб стоит рядом, прекрасно понимая, что вся эта суета пройдет мимо него, будто он был счастливым обладателем брони главного героя.

Винс возвращает взгляд на своего главного героя, который уже перестал ходить вокруг и оседлал фиолетовый велосипед с моторчиком. Лыбится, поглаживает ручки газа и тормоза, все никак не может оттянуть свой взгляд даже на миллиметр. Но Кавински пытается переплюнуть шедевральность металлолома, окликнув Калеба, получая, правда, не улыбку, а хмурый непонятливый взгляд. Незаслуженно, все-таки именно Винс поработал водителем и подвез секретаря, у которого точно были часы на личного шофера.

В мысленном списке дел появился пунктик «дать Калебу подзатыльник», который никогда не будет исполнен, но само наличие подобного в списке дел поднимало настроение.

— Теперь твоя задница перестанет занимать место в моей машине? — подшучивает Кавински.

Теперь Калеб действительно сменил свой центр внимания, прокручивая в голове услышанное. Это было странно, Кавински столько раз катал его, что Калеб элементарно привык к этому. Да, каждый раз он оплакивал свою неспособность передвигаться самостоятельно, но, правда? Кататься с Винсом было…

Калеб машет головой.

— Радуйся, смертный, что вышел из этой сделки живым.

Винс коротко смеется.

— Это даже близко не было сделкой, я, скорее, был бесплатным водилой, не получая взамен хотя бы часть от того, что только что получил твой мотик.

Наступает неловкое молчание. В который раз, замечает Калеб. Старое доброе комфортное молчание стало чем-то странным. Тягучим как слизь, тяжелым как рухнувший потолок и таким же внезапным и ошеломляющим.

Причины не удалось установить обеим сторонам, что вызывало лишь тоскливый вздох.

— Ты на собрание? — Винс пинает камень под ногой. Он не чувствовал той же неловкости, что и секретарь, просто сумел поймать атмосферу и повести себя подобающе.

— Куда еще мне идти? — риторический вопрос.

Винс хотел бы предположить вслух. К нему домой, например, или, как обычно, пошляться на улице. Но теперь Калебу будто медом намазано за другим куполом и это при том, что когда бы он не заявился, Кейт вечно была слишком занята, чтобы прожигать время за разговорами. Кавински вполне мог понять, почему он сам продолжал туда наведываться: ему платили за доставки, он сам был не прочь примкнуть и услышать секретики о правительстве, но Калебу попросту было все равно на это. Он наслаждался лекциями сестренки, внимательно слушал, но кажется, что самым важным выводом в его голове оставалось лишь «моя сестра самая умная во всей вселенной». О, Свет, он ведет себя как настоящий сталкер.

— Ты же со мной, да? — на всякий случай уточняет секретарь, вырывая Винса из размышлений.

Он утвердительно кивает и нагло присаживается позади секретаря, оставляя свою машину пылиться на парковке.

За другим куполом народу прибавилось, непонятно, как и откуда они узнают об этом месте, но Кавински даже чувствует некую гордость, что у его друга появляется такая мощь в виде людей. Теперь это и обычные граждане Альт-сити, - та самая серая масса, которые, по-хорошему, даже жаловаться не будут, пока им хоть что-то платят, обычные работяги с заводов и офисов. У телепортера даже появилась очередь и ее работа была умело налажена.

— Кейт, — Кавински почти видит, как Калеб машет своим щенячим хвостиком, когда его сестренка отвлекается от разговора с деревенским мужчиной и обращает все свое внимание на брата.

Ее глаза также удивленно расширенны, хотя Калеб приходит к ней всю неделю, и она даже не пытается скрыть улыбки, когда обнимается со своим братом, хотя тот все еще улыбается очень скромно и мельком, несмотря на огромную радость встречи.

— Калеб! — она немного отдаляется, но все еще держит Калеба за руки, — хорошо, что ты пришел, но немного рановато, - она смотрит по сторонам и, когда замечает рядом Кавински, почти также тепло приветствует его, а потом возвращается к диалогу, — Дейви немного опоздает, поэтому собрание перенесется, но мы решили потратить это время на рисование плакатов, Леонель принес цветные карандаши, поэтому, может, присоединишься?

Это было не совсем по плану Калеба и было видно как он немного огорчается перенесенной лекции. Винс даже удивляется этому, ведь отмена лекции значит, что его сестра не занята и появился отличный шанс повести с ней время. Калеб задерживается с ответом, но потом взглянув на воодушевленное лицо сестры, соглашается и они все вместе топают в другую комнату, где Леонель уже раздал каждому все необходимое. Куча взрослых бездомных сидело за большим столом и рисовало карандашиками агитационные плакатики, ну смехота!

Кейт прощается и уходит, Кавински хотел уже пошутить что-то не особо приятное о собравшемся кружке по интересам, но Калеб прошел вперед, прервав генерацию шутки в голове Кавински, легонько задев того плечом, взял лист бумаги, простой карандаш, и уселся за компьютерный стол поодаль ото всех в углу, явно намереваясь работать.

Кавински стоит, чувствуя себя брошенным. У него самого должен был быть разговор с Дейвом и раз его нет, Винс должен был просто уйти и вернуться позже. Но не может, будто физически привязан к этой комнате. Заниматься маранием бумаги он тоже не хочет, рисование он не взлюбил еще с того момента как узнал, что сам он слишком глуп, чтобы создавать что-то такое прекрасное своими руками. Садиться за общий стол и нихрена не делать тоже не хочется, а других поверхностей для сидения нет, потому Кавински оперся о стену и стал тупо ждать. Можно было конечно попытаться найти Радана, но тот наверняка занят своей подружкой и даже если его прервать и отвести в сторонку, чтобы поболтать, он просто будет говорить о ней до самой своей смерти.

А можно было просто подойти к Калебу и посмотреть, что он так старательно чиркает, но разве Кавински сегодня недостаточно перенял на себя роль собачки? Не хватало еще ему у ноги Калеба сидеть.

Такая отстраненность позволила мыслям Кавински разгуляться на полную. Захотелось подумать, тем более, время и место были подходящими. Что-то определенно изменилось в нем, в Кавински, он чувствовал это своей кожой. Что-то бурлило, закипая, в области поджелудочной, но это не было злостью. Злость он знал наизусть: жгучий выброс адреналина, но это было не то, совсем не то. Кавински не на что было злиться.

Винс исподлобья глянул на спину увлеченно рисующего Калеба и почувствовал это вдвойне сильнее. Снова, то, что не давало ему покоя уже сколько недель подряд, оно было здесь сейчас, забирало все его внимание, заставляло принять более серьезный вид, заставляло его остановиться и анализировать. Он не может описать это чувство одним словом, Винс не знает как это называется и имеет ли оно вообще хоть какое-нибудь название, но оно все еще щекотало его изнутри. Щекотка подталкивала его к действиям. Подойти, посмотреть, что рисует Калеб, узнать, о чем он думает, увидеть поближе как тот творит. Кавински смотрит на остальных участников художественного кружка и это чувство больше не отдавалось ему в горло, притупилось, осталось на месте, не желало выплеснуться и сбежать от него. Смотря на других таких же заинтересованных людей он не чувствовал ровным счетом ничего.

Кавински закусывает губу. Должно быть, Калеб аномальный или радиоактивный.

В какой-то момент Кейт возвращается, оценивающим взглядом пробегается по фигуре Кавински у двери, а потом подходит к каждому человеку, чтобы посмотреть на результаты, похвалить и поблагодарить за работу. Многие повставали со своих мест и ушли из комнаты, видимо, закончив со своей работой, но некоторые остались рисовать до последнего. В последнюю очередь Кейт подходит к Калебу. Издалека Кавински не может услышать, что она ему шепчет, но он может ясно увидеть как ласково она гладит его по голове и чему-то хихикает, не заостряя внимания, как тот дернулся от неожиданности. Калеб ее несильно пихает в бок, но она лишь самоуверенно улыбается и целует Калеба в макушку, прежде чем позволила себя прогнать. Чувство, что поглотило Кавински при взгляде на развернувшуюся сценку, он знал лучше всех. Зависть.

Ноги Кавински сами несли его тушу ближе к Калебу. Должно быть, Кавински завидовал, что никто не гладит его по голове? Конечно, ведь у него никогда не было родственников, очевидно, что он завидует сестринско-братским отношениям. Он даже не успел додумать эту мысль, как заметил, что его рука уже на голове Калеба, а тот и глазом не моргнул - ожидал, зараза!

— Чего тебе? — Калеб не отвлекается от рисования и Кавински становится любопытно, что мог нарисовать злой и страшный главный секретарь инспектора.

— Кейт отдала мне часть своей работы и теперь я главный критик ваших плакатиков. Пришел все и вся обосрать и лишить вас премий.

Кавински подходит поближе, становясь рядом, чтобы увидеть рисунок. В немом шоке он даже убрал руку с макушки Калеба, чтобы как можно быстрее схватить лист со стола. Уверенные ровные линии, яркий энергичный покрас и такой живой взгляд. Оранжевые очки, его подвеска, синяк на щеке. Ну точно он, Калеб точно нарисовал его гребанный портрет всего за час (или сколько он там стоял у стены?).

— Вы, молодой человек, кажется избегаете своих обязанностей, — с усмешкой произносит Кавински, так и не сумев оторвать взгляда от рисунка.

— Да не буду я плакатики рисовать! Я сюда вообще для другого пришел! — выпаливает Калеб, но потом добавляет куда тише, протягивая руку, — верни, я докрашу.

Кавински как от сердца отрывает этот рисунок и возвращает его в руки владельцу. Они пересекаются взглядами и только сейчас Кавински мог заметить как потемнело лицо Калеба, но он упорно делает вид, будто нет ничего такого в том, чтобы рисовать портрет своего друга.

А может Кавински это придумал и тут действительно ничего такого нет... Может Калеб покраснел только из-за того, что его уже второй раз спалили за невыполнением работы.

Калеб, в прочем, действительно продолжает красить, быстро и четко водя цветными карандашами, меняя оттенки. Кавински, даже не пытаясь найти поблизости другой стул, усаживается своей задницей прямо на стол.

— А ты давно в художники заделался?

— От скуки рисовал себе в офисе, даже сам не заметил, как навыки подросли, — Калеб продолжает чиркать и отсюда Кавински замечает, что ребро его ладони теперь такое же разноцветное, как и рисунок, — скука вообще главный источник мотивации.

Он упорно задумался о следующем вопросе, но Калеб заговорил первым.

— А у тебя есть семья или какие-то дальние родственники?

— Нет, — коротко отвечает Кавински.

Когда Калеб понимает, что Кавински не собирается продолжать, он вздыхает и подталкивает того к подробностям, протягивая букву «И..?», а Кавински не то чтобы против поболтать о себе, но не при посторонних, но та самая прочка посторонних, будто прочла его мысли и одновременно встали со своих мест и вышли из комнаты, оставив их тут вдвоем, без надежды на избежание рассказа. Лишь скрип карандаша по бумаге и жужжащая вентиляция заполняли тишину.

— С самого рождения я был сам по себе, гордый одинокий крыс, лишь я и система канализации, — с излишним драматизмом все же рассказывает Кавински.

— Воу, что? — Калеб краем глаза замечает кивок, который ничего не объясняет и, быстро сменив карандаш, возвращается к покрасу, — это удивительно, потому что у нас система отказа идет через платные интернаты.

— Ага, видимо мои предки были бедняками, поэтому просто бросили меня в парке, надеясь, что помру.

— Так, если не оплаченный интернат, то приют?

Кавински утвердительно мычит.

— Первые года там и тусил, но, сам знаешь, жизнь стоит денег, поэтому, чтобы десятилетиями не выплачивать свое нахождение там, я смылся лет в девять и жил на улице, — Кавински кивает на длинный стол, за которым уже никто не сидит, — сначала тусовался с бомжами, стал воровать и шпынять других уличных детишек, таких же как и я, — Кавински переводит дыхание, с улыбкой вспоминая каким бредом он занимался в прошлом, — потом поймали, глупо так, на воровстве кроссовок, привели в участок, где приписали мне еще сдесяток дел разной тяжести, но Войд дал мне шанс и предложил пойти в наблюдатели. В том возрасте я уже видел тебя там, в полицейском участке, ты был таким маленьким, кто просил тебя расти таким длинным?

Кавински коротко смеется, если бы не Войд, он бы так и остался жить на улице, тогда у него совсем не было надежды, что он увидет на свое счету тысячи часов, что у него будет свое постоянное жилье, что будет вкусная еда и время заниматься чтением книжек. Преступный мир такая тема, — один раз попробовал и теперь навсегда. Если бы не Войд, Кавински бы не встал на самую высокую ступеньку в этой леснице, поэтому он не может полностью понять всю обиду, что хранит в себе Калеб, ведь именно благодаря Войду навыки Клеба привели его к хорошей жизни.

Бессмысленно пытаться предугадать чувства других людей, поэтому, все это не важно.

Калеб поднимается со стула и потягивается. Спина болела, шея затекла, рисунок он оставляет на столе.

— Дейв должен был уже прийти, поищем?

Кавински смотрит на рисунок, что стал еще лучше, благодаря бликам и теням и покрашенному фону. На темном фиолетовом фоне, его портрет кажется еще ярче. Кавински вопросительно кивает на стол, а Калеб лишь машет головой, говоря тем самым, что рисунок ему не нужен, потом он направляется к выходу. Кавински сворачивает лист бумаги в трубочку и засовывает в свой карман, очень стараясь не помять, и догоняет Калеба.

— Ты нарисовал меня гладко выбритым, это намек, чтобы я побрился?

— Это намек, что я не умею рисовать, пошли уже, — Калеб ускоряет шаг.

Дейв нашелся быстро: он тут единственный, вокруг которого летает железная коробка. Как и всегда, он был окружен всеми важными людьми, положившими начало этому восстанию. Винс думал присоединиться к толпе, но Калеб быстро его остановил, схватив за запястье. Странно, что Калеб тянет с разговором, но, что поделать, Кавински приходится подчиниться. Вместе они остались ждать в сторонке, пока все не наговорятся, и, стоило Дейву сделать шаг в сторону улицы, Калеб тут же сорвался с места, чтобы не упустить шаг поговорить с ним наедине.

Хоть Кавински никто за собой и не звал, он все равно пошел следом, не сколько из привычки всюду следовать за Калебом, сколько из обычного любопытства. Не просто же так Калеб еще с прошлого вечера как на иголках сидит. Дейв, в прочем, внезапным серьезным разговором удивлен не меньше, даже брови поднял в удивлении, что уже много для такого безэмоционального парнишки.

 — Помнишь, лекцию Кейт о том, какой путь вы преодолели ради того, чтобы найти это место? — Дейв щурит глаза, но ничего не отвечает, ожидая пояснения.

  — Хочу преодолеть тот же путь я уверен, вы что-то упустили, — Калеб складывает руки на груди в защитном жесте, ожидая долгий спор.

К его удивлению, вместо того, чтобы сразу отклонить его идею, Дейв и Райя задумались, но все равно нашли проблемы в его предложении довольно быстро.

— Калеб, мы бы и рады одолжить тебе костюм для прогулки за купол, только его нечем запитать, — Райя пару раз механически пищит и продолжает, — к тому же, я на девяносто три процента уверена, что там ничего нет.

— Целых семь процентов, что я прав, мне этого достаточно, — Кавински восхищенно поднимает брови, черт, он просто обязан помочь Калебу дойти до своей цели, даже если он окажется не прав, — а как в прошлый раз вы запитали костюмы?

— Господа и железяки, разве есть хоть что-то, что я не могу достать, чтобы Калеб мог погулять по своей пустыне? — Винс прекращает сливаться с декором и обращает на себя внимание, и, черт возьми, это того стоило, ведь, кроме скептичных взглядов Дейва и Райи краем глаза он видит и этот бесконечно благодарный взгляд Калеба.

В прочем, Райя быстро расстроила их, наплела что-то про бесконечный сосуд крови и непонятного ящера. Было похоже, что они несут какую-то чушь с серьезными лицами, лишь бы Калеб отъебался, но не на того они напали. Против чуши нужно бороться чушью покрупнее: Кавински тут же вспомнил про один знакомый бесконечный источник крови прямо под рукой, чем, почему-то, расстроил Дейва и Райю.

— Мы не можем использовать кровь невинных, оно того не стоит, Кавински, это слишком жестоко и неуважительно.

— Ну не знаю, многие из них умерли ни за что, если бы мою кровь можно было бы использовать, чтобы никто больше не умер, я был бы рад, — просто бросил Кавински, чем навлек на себя ошаревшие взгляды всех троих вокруг, — чего вы все так на меня смотрите?

— Не ожиданно слышать от тебя такие речи о справедливости.

— Да никто из вас не хотел бы умереть напрасно, это не моя душа такая большая и добрая, а общая черта нашей команды!

«Ага», — протянули все с сарказмом, но потом действительно задумались над словами Кавински.

Калеб в принципе не брезговал такими методами, но и главным решалой был не он.

К счастью, пусть и без особого энтузиазма, Дейв согласился на такой источник энергии при условии, что никто не расскажет Кейт как именно они смогли запитать еще два костюма. Еще с меньшим хотением Дейв взялся за то, чтобы сделать один из костюмов на пару размеров меньше, чтобы Винс тоже смог пойти. И хотя именно аргумент Винса помог этой выходке состояться, Калеб до последнего жужжал, что ему не нужна сиделка.

Но Винс и не хочет быть сиделкой, Винс просто хочет идти рядом.

Хотя проход к источнику крови был открыт и для Калеба и для Кавински, Калеб ужасно уперт в том, чтобы сделать это самому. Он вообще был подозрительно поглощен своей идеей и пускай Кавински для себя объяснил такое поведение — отвлечением от трагичных ситуаций, все равно даже для Калеба это скакание вокруг купольной чуши было слишком.

Что за черт, он даже не рассказал об этом сестре, неужели не ради того, чтобы похвастаться, он это затеял? Из-за этого он даже не стал оставаться на лекцию, взял Дейва под ручку и повез его к источнику. Пришлось Кавински добираться пешком.

Кавински успел в мастерскую как раз под начало комендантского часа. Первое время народ паниковал из-за резких изменений в законах, теперь все привыкли и расслабились. Стало куда больше штрафов и задержаний, но это не мешало держать улицу под своим контролем, хотя, признаться честно, многие, воспользовавшись паникой, захотели втихую отобрать кусочек чужого района.

Его ребята как раз обсуждали эту тему, Кавински, почему-то, это мало волновало. Задумчиво он чистил свой пистолет. Недавно его снова вызывал Войд, наплыв нарушителей был большим, поэтому людей, что могли бы замарать руки не хватало. Кавински чувствовал, как его снова накатило старое доброе «я больше не могу» до скрипа зубов, хотелось лечь на пол и биться ногами и руками, как маленький ребенок, лишь бы его услышали и больше не заставляли делать эти сраные задания.

Пистолет давно был чистым, но собирать его обратно Кавински не торопился. В городе происходит какая-то херня, не это ли причина, почему Калеб так торопится отсюда свалить? Правда ли он верит в этот трехпроцентный шанс или просто хватается за первую попавшуюся соломинку?

Вздохнув, Кавински смотрит на своих приятелей, чтобы отвлечься от грустных мыслей. Они тоже выглядели встревоженными, вооружены, кто-то, вот, нож точит, продолжая болтать с остальными. Кавински почти отворачивается обратно, но вдруг вскакивает из стола, резкостью обращая на себя все внимание.

— Где Хэнк?

Лица становятся еще печальнее, наступает неловкое молчание, пока кто-то не осмеливается ответить ему.

— Так его того, повязал какой-то неподкупный умник, ты не слышал? Майка хотели с ним увезти за то, что тот вообще завел тему о взятки, так он отбился и свалил по-быстрому.

Это было еще одной проблемой: полицейские тоже боялись, поэтому стали менее сговорчивыми. Кавински молча сел на место и быстро собрал свой пистолет. Как так вышло, что Хэнка не отбили? Как его могли просто отпустить с этими ублюдками в кепочках? Кавински зол, но толку обвинять своих ребят нет, ведь самого Кавински и близко там не было, он прохлаждался в безопасном месте, пока его ребята, по сути, крутились в одиночку.

Ему очень повезло влезть в пару к Калебу и получить шанс хоть ненадолго быть где-то не здесь, где его никогда не достанут. Это не честно, его ребята заслуживают безопасности так же, как и он. Они надежные, им можно доверять и Кавински доверяет.

Поэтому Кавински высылает им координаты телепортера.

«Если город внезапно полыхнет без меня, там вас примут.»

Конечно, каждый из них тут же начал доказывать, что он ни за что не бросит защиту района, но только полный дурак будет рисковать жизнью ради придуманной территории. Кавински знал это, в душе это знали и его ребята. Из-за таких масштабных проблем, в которых сейчас вертится Кавински, районные разборки кажутся детскими играми.

— Кавински слушай, — Минни еще пару раз тычет в телефон, а потом поднимает взгляд, — это ведь координаты Сияния, да?

Все тут же на нее посмотрели, пошикали и попросили замолчать, но Кавински наоборот, попросил ее продолжить говорить.

— Ну знаешь, — неловко она почесала затылок, — вообще-то мы ходим туда каждое утро.

— Вы, что? — Кавински не мог уложить это в голове.

— Вообще-то, Хэнка мы туда и отправили, когда отбили, поэтому, он в полной безопасности! И Радан тоже в порядке, мы так обрадовались, когда его увидели и хей, ребята, — она обернулась к остальным, — почему вы так смотрите на меня? Радан четко дал нам понять, что Кавински не будет злится, если узнает.

— Блин, я ведь сегодня там был, — Кавински откинулся на стуле, — проторчал в сраной переговорной весь день сегодня, вообще никого толком не видел, разминулись, видимо. Кто еще в курсе, кроме вас?

— Ты знаешь, Кавински, было положено рассказать о Сиянии всем, кому можно доверять, потому в курсе много кто.

Главное, что никого не схватили и Джейк сейчас в безопасности, поэтому причин для злости не осталось. Еще немного поболтав, Кавински пожелал удачи добраться до дома без проблем всем тем, кто вообще собирается высовываться отсюда, а сам спрятался в комнате отдыха, где уснул с книгой в руках.

Райя отлично доносила до них правила безопасности за куполом, натренировала их двоих так, что правила поведения им будут сниться еще много лет спустя, когда это уже не будет нужно. Поставь то сделай это, у Кавински уже голова кругом от переизбытка информации, радовало лишь то, что Калеб больше понимал, хотя бы потому, что у него было больше вводных данных заранее. Костюм, что они уменьшили для Кавински все равно был немного большеват, а еще тяжелый и неудобный, но Кавински не посмел жаловаться: держится и ладно.

То, что Калеб снова напросился к нему домой выдает его нервняк по поводу завтрашнего похода. Нет, даже не это. Больше всего Калеба выдавало его желание пошататься по улице, когда они оставили костюмы и оборудование в квартире. Хотя и разговаривать настроен Калеб не был, он молча дышал не самым свежим воздухом в районе Кавински и постоянно оглядывался, будто бродит тут в первый раз. Они уже привыкли к тому, что хоть какую-то информацию друг у друга вытягивать приходится не то что клещами, а лебедкой, причем электрической, хотя, может им просто и не о чем было говорить.

Калеб уже практически живет у него, а Кавински и не против — меньше проблем. Потому что стоит Калебу пропасть хоть на секунду с его поля зрения — сразу происходит какая-то дичь. То кого-то убивают, то кого-то сотрут, то сдадут, а этот потом возвращается мало того, что сам покалеченный, так потом еще и на других бросается с кулаками.

Ну нет, пусть тут и сидит себе. Вообще, если так дальше и продолжится, Кавински переберется в свою основную квартиру, там хотя бы есть гостиная и две спальни. В этой-то хате он так, проездом был, по работе снимал, но так и не выселился за пол года.

Не важно. Какого хрена он тут планирует будущее сожительствование с Калебом? Сегодня он спит у него, чтобы с утра пораньше поехать вместе и не тратить время на ожидание друг друга. Когда они вернутся, Калеб сам не захочет вертеться в его помойке. Может, за свой счет снять Калебу жилье? Его дом, по понятным причинам, ему не по душе.

Точняк, это будет лучшим вариантом — снять для Калеба квартиру, чтобы у мужика было свое первое в жизни личное пространство, пусть попробует на вкус и запах настоящую свободу.

Кавински привел их на заброшенный склад, потому что не желал бесцельно тратить силы на ходьбу. Он сел на какой-то ящик и пролистал непрочитанные сообщения, на которые все сложнее было выделить время. Калеб не жаловался их перевалочным пунктом, осмотрелся по сторонам и, усадив свою задницу на пол, напротив Винса, сверлил того взглядом. Такое еще попробуй поигнорируй, он будто сожрать готов, если ты не обратишь на него внимание. Потому Кавински выключил коммуникатор и вопросительно дернул подбородком, мол, чего ты опять хочешь.

— На кой хрен ты завтра прешься со мной? — ах, этот вопрос, который Кавински ждал несколько дней.

Просто так он идет, без задней мысли, просто тоже хочет пойти.

— Ну, как зачем? Там же дикая природа, Калеб, твоя естественная среда обитания, я должен понаблюдать.

Калеб не поленился встать и подойти ближе, лишь для того, чтобы пнуть Кавински в колено.

— Эй! — Кавински шипит и стряхивает грязь со штанины, — хватит драться, я иду, потому что собираюсь быть рядом, я же обещал, — Калеб скрещивает руки на груди и смотрит сначала скептически, а потом до него доходит.

— О...

— Вот тебе и «о», — Калеб садится обратно на бетонный пол, Кавински прочищает горло и продолжает, — я не собираюсь тебя контролировать или еще чего, мужик, я просто буду рядом, потому что так безопаснее.

— Да понял я, заткнись уже, — Калеб ударяет себя ладонью по лбу и резко вскакивает, — пошли, у меня жопа отмерзла.

Почти сразу Кавински догоняет Калеба и они прут домой. Следующие несколько дней наверняка будут непростыми, поэтому стоит набраться больше сил. Кавински бы еще и бахнул для смелости пару стопок, но тогда его точно не выпустят за купол, потому придется справляться своим собственным запасом храбрости.