Просто что-то большее

Они часто делили вместе кровать. Ещё с детства, когда оставались на ночевки друг у друга. По началу это совершенно ничего не значило — кровать была достаточно большой и они прекрасно умещались на ней; и не нужно было возиться, раскладывая футон. Потом он взрослели, и вроде должно было становится неловко, но Ойкаве, честно, было плевать. Он захватывал в объятия Иваизуми, тянул на себя, заставляя упасть на кровать, что была уже меньше для них, но всё ещё вмещала себя двоих. 

А потом Ойкава не затыкаясь всё говорил о том, что кровать ему нужно больше — мама в какой-то момент сдалась и согласилась на новую кровать для сына. Двуспальную. Где точно помещался и Ойкава, и Иваизуми. 

Удивительно даже, что спустя столько лет ничего между ними так и не произошло — конечно, были ссоры, были недомолвки с обеих сторон, но всегда всё заканчивалось разговором, извинением и продолжающейся дружбой. 

Дружбой, что так странно перетекла в какой-то момент во что-то большее. 

Они смущались, закрывались друг от друга, неуместно шутили, боясь открыто сказать о собственных чувствах, но и говорить не нужно было — всё было понятно по касаниям, взглядам, интонациям. Не было какого-то переломного момента, не было ничего абсолютно, даже чувства не вспыхнули в определённый момент, не пришло осознание, божественное озарение. 

Просто в какой-то момент они поцеловались. 

Просто в какой-то момент они поняли, что любят друг друга уже не по-дружески очень и очень давно. 

Все говорили — это логичное продолжение. Все говорили — это закономерность. Все говорили — к этому и шло. Никто не удивился. Не удивились даже сами Ойкава и Иваизуми. Им не было дела до чужих слов, не было дела до ярлыков и обозначений. Не было ни «парень», ни «возлюбленный», ничего. Просто «близкий». Но так просто ведь не могло быть. Не могло же?.. Виновато в том общество, собственные переживания или что-либо ещё, понятно не было. Просто появились страхи и сомнения, особенно в последний учебный год. 

Национальные остались несбыточной мечтой — ненавистью, болью, криками и снова ненавистью; как по кругу вертелись эмоции, уничтожая, — контрольные, экзамены, нужно было думать о дальнейшей жизни: о взрослой жизни, новой жизни. И то ,что в этой жизни они могли оказаться на разных сторонах, беспокоило. 

Сначала казалось, что они просто поступят в разные университеты, каждый выберет свою направленность, по которой будет развиваться; там же вступят в команды по волейболу и как-нибудь пересекуться по разную сторону сетки, как и мечталось пару раз — не всё же играть лишь плечом к плечу. После казалось, что всё-таки они попадут в один универ, будут вместе снимать комнату в какой-нибудь дешёвой квартирке на окраине, если попадут в Токио, или что-то поприличнее, оставшись в провинции. И снова будут рядом. Плечом к плечу. Спина к спине. 

А потом Ойкава решил поехать в Южную Америку, в Аргентину. А Иваизуми — в Северную. В США. 

Говорить об этом не хотелось. Было просто страшно. Но поговорить нужно было. Разъяснить, объяснить, договориться — хоть о чём-нибудь уже. Просто так прощаться, просто разойтись не по разным сторонам сетки — по разным частям света, и не увидеться ещё несколько лет… Всё могло просто пропасть, годы дружбы, передружбы, любви — могло исчезнуть как по щелчку пальцев. И нужно было с этим что-то делать: дать обещания, охарактеризовать отношения, что возникли между  ними. Всё это нужно было сделать: ведь так просто, открыть рот и выдавить из себя слова, но каждый раз, когда Ойкава пытался — ничего не происходило. Голос словно пропадал, а предложения не складывались. 

Сейчас, казалось, они в последний раз спят вместе. Спина к спине. И страшно было, что больше этого не будет. 

Но страшнее казалось узнать, что переживания, сжирающие изнутри, для другого ничего не значат. 

Иваизуми никогда не говорил, что он любит. 

Ойкава никогда не говорил, что он любит. 

Но ведь они любили. Оба. Оба?

— Я слышу, как шестерни крутятся в твоей голове, — бурчит Иваизуми, резко переворачиваясь с одного бока на другой. — А у тебя в голове, я знаю, пустота. 

Ойкава поворачивается в ответ. И вот они почти касаются носами, и это тот самый момент, когда стоило бы задавать тот важный вопрос, самому дать ответ или…

— Мы не пропадём, — Иваизуми говорит всё за него. — Мы всегда были вместе. Вместе и останемся. Даже если будем на разных материках. 

Для него и правда всё просто. Ойкава прикрывает глаза. Быть может он просит слишком много от жизни…

— Дуракава, — хмыкает Иваизуми и даже улыбается. — Я тебя люблю. 

И что-то внутри взрывается.