Хан остался все таким же жалким козлом, каким я его помнила по тем временам, когда мы встречались. Но в прежние деньки на его стороне была молодость вкупе с природным обаянием, теперь же он постарел, выгорел изнутри, что сильно бросалось в глаза.

Хан заявился, когда Бен еще не вернулся с занятий. Едва отперев дверь, я сразу учуяла знакомый запах моторного масла и сигарет. Перешагнув порог, он наследил грязью на коврике. Его волосы покрылись сединой; куртка, как и раньше, выглядела потрепанной и местами порвалась. Похоже, некоторым привычкам он не изменял никогда.

— Так что там с мальцом? — с ходу поинтересовался он.

Устроившись за кухонным столом, я налила два стакана воды. Хан всегда без промедления переходил к делу.

Мне тяжело давалось смотреть на него — вспоминать о тех ночах, за которые он платил, и о том, как мы шли в очередной захудалый мотель на полчаса. Он всегда выбирал наобум. Как будто ему больше нравилось щекотать себе нервы, чем наслаждаться оплаченным товаром.

Я заправила выбившуюся прядь волос за ухо.

— Он становится агрессивным, я с ним не справляюсь.

— В каком смысле «агрессивным»?

— Я правда не хочу говорить об этом, Хан. Ты только… внуши ему страх Божий или сделай так, чтобы он успокоился — что угодно.

— Ну ладно, — глотнув воды, Хан выпучил глаза. — Чудной способ познакомиться с собственным сыном, не находишь?

— Все, что ты сделал для него, ограничивается спермой и несколькими чеками.

Он поджал губы.

— Справедливо.

Затем наша беседа свернула на нечто удивительно прозаичное: погоду, новости, работу. Трепаться с Ханом всегда было легко, он позволял собеседнику чувствовать себя непринужденно. Надо отдать ему должное, он никогда не забывал вовремя выписывать чеки, частенько помогавшие нам с Беном удержаться на плаву — порой мне даже казалось, что он по-своему переживает за нас.

Исчерпав все темы, не связанные с болезненным прошлым, мы погрузились в молчание.

Бен пришел домой примерно через полчаса. Я услышала его шаги на крыльце, и меня как громом поразило — ведь сейчас придется представить его отцу! Ни малейшего шанса на то, что встреча пройдет легко, но отступать было некуда.

Хан встал. Он тоже ощутимо нервничал — впервые на моей памяти — проводя скрюченными пальцами по седым волосам. Будь у меня хоть кто-то другой, к кому можно было бы обратиться, я бы это сделала. Мне не хотелось травмировать ни Хана, ни Бена.

И вот дверь открылась, что означало: все пути назад отрезаны.

Наш сын вошел в кухню, не заметив присутствия Хана — в ушах у Бена торчали наушники. Бросив рюкзак у двери, он улыбнулся мне, стянул их на шею, и комната огласилась рычанием рэпа. Он дотронулся до часов, выключая музыку, и тут его темные глаза наткнулись на папашу.

Я поспешно открыла рот, но Хан опередил меня.

— Мы с мальцом, пожалуй, прогуляемся. — Он прошел мимо меня, не сводя взгляда с Бена. — Давай, двигаем отсюда.

Бен, глянув на меня, стиснул зубы, но последовал за Ханом. Я с тревогой наблюдала, как они исчезли за дверью.

***

Возвратились они через пару часов.

Бен был вне себя. По лестнице прогрохотали его шаги, а спустя секунду громко хлопнула дверь. Хан завис на кухне, помогая мне накрыть стол к ужину, хотя мы оба в основном отмалчивались. Я лишь надеялась, что в итоге совместными усилиями мы сумеем взять сына под контроль.

— Глупо вышло, — пробормотала я. — Бедный ребенок.

— Тот еще засранец. — Хан поставил приборы на троих, явно намереваясь остаться. — Я сказал, чтобы он держал лапы от тебя подальше. Сказал, что я его отец. Малец не слишком обрадовался — заявил, что я «все испортил». Хамло сопливое.

— Господи боже, Хан! Он впервые в жизни увидел родного отца! Как можно быть таким бестактным?!

Я звала Бена вниз раз десять, но он не отзывался. Хан предложил «приволочь сюда его задницу», но я была не в настроении для Третьей мировой в собственном доме, поэтому сама поднялась по ступенькам к сыну. В компании с мужчиной он не станет вести себя по-идиотски.

Дверь оказалась закрыта, но не заперта. Я дважды постучалась, прежде чем войти в свинарник, по совместительству комнату Бена.

Он валялся на кровати в наушниках. Осторожно переступая через разбросанную одежду и хлам на ковре, я напомнила себе, что Бен смущен и напуган. Он только что встретился с отцом, который — тот еще придурок — с порога принялся сыпать угрозами.

— Бен, — я потерла ему спину, чувствуя, как он напрягся, — поговори со мной, милый.

Он хмыкнул.

Устало закатив глаза, я присела на краешек кровати.

— Мне жаль, что он такой урод, но… у нас сейчас трудный период, и я подумала, что Хан может помочь. Он не останется с нами навсегда.

Бен не ответил. Я продолжила гладить его по спине, не зная, что еще сказать. Я понятия не имела о правильном родительском поведении и осознавала, что все это исключительно моя вина. Чувство казалось мне незнакомым, но с недавних пор оно неуклонно преследовало меня. Именно я — причина тому, что он скатывается туда, где мне не под силу защитить его. Я абсолютно отвратительная мать!

Похлопав его по спине, я смахнула слезы.

— Прости меня. Я стараюсь изо всех сил, но вижу, что этого недостаточно.

Помолчав еще какое-то время, он тяжело вздохнул.

— С тобой все в порядке, — пробормотал он в подушку. Потом темные глаза Бена уперлись в меня. — …Он точно не останется?

— Точно не навсегда, но мне нужна помощь. Теперь мы с тобой не общаемся, как раньше.

Бен перекатился на бок и хмуро уставился в стену. Наконец, он вытащил наушники и сел, пробежался пальцами по своим густым черным волосам. Я видела, как он снова что-то тщательно обдумывал. Наверное, мне стоило поостеречься, но я не могла заставить себя расспрашивать собственного сына. Нам всем нужно просто немного отдохнуть.

Но как перестать думать о том вечере, когда он мастурбировал у меня на глазах или когда пригвоздил меня к кровати? Я пристально смотрела на него, ощущая колючие иголочки страха. С Беном было что-то не так.

Он потер нос.

— Хорошо, давай пообщаемся.

— Бен. Пока ты еще совсем молодой человек, и есть вещи… вещи, через которые ты проходишь, и которые я не понимаю.

Его длинное лицо потемнело.

— Я хочу, чтобы он ушел, — отрывисто процедил Бен. Он хрустнул костяшками пальцев и зарычал: — Это мой дом! Ты — моя мама!

— Знаю, малыш, но иногда мне просто не хватает слов… Твой доктор считает, что в последнее время ты стал немного жестоким…

— Я не жестокий.

— Хватит. Не морочь мне голову.

Бен поднялся с кровати, уронив наушники на тумбочку. Оглянулся на меня через плечо.

— Должны быть только мы, мам. Несмотря ни на что. — Его блестящие глаза остановились на моих руках, сложенных на коленях. — Если не хочешь быть моей подругой или типа того, я не против.

— Я твоя мать, а не подруга.

Он пожевал щеку.

— Ладно.

Я проводила его взглядом. Он толкнул дверь плечом и вышел.