Не друзья

Порой Хэ Сюань жалел о том, насколько хорошо помнил день, когда несколько столетий тому назад вознесся на небеса под чужой личиной. Слишком яркий свет, к которому, как раньше думал, он успел привыкнуть, больно резанул по глазам. На мгновение, всего на мгновение, показалось, будто из солнечных лучей, давным-давно ни капли не согревающих, кто-то невидимой рукой соткал образ сияющего божества. Здесь, в Небесной столице, куда ни посмотри, обязательно наткнешься на бога, но только он один, облаченный в светлые одежды, улыбался так широко и открыто, что даже давно не бьющееся сердце замирало.

— Будем друзьями?

Хэ Сюань отмахнулся от наваждения и едва не скрипнул зубами, когда посмотрел на протянутую руку. Он попросту не мог не узнать этот звонкий веселый голос, особенно теперь, когда получше рассмотрел лицо. Ши Цинсюань. Повелитель Ветров. Тот, кто жил судьбой, принадлежащей другому. Судьбой, принадлежащей самому Хэ Сюаню.

— Мы не друзья, — процедил он, зная, что лучше как можно скорее убраться подальше от чужих любопытных глаз, заглядывающих в самые глубины истерзанной души.

— Конечно, пока нет, — не стал спорить Ши Цинсюань. — Но совсем скоро ими станем. Ты ведь новый Повелитель Земли? Мин И, верно? Меня зовут Ши…

— Цинсюань, — послышался позади холодный голос, ненавистный голос, голос, который хотелось заставить умолкнуть раз и навсегда. — Идем. У тебя есть более важные дела, чем…

— Прости, брат, — Ши Цинсюань примирительно улыбнулся, хотя в бирюзовых глазах слишком отчетливо промелькнула тень досады. Пальцы немного крепче сжали веер, почти такой же, как тот, который успел заметить Хэ Сюань прежде, чем боль, злоба и отчаяние разорвали душу на куски. — Увидимся позже, Мин-сюн!

«Не увидимся, — почти торжествующе подумал он. — Ты уже к вечеру обо мне забудешь».

Однако тем же самым вечером, когда Ши Цинсюань яростным вихрем ворвался во дворец Повелителя Земли, и принялся без умолку болтать обо всем и ни о чем, Хэ Сюань понял, что никогда прежде так не ошибался ни при жизни, ни после смерти.

Ему всегда казалось, что у Повелителя Ветров до одури много приятелей: с каждым он здоровался при встрече, каждому улыбался, непринужденно обмахиваясь веером, и всех, непременно, помнил по имени. Где-то на задворках сознания он даже гадал, сможет ли Ши Цинсюань когда-нибудь забыть то ложное имя, которое теперь повторял чаще, чем любое другое, забыть то нелепое слово, которым за прошедшие десятилетия не называл больше никого. Хэ Сюань даже порой всерьез задумывался об этом, безуспешно пытаясь припомнить хотя бы один случай, но с каждым подобным мигом лишь крепче убеждался в собственной правоте. «Другом» он открыто называл одного только «Мин И», мрачного, нелюдимого и молчаливого, единственного, кого так называть было совершенно бессмысленно.

— Мы не друзья, — сказал Хэ Сюань почти обреченно, когда в очередной раз эти слова, прорвавшиеся сквозь гул толпы, прозвучали до абсурдного смешно. Так смешно, что с трудом удалось сдержать ядовитую ухмылку, рвущуюся наружу.

— Нет-нет, — рассмеялся Ши Цинсюань, с громким щелчком захлопывая веер. Глаза его в свете вечерних огней столицы сияли особенно ярко, но Хэ Сюань никогда не был слеп настолько, чтобы не заметить в них отголоски печали. Глупой, не имеющей никакого смысла печали, которая наверняка забудется так же быстро, как вспыхнула. — Что бы ты ни говорил, ты все равно мой лучший друг, Мин-сюн. Ну же, пойдем выпьем, я угощаю!

— Я не стану с тобой пить, — проворчал Хэ Сюань, но все равно позволил тонким пальцам обхватить предплечье и с удивительной силой утянуть куда-то вперед.

— Не станешь, — примирительно согласился он. — Но от вкусной лапши не откажешься, ха-ха, так ведь?

Хэ Сюань промолчал, ведь, в конце концов, это был далеко не первый раз, когда Ши Цинсюаню совершенно не требовалось открытое согласие. Впрочем, даже если бы и требовалось, он ни за что не стал бы произносить подобные слова вслух.

И лишь много столетий спустя по-настоящему пожалел о том, что так и не сумел этому научиться. Ши Цинсюань слишком много смеялся и подобно истинному ветру наполнял собой каждую крупицу пространства, но Хэ Сюань упустил тот миг, когда впервые при мысли об этом вместо жгучего раздражения ощутил мягкое тепло. Упустил тот миг, когда вместо злости в каждом слове стала звучать необъяснимая тоска, а желание вырвать руку из цепких пальцев сменилось острой необходимостью коснуться самому. Упустил тот миг, когда вместо привычной уже закусочной Ши Цинсюань привел его на крышу какого-то дома.

— В последние дни мы были так заняты, — объяснил он. — Здорово же, что появилось время полюбоваться хорошим видом вместе с лучшим другом, правда?

— Я не твой лучший друг, — со вздохом сказал Хэ Сюань, совсем беззлобно, в отличие от любого другого дня. Однако он совсем не ожидал, что вместо привычной шутки услышит резкий щелчок раскрывающегося веера. 

— Интересно, когда ты устанешь это повторять? — совсем тихо спросил Ши Цинсюань, но уже громче, наигранно-бодро, с нелепым смешком, сказал совсем другое. — Хорошо-хорошо, раз у тебя есть другие дела, Мин-сюн, тогда я пойду и выпью где-нибудь сам. Только смотри, не скучай без меня!

Ши Цинсюань взмахнул веером и, подхваченный ветром, спрыгнул вниз. Хэ Сюань только протянул руку, а после — крепко сжал в кулак. Чем бы ни были эти чувства, он ни за что не пойдет следом.

Но это, должно быть, оказался второй раз, когда Хэ Сюань жестоко просчитался. Сколько бы он ни бродил кругами, ноги то ли по привычке, то ли по случайности все равно привели в то место, где лениво распивал вино Ши Цинсюань. Он, окруженный холодным светом полной луны, сидел на ступенях собственного храма, и, похоже, ничуть не беспокоился об удобствах.

— Ха-ха, надо же, — он пьяно рассмеялся и помахал рукой. Только оказавшись рядом, Хэ Сюань заметил порозовевшие от хмеля щеки. — Говоришь, что мы не друзья, но все равно нашел меня.

— Мы не друзья, — в который раз повторил Хэ Сюань, но вдруг растерялся, когда столкнулся со взглядом, полным обиды и слез. Он придвинулся ближе, не ведая, что творит, но никак не мог заставить себя отвернуться.

Он никогда не считал, сколько раз говорил эти слова, короткие и понятные, пускай временами грубые. Вот только однажды смог заметить, что с каждым разом произносил их иначе, чем прежде, придавая очевидному смыслу все больше и больше оттенков. Всего однажды: теперь, когда Ши Цинсюань наконец озвучил давно волнующий их обоих вопрос.

— Но кто же мы тогда?

Хэ Сюань только наклонился, но чужие мягкие губы сами встретились с его собственными. Ши Цинсюань и так сумел отыскать ответ, тот, который он сам ни за что не смог бы озвучить. Когда-нибудь Хэ Сюань обязательно скажет, но только не сегодня. Не в миг, когда поцелуй пьянил сильнее любого из существующих в мире вин. Не в миг, когда ни о чем другом даже не хотелось помнить. Не в миг, когда осознал, что пришел в единственное место, где по-настоящему хотелось оказаться.