— Гена…

— М-м, — игнорируя с невозмутимостью, как у покойника. Да, она негодовала и имела право на эти сравнения.

— Нет, ну ты слышишь? Геннадий Ильич! — возмущённо.

— Егорова, я тебя прекрасно слышу.

— Неделя кончается. Когда ты съедешь? — она вовсе не собиралась вот так идти на поводу у Кривицкого и забывать о назначенном в первый же день сроке.

Он сам тогда согласился и пообещал ей, что через неделю её пожелание сбудется! Что бы у них ни завязывалось, ей сейчас дорога была её свобода. Она могла делать что хочет, смотреть полюбившийся ей сериал про врачей и не слышать ворчания о земле обетованной, она могла строить какие-то планы — когда (послезавтра), как (счастливо) и с кем (с Котом) проведёт вечер…

— Ирка, а хочешь подарок?

— Подарок? — она уже ничего не понимала.

— Я съеду, Егорова, съеду я. В новом году, — Гена договорил и едва увернулся от брошенной в него бумажки.

— Я правильно тебя услышала?

Нет, человек перед ней всё же был поразителен. Вслед за бумажкой в него полетела какая-то старая папка. Она не смотрела, что ей попадается под руку.

— Хочешь, хоть в полночь… Да что ты так злишься, ей-богу? Остался-то какой-то месяц…

Он съедет, но в новом году. Потрясающе. Что, если ей это нужно сейчас, а спустя время… зная об этих его взглядах… это уже не окажется таким желанным? Да кто вообще занимается в Новый год чем-то помимо салатов, шампанского, праздника и фейерверков? И сна, целой ночи здорового сна…

Ей ведь вовсе не стоило его впускать — а теперь начинались сюрпризы. Она обессиленно рухнула в кресло.

До Нового года осталось ещё двадцать шесть долгих дней…