В Кисловодске по-летнему солнечно; тёмная зелень деревьев зовёт тебя спрятаться в ней, за углом начинается лес, солнце, рыжее, катится вдаль и двоится, троится в глазах — будто тучи на небе несут апельсиновый дождь. В Кисловодске огромные тысячелетние ели и гномы в горах — нужно долго идти по тропинкам и лестницам, чтобы добраться до них. В Кисловодске — застывшее детство, в которое ты отвозила Артёма какую-то вечность назад, а теперь в парке множества аттракционов встречаешь Агнешку.

Твой муж, мягко поцеловав тебя в щёку, вручает тебе настоящее сладкое облако — ты не отводишь глаз, смотришь с любовью. Он рядом. Твой муж надел бабочку и, пошутив, что как Гена он твой крокодил, отыскал где-то тёмно-зелёную шляпу, тогда как тебя вообще не узнать: бирюзовый наряд нереален от шляпки до туфель, ты в сказке.

Такого нигде больше не повторится.

Артём повзрослел и окреп; вот на нём полосатый пиджак в том же цвете, в каком сейчас ты и Агнешка, поскольку вы вместе. Семья. У Агнешки кудрявые светлые волосы, мягкая, хоть и с хитринкой, улыбка и сотни вопросов; Артём говорит тебе, что его дочь — твоя полная копия. Вы с нею тотчас же ладите, пусть и не виделись всю её жизнь. Она хочет купить Чебурашку, какими украшен весь город, но только живого, зовёт тебя: «Ба!» — когда эти ушастые куклы нет-нет и встречаются между людьми.

Кисловодск полон сладостей и апельсинов, картин, сувениров, фонтанов и роз; ты идёшь вдоль цветочных скульптур вместе с внучкой, показывая, как ей нужно держаться, и кто-то невидимый (Гена? Артём?) осыпает вас золотом, спрятавшись, но сразу выдав себя своим смехом. Вы все возвращаетесь в парк, на поляну, становитесь сделать семейное фото; Агнешка, держа Чебурашку — по счастью, всего лишь игрушку — за ухо, приводит и нового друга, на этот раз точно живого, по имени Гриша, и тянет его в самый центр. Гена рядом, за правым плечом, он всегда обнимает тебя, и ты тотчас влюбляешься в эту едва настоящую летнюю сказку…

…и вдруг просыпаешься, не понимая, что только что видела. Твой телефон сам включается, светится новым пропущенным — и сообщением: «Ма, если ты не заботишься даже о собственной внучке, то будем судиться». Экран возвращает тебя в эту жизнь: Понедельник. 02:38. Январь.

Ты не плачешь — слеза просто… как-то сама собой неосторожно скатилась во сне. Ты привыкла. Какие уж тут… апельсины. Хотя этот запах преследует, сон — всё равно что кошмар — пролезает к тебе, ты не знаешь, как спрятаться.

Рядом, на тумбочке, правда лежит апельсин — будто отголосок того солнца. А рядом с тобой спит… не муж, нет. Ни шляпы, ни облака сахарной ваты… И ты в первый раз улыбаешься, думая, что даже пусть никогда и не станешь той женщиной на каблуках, в бирюзовом, Агнешка не встретит тебя, фотографии не суждено оказаться в альбоме — но что-то ещё может сбыться. Хотя и не знаешь, какой в этом смысл, если часть тебя сломана просто физически, если другая гораздо больнее раздавлена сыном…

Последний взгляд падает на апельсин, и ты вновь засыпаешь, но знаешь, что больше туда не вернёшься.