Демон-хранитель

Снова падение. Аластриона с замиранием сердца смотрела, как Ательдарон летит к земле, судорожно взмахивая крыльями, и гадала: взлетит ли? Сумеет оседлать поток ветра? Она не хотела этого признавать, но волновалась за своего хранителя. Они провели не так много времени вместе, да и его поступки порой вызывали у неё то дрожь, то отвращение, но, несмотря на свою тёмную природу, Ательдарон защищал её. Наверное, только из-за своего проклятия, но всё же защищал.

До острых скал оставалось совсем чуть-чуть, когда он взмахнул переливающимися белыми крыльями особенно сильно, и ветер подбросил его к небесам. В свете заходящего солнца сверкнули его рога и копьё. Демон резко развернулся в полёте, взмыл в небо и бросился на противника сверху. Дракон выдохнул пламя, и он нырнул в этот нестерпимо горячий огонь. Аластриона вздрогнула. Сердце пропустило удар.

Копьё насквозь пробило драконью голову и вышло из затылка, разбрызгав вокруг горячую кровь. Ательдарон стрелой метнулся ввысь и расправил крылья — огромные, почти как у только что убитого им чудовища, и такие же сильные. Крылья были таким же его оружием, как когти и хвост, благодаря силе удара и загнутым когтям на внешнем сгибе. Да и сам Ательдарон, по сути, был создан убивать.

В какой-то степени Аластриона им восхищалась, несмотря на навязчивый страх, пускай Ательдарон мог бы одним движением свернуть ей шею, не будь он уже много веков связан клятвой. Он превосходил смертных во всём — силе, живучести, ловкости, скорости… Аластриона содрогалась каждый раз, когда представляла, что он с ней сделает, если клятва будет разрушена: разве может высший демон из касты воинов проявить милосердие к последнему потомку того, кто подчинил его тёмной магией и заставил служить смертному роду вопреки гордости и собственным желаниям?

В глубине души ей хотелось верить, что да. И что дело вовсе не в милосердии и не в клятве. Аластриона упорно гнала эти надежды, мысленно называла себя наивной дурой и день изо дня твердила себе, что возникающее рядом с ним тепло внутри — всего лишь благодарность и привязанность к хранителю. Больше, чем признать свои чувства к нему, она боялась только за его жизнь, когда он вновь и вновь бесстрашно бросался в полымя из-за неё. Из-за её ошибок.

Однажды Аластриона попросила его быть осторожнее. В ответ Ательдарон прорычал что-то про их связь. Он тогда сидел у костра спиной к ней, и она не видела его лица, но дикой злобы в его голосе было достаточно, чтобы понять: больше никаких просьб и расспросов. Её демон терпеть не мог, когда она лезла ему в душу или ненароком напоминала о проклятии, которым связал его основоположник её рода — могущественный чернокнижник, которого за всю историю этого мира не удалось превзойти никому. И от которого Аластрионе не досталось ни грамма способностей к магии.

Да и вообще от предков-людей в ней почти ничего не было, если верить Ательдарону. Она не принадлежала миру смертных в полной мере, но почему-то его отношение к ней это не улучшило. Аластриона не могла отделаться от мысли, что он по-прежнему считает её обузой, и отчего-то это отзывалось болью в душе.

Несколько раз взмахнув крыльями, Ательдарон покрыл разделявшее их расстояние и приземлился на перепачканные в её крови скалы, цокнув когтями по камню. Промозглый горный ветер трепал полы его ниспадающего из-под латного доспеха одеяния из драконьей кожи. На лице и крыльях Ательдарона не было ни единого ожога: родная стихия не вредила демонам.

С копья в его руке срывались капли драконьей крови, в синих глазах ещё горела ярость боя. Аластриона вздрогнула, перехватив его взгляд. Что ни говори, а её хранитель внушал ужас уже одним грозным видом. А уж если знать о его возможностях… Аластриона увидела, на что он способен, когда Ательдарон отыскал её в лишённом магии, зато комфортном мире и притащил сюда — в её родной мир, где в небе парят драконы, огромные территории поделены на королевства и империи, а магия так же реальна, как стальной клинок.

Он вернул принцессу домой. Поначалу Аластриона не была благодарна ему за это, но с каждым днём, проведённым с ним, всё меньше хотела вернуться. Что ждёт её там, кроме однообразных будней и одиночества? У неё не было даже настоящей семьи — её родные погибли в этом опасном и непредсказуемом мире, а те, кто её воспитали, были не более, чем опекунами. Теперь она это знала. Зато здесь Аластриона была не выброшенной в беспощадную взрослую жизнь никому не нужной девчонкой, а принцессой, пусть и в бегах. И, что куда важнее, в этом мире она впервые испытала нечто похожее на влюблённость, пусть и отказывалась признать это хотя бы перед собой.

Не сказав ни слова, Ательдарон присел на корточки рядом с ней и осмотрел её пробитую драконьим шипом ногу. Хвост с заострённым кончиком раздражённо метнулся у него за спиной.

— В следующий раз, когда я скажу надеть стальные накладки, ты заткнёшься и сделаешь это, — процедил он, подняв на Аластриону гневный взгляд.

— Мне тяжело в них двигаться. Я, в отличие от некоторых, не демонический воин, — огрызнулась та.

— Тогда к подножию горы ты поползёшь своим ходом.

Признать его правоту не позволила гордость. Фыркнув, Аластриона встала — и тут же упала обратно, больно ударившись бедром и ладонями о камни. Боль с новыми силами растеклась по раненой ноге, из раны толчками потекла кровь. Аластриона до боли сжала зубы, но не издала ни звука. Показывать Ательдарону, как ей больно, она не хотела.

Он достал из сумки чистое полотно и наложил тугую повязку, останавливая кровь.

— Ну что, готова к спуску? — кивнув на крутую извилистую тропу, нависающую над верхушками деревьев, поинтересовался с издевательской улыбочкой.

Аластриона здраво оценила свои шансы добраться до конца тропы. Сюда она поднималась совершенно здоровой, и всё равно это было тяжело, а неожиданное нападение дракона внесло коррективы в её планы.

— Ты серьёзно? — хмуро спросила она.

— А почему нет? Ты ранена лишь потому, что не послушала меня. С чего бы мне тебе помогать?

— С того, что ты мой демон-хранитель.

Ательдарон дёрнулся, его глаза недобро сверкнули. Аластриона слишком поздно поняла, что это прозвучало, как надменное напоминание о ненавистном ему проклятии. Он не посмел бы причинить ей вред при всём желании: для него это обернётся не просто мучительными, а летальными последствиями, — но она всё равно поспешила исправить свою оплошность:

— Я имела ввиду, что мы должны держаться вместе и помогать друг другу, ведь больше никого у нас обоих нет. И — хорошо, я надену эти треклятые пластины, если ты подсобишь.

Ожидаемого эффекта её слова не возымели. Ательдарон выпрямился и развернулся, намереваясь оставить её на скалистом утёсе. И он не шутил.

— Не бросай меня здесь! — сдавшись, испуганно и вместе с тем жалобно воскликнула Аластриона. — Я же не спущусь! Ты видел эту тропу?!

— Мне-то что? — Ательдарон оглянулся через плечо.

— Прошу…

Поколебавшись для вида, он вернулся и без малейших усилий поднял её на руки. Аластриона едва успела вцепиться в пластины его брони, прежде чем он прыгнул со скалы и уже в падении расправил крылья, стремительно направляясь к земле. Ветер забивался в горло и бросал волосы в лицо. Внутри всё сжалось от страха, но уже в следующее мгновение Аластриона почувствовала ни с чем не сравнимое ощущение полёта.

Наверное, так же легко и радостно было бы на душе, если бы она наконец приняла свою влюблённость и сказала о ней Ательдарону. Но пропасть между ними казалась ей непреодолимой с тех самых пор, как она узнала о несправедливом негласном правиле: между хранителем и подопечной не должно быть отношений.

И ей оставалось лишь убеждать саму себя, что её чувства — всего лишь иллюзия.