Верное средство

— Вот, чеснок, к примеру … — начал, но тут же затих клирик.

— И что с ним?

— Бытует мнение, ненавистен он тварям, как солнца свет иль вид креста господня, — монах споро перекрестился и продолжил, — меж тем, брата Себастиана задрали по прошлому году, а уж сколь он того чеснока съел — не счесть.

— Бытует … — собеседник усмехнулся, — а только знайте, досточтимый брат, всё брехня, а коли нет, то приукрашено знатно , — церковник глянул на него едва ли не обижено.

— Но как так, должно ж быть верное средство, вот и старший каноник говорил … — монах прервался и продолжил виновато улыбнувшись, — он так же говорил доверять вашему опыту, — повисло молчание, прерываемое лишь посвистом птиц, да жужжаньем мошек.

***

  Охотник не любил посторонних и в праздное время, тем паче за работой. И сегодня был видно не его день. Первое что увидел, шагнув за порог, письмо аббата о приставлении к нему брата Антонио Мессере из храма Воинства Господня — «помощи для» и расширения кругозора последнего. К скупым строкам автора прилагалась печать епископа, в виде намёка — возможности отказать нет. Мнение о подобной помощи, новоприобретённому брату во Христе, высказывать виделось не уместным и бессмысленным. Тот сиял улыбкой, свежевыбритой тонзурой и готовностью преодолеть все беды и невзгоды. А потому, протаскав за собой «помощника» до самого полудня, местами далёкими от благочестия и праведности, вольный охотник и добрый христианин Йозеф Фретт, вооружившись щербатым топориком, лопатой и ворохом слухов, отбыл в тот день из городка Партенкирхен, вдоль лесистых западных склонов, прихватив «временное неудобство», дабы нести слово и гнев божий.

***

— Почтенный Фретт, ответьте, как всё же быть с чесноком? — нарушило молчание «неудобство».

— А никак, почтенный монах, — окинув взглядом святошу, охотник сбавил темп, тот, хоть и был видно моложе, уж запыхался и путался ногами в своей «мышиной» рясе, жизнь аскетом видно не шла в прибыль. — Кровососов сравнивают с летучими мышами, но более похожи они на псов гончих, что, выслеживая жертву, идут по следу. А потому чесночный дух противен им, как и другой любой запах едкий. Хоть и не более, но пытаются избежать его.

— Чего ж с бедным братом нашим тогда беда приключилась, вот уж чей дух был силён? — не унимался монах.

— Дай нищему хлеб — его он съест, а в грязь уронишь, возьмёт ли? Думается, всё зависит от того сколь голоден будет.

— Считаете, всё так просто?

— Именно, что просто! Коль голод — и на солнце полезут, и крест целовать будут.

— Богохульство! — вспылил поборник веры.

— Цел будет крест ваш и зубастые целы, — отмахнулся Йозеф, — что серебро, что солнце, разве шкура облезет, да и то пустые надежды.

— Слышал другое, чему ж верить? — недоверие и недовольство всё больше сквозило в голосе монаха.

— Как то, в деревушке одной, близ Марны … — начал было охотник.

— Далече?

— У франков, ну или кто там сейчас? Неважно. Так вот, местные, нежить изловивши, решать стали, как извести заразу енту …

— И как сподобились? — перебил церковник, — говорят сильны, отродья адовы, что и десятеро не сдюжат!

— Мы вот с вами вдвоём отправились и думается сладим с божьей помощью, не берите в голову. Так вот, о чём я, нелюдя того распяли они, оставив жариться на солнцепёке, ждали, что пеплом по ветру да и баста, — Йозеф хмыкнул, глядя как святоша креститься на упоминание распятия, — к вечеру ж глядь — живёхонек, висит себе розовый, как тот поросёночек.

  Монах недоверчиво глянул, на охотника но смолчал, вызвав ещё одну усмешку.

— Так вот, — продолжил Йозеф, — а в след тому, подоспел и их местный отче, стал увещевать тварь ночную словом божьим, поливал водой святою, распятием в него тыкал, ладаном дымил — да всё без толку, чихал упырь с тех курений и лишь в лицо ему смеялся.

— Не верю, ведь всем известно, что то вернейшие средства … учили нас, что вода святая …

— Так и дальше не верь! Но, скажу вот что, купоросное масло куда как верней.

— Но упокоили же в конец?

— Не сомневайтесь, обложили хворостом да подожгли, а уж по утру всё по чину — прах к праху.

— Хотите сказать, лишь очищающий пламень соратник надёжный? А как же кол в сердце, молва ходит … да ведь и старший каноник говорил …

— И чему вас учат? Нет у них сердца, нету!

— Твари они конечно бессердечные и нет в них искры божьей, всё понимаю, но сердце …

— Поверьте. Сам интересовался и друг мой то же, — охотник похлопал блестящий на бедре топорик, освещённый его улыбкой святоша едва не отпрыгнул, — пусто .Всё то у них по другому, не как у людей .И не смотрите так, две войны прошёл, всяко рубить приходилось и окромя нечисти.

— Значит, кол — не средство? — задумчиво протянул монах.

— Не так что б вовсе. Не помрёт, эт да, но будет крайне несчастен. — Йозеф рассмеялся в голос.

***

  Солнце, налитое кровью, коснулось каменистых склонов, растягивая тени, растеклось алым по еловым лапам и макушкам холмов. Йозеф остановился, внимательно осматривая потемневший частокол леса.

— Почти пришли, успеть бы до темноты, — нарушил молчание охотник и направился в сторону пролеска.

  Его спутник, устало пыхтевший за спиной, оживился и было открыл рот, но был прерван далёким волчьим воем. Боязливо перекрестившись, монах затянул прежнюю песнь.

— А вот, к слову, оборотни, бытует мнение, что …

— Чушь, всё морок да суеверные выдумки, — оборвал его Йозеф, разворачивая бурную деятельность.

 Он ощупывал стволы деревьев, мял в руках опавшие листья, искал лишь ему ведомые следы в высокой траве.

— А зеркала, — всё допытывался спутник, — слухи ходят, будто не отражают они нечисть?

— Когда как, — отвлёкся от своих изысканий охотник, — бывает, что доверять и не стоит, а порой верней любого зоркого глаза, — повертев в руке начищенный топорик, он вернулся к своим занятиям и уже через пару минут уверенно выбрал направление, зашагав вдоль кромки леса.

  Поплутав Йозеф направился к небольшому холмику, увенчанному одиноким корявым дубком. Разлапистые корни расползались на десятки шагов и обрамляли тёмный прогал лаза.

— Здесь, — указал Фретт и вогнал лопату в грунт.

— Что здесь? Упырь? А как же … говорят же, что живут они в замках и особняках, уж на худой конец в склепах да пещер лабиринтах, а тут что? Нора?

— А что? И могила, и дом - сплошное удобство. Да и не напасёшься на всех особняков то, — охотник оскалился улыбкой.

  Йозеф без спешки закатал рукава, скинул дорожный мешок и пояс с топориком, взялся за лопату.

— Пожалуй начнём, ты брат, возьми хворостину, — охотник указал на сухую ветвь лежащую неподалёку, — ткни в нору, да пошуруди хорошенько, а как хозяин выйдет, так я его и поприветствую.

— И что? Это и вся охота? Вот уж, действительно, верное средство.

— А что, по лесу пол ночи гоняться? — церковник что-то недовольно бурчал, но подобрал «орудие» и покладисто ткнул его в земляной зёв.

  Время спустя из-под корней зашипело, а хворостину ощутимо дернуло внутрь.

— Похоже, что здесь кто-то есть! — удивлённо воскликнул обернувшийся монах.

— А то! — хмыкнул охотник и его лопата с хрустом вошла под подбородок собеседника.

  Тело осело, а голова, весело запрыгала меж корней и скрылась в высокой траве у подножия холма. Йозеф отбросил лопату и не спеша порывшись в пожитках бывшего спутника, вытащил пару писем и тяжёлый, видно свинцовый, крест. А меж тем из норы зашумело, запыхтело, послышался рык и показалось нечто, при ближайшем рассмотрении, оказавшееся крупным барсуком.

— Ну извини, друг, не серчай, так уж вышло. — Фретт изобразил раскаяние и кинул хозяину норы припасённую горбушку хлеба. — Говорил же тебе, всё с божьей помощью. — увесистое распятие упало на тело, так и не пролившее на землю и капли крови.

***

 Уставший человек сел на корни дерева, шумно выдохнул — долгий день и дела его подошли к завершению. Поймав, прокравшийся сквозь листву, луч заходящего солнца, Йозеф зашелестел, перебирая попавшие в его руки бумаги. Окружающие его вечерние тени, будто живые, сползались сгущаясь меж корней дерева. Вот они дрогнули, уплотнились и выросли за его спиной в огромного волка.

— Спасибо, что хоть голос подал, — улыбнулся охотник, не оборачиваясь на нежданного гостя, — а то сомневаться начал в дороге, — создание тихо ткнулось носом ему в плечо и перетекло к мёртвому телу.

— Сам то когда догадался?

— Не так чтоб сразу, — отмахнулся Фретт, — креста на себя не навесил, без проповедей и наставлений обошёлся в блудном доме, всего по мелочи и как то так, — он крутанул свой топорик и в том отразился, отнюдь не волчий, облик его собеседника, — хотя, всяко оно бывает.

— Бывает … — зверь рыкнул на тело и обернулся к Йозефу. — Сжечь нужно, спохватятся раньше времени — проблем не оберёшься, можно ведь было всё и по другому решить.

— Эт как? Отпустить что ли? Он же сам всю дорогу пытал у меня «верный способ», вот … — он неопределённо ткнул в надвигавшиеся сумерки. — Никто ещё без башки не оживал. — существо хмыкнуло, видимо подтверждая его выводы.

  — Глянь-ка, — Йозеф протянул волку найденные документы, тот принюхался, чихнул и ворча отвернулся, охотнику послышалась крепкая ругань, ведь каждому известно, что даже нечисть ненавидит бюрократов.

— Значит кровососы в аббатстве обосновались? — показалось, что зверь ухмыльнулся, а может просто оскалился, ведь по слухам все волки страсть как недолюбливают нежить.

— Точно, а в Ватикане всё брешут, что не преступят нечестивые порога храма господня, вот тебе и на.

  Волк снова хмыкнул, а может и чихнул, ведь доподлинно и знающие говорят, что на всё и даже на обычное упоминание святого престола у всякой нелюди стойкая аллергия.

***

   Уж потемну, так непохожие друг на друга, они разошлись своими дорогами и коль видеть в ночи, то заметил бы каждый, что в дорожной пыли, эти двое оставляли, вполне себе одинаковые, человеческие следы и огромные просторы для новых «суеверных выдумок».