Чувства, которые испытывала Микаэла, были родом из их первой встречи, когда противник сидел у ее ног безоружным, но не верящим в час собственной смерти или тогда, когда хрустальный меч Микаэлы вонзился ему в грудь. В тот же миг воздух потяжелел от густого и насыщенного запаха крови, которая заставляла органы чувств трепетать перед соблазном.
Если бы не Юичиро Микаэла убила бы Глена, вовсе не собственным мечом, а одним лишь желанием попробовать на вкус его кровь. Это желание сбивало с толку, рушило все запреты и замки, на которые Микаэла заперла собственную природу, ведь если бы она поддалась ему – это обозначало бы конец для той маленькой девочки, которая все еще верила в ценность своей отчаянной веры.
Все началось с желания попробовать на вкус кровь Ичиносе Глена, чей запах манил к себе сильнее любого наркотика, а закончилось проснувшимися желаниями еще не полностью мертвого тела, которое жаждало прикосновений этого человека. Если бы он не отдернул руку от ее руки после их шуточного спарринга, который был шуточным для всех, кроме них двоих.
Если бы он не выпустил из пальцев прядь ее золотистых волос, когда Микаэла даже не успела никак идентифицировать свои ощущения. Если бы он смотрел в ее глаза, а не посвящал все свое время чертовым бумажкам, которые в геометрической прогрессии росли у него на столе. Если бы Глен только знал, что Микаэла давно не испытывает к нему ненависти или желания убить, а хочет, чтобы он коснулся ее губ своими грубыми пальцами.
Глен сводил ее с ума, ведь где бы Микаэла не была, чтобы не делала – ей всюду мерещился стойкий запах нагретой кожи, запах мыла, запах его крови, который будто впитался в ее рецепторы. Микаэла-вампир хотела вонзить ему в горло клыки. Микаэла-человек желала, чтобы он трахнул ее у себя на столе и касался ее везде, куда дотянутся его руки. Как удобно, что Мика не была ни человеком, ни вампиром и все эти желания двух разных сущностей смешивались в пугающий своей цветовой палитрой коктейль, который Микаэла бы вылила в раковину, если бы могла.
Микаэла не может себя принять, она ужасно боится однажды увидеть отвращение в глазах Юичиро, а еще она боится увидеть тот холод в глазах Глена, который пробрал ее до костей, когда они только-только встретились в разрушенном городе. Микаэла не хочет однажды вновь стать ему врагом, пусть даже он и ранить ее толком не сможет.
Микаэла – половинка того и другого, не целая часть чего-то большего, балансирующая на опасной грани. Глен устал думать о том, как пресечь на корню ее упрямство, заставив пожелать жить даже в таком обличье.
Особенно, когда он прекрасно знал – видел, он же не слепой – что ее неполноценное сердце было влюблено в него так отчаянно и глупо. Глен безнадежно одинок на том пути, который выбрали для него члены семьи Хиираги. У него больше нет клана, нет семьи. Его очерствевшее сердце больше не способно впустить никого внутрь, где прячется от мира мальчик, который все еще верит в любовь и который тянется к Микаэле, словно к лучу слепящего солнца.
Она нравится тому Глену, который скрывается глубоко внутри. Нравится, когда улыбается. Нравится живой блеск в ее глазах. Нравится, когда на красивом лице проступает превосходство над ним, когда им выдается возможность скрестить друг с другом оружие. Микаэла, словно богиня войны – прекрасная и смертоносная одновременно. И она нравится ему даже тогда, когда ее взгляд горит иссушающим голодом, а ее фигура источает смерть для всего живого. Когда она думает, будто бы он спит и Глен позволяет ей эту маленькую слабость – рассматривать его сколько душе угодно.
Он удобно устроился на диване в своем кабинете, глаза закрыты, фигура расслаблена – Микаэла не чувствует от него угрозы так же, как он не ощущает опасности от нее. Микаэла смотрит на его шею, где переплетаются сосуды, где течет горячая густая кровь, а Глен в это время старается контролировать ритм своего сердца, чтобы она не заметила, что он больше не спит.
Ее желания так очевидны и подполковник, пожалуй, хочет, чтобы все закончилось сегодня. Он хочет, чтобы она его укусила – это бы избавило их от множества проблем, а так же от обоюдной запретной влюбленности, которая, как надеется Глен, растворится без следа, когда он посмотрит в глаза, которые больше не напоминают небо, а похожи на сгусток пульсирующей алой крови. Глен хочет подтолкнуть ее к этому, чтобы переписать их судьбы раз и навсегда.
Но потом нежные пальцы проводят подушечками по его шее, и Глен едва не стонет, оглушенный прикосновением, в котором чувствуется столько любви, столько нежности, на которые никогда не был бы способен ни один истинный вампир. Глен не хочет больше думать, Глена поглощает в себя отчаяние, когда он понимает, что – нет – даже если Мика станет полноценным вампиром, то ничего не изменится. Изменится она, но Глен останется прежним – с очередной дырой в грудной клетке и разбившимся на осколки миром.
Глен ловит ее пальцы прежде, чем она успевает их отдернуть и смотрит в уязвленные небесные глаза. Его мнение тут больше ничего не значит. Выбирать должна именно Микаэла.
- Давай. – Предлагает он, не сомневаясь.
Больше Глен не отвернется от нее ни на миг.
Зрачки вампира затапливают голубые радужки, когда она понимает, что именно ей предлагает Глен. У нее не так-то много вариантов на выбор на самом деле, ведь горло даже сейчас сдавливает от невыносимой жажды, а сердце болит и радуется от того, что он наконец на нее смотрит. Мика хочет его крови, которая притягивает ее, как огонь мотылька, но расплачиваться за собственное легкомыслие придется бесчувственной жизнью длинною в вечность.
Микаэла слышит отчетливо, как стучит его сердце, как тепло отдается в рецепторы, а запах в очередной раз сводит с ума. Микаэла слишком голодна, чтобы сопротивляться и в этот момент Глен повторяет снова.
- Давай.
Он смотрит на нее выжидательно, словно не знает толком, какой поворот приобретут события и просто плывет по течению. Он ждет ее выбора. У Микаэлы сжимается сердце. Она видит это ясно, как день – она не может принять сама себя, но, оказывается, нашелся дурак, который смог принять и полюбить монстра, которым она стала. Глен любит Микаэлу, которая останется для него собой, даже если потеряет способность чувствовать, и даже если ее сердце больше не будет биться.
Микаэла наклоняется, но не к его шее, которая все еще манит ее своим теплом, а к его губам, на которых она оставляет поцелуй. Глаза мужчины под ней темнеют и Мика видит в них собственное отражение, свой облик, свою суть, которую этот мужчина хочет, словно они не находились по разные стороны баррикад, словно никогда и не были на разных концах пищевой цепи. Словно Мика всего лишь обычная девушка, которую Глен целует глубоко и жадно, пока вампир в его руках сдается ему без боя.
На этой проклятой войне, в этом проклятом мире – они нашли друг друга и полюбили и даже если эта любовь обратится пеплом – сожалеть будет не о чем.
*
Отныне Микаэла смотрит на мир человеческими глазами, познавая все то, чего была лишена за годы жизни в качестве вампира. Горьковатый вкус чая, например. Или вкус сладостей. Ласковые лучи солнца по утрам или мир, который кажется немного нереалистичным, когда она только-только открывает глаза поутру в их кровати.
Микаэла чувствует их – яркие огоньки там, где бьется сердце, когда она прижимается плечом к Глену, как сейчас, заглядывая в страницы книги, которые он листает со скучающим интересом. Глен – очень теплый, кажется, что его тепла хватит на них обоих, но на его лице недоумение, когда он неосторожно проводит пальцем по краю страницы, пачкая ее кровью.
Мгновение они просто смотрят, как проклятие залечивает рану, оставляя в напоминание лишь кровавую дорожку на большом пальце. Ее цвет кажется Мике завораживающим. Она больше не чувствует стремления попробовать ее на вкус, но в ней просыпается любопытство, которое Глена совсем не удивляет.
Микаэла проводит кончиком языка по пальцу его руки, чувствуя металлический привкус во рту. В ней больше нет испепеляющего желания поглотить, которое могло разрушить все, что они с таким трудом построили. Именно кровь была тем, что привлекло ее изначально, но именно жажда жизни в темных глазах Глена заставила ее остаться подле него и полюбить так, как никогда никого не любила.
- И как на вкус? – Глен с легким интересом наблюдает за выражением на ее лице.
В ответ Микаэла смеется, прижимаясь губами к синеватой венке, бьющейся у него на запястье.
- Ужасно. – Говорит она. – Целовать тебя мне явно нравилось больше.
И в этом ответе нет лжи – возможность коснуться его, обнять, поцеловать – всегда приносила ей больше удовлетворения, чем склянка с кровью. Глен улыбается уголком губ, а потом чувствует приятную тяжесть на своих коленях, когда на них устраивается Микаэла и, глядя на улыбку на ее губах, Глен не противится своему желанию попробовать с них вкус собственной крови.
- И впрямь – ужасный вкус. – Подтверждает он, а после вновь целует Мику, пробираясь пальцами под ткань ее тонкой кофты, оглаживая нежную кожу, которая после обращения стала невероятно чувствительной.
Микаэла прикусывает его губы, а в следующее мгновение ощущает под лопатками обивку дивана. Секунду они смотрят друг на друга, а потом вновь соединяют губы, осознавая со всей ясностью – эти моменты стоили того, чтобы за них бороться.