Идеально ровная стена будто сама просится стать полотном для нового произведения живописи. Десятки разнообразных картин, словно кляксы, размещаются на прекрасной поверхности, отчего желание их стереть нестерпимо зудит на кончиках пальцев. Нотт сжимает немеющие пальцы в кулак до хруста костяшек. Ногти впиваются кожу ладоней, повреждают её, и первые капли вскоре срываются с его рук и разбиваются о пол.
Снова уродливые кляксы.
Нотт поднимает взгляд и вглядывается в каждый портрет, висящий на стене. В центре этого художественного ансамбля висит зеркало. Старинная рама с красивой резной отделкой, покрытая позолотой, тускло мерцающая в свете свечей. Или это настоящее золото? Нотту плевать. Идеально начищенная отражающая поверхность без единого изъяна показывала ему незнакомца.
Отражение кажется чужим, даже враждебным. Лицо, что смотрит на него, вызывает лишь горечь и отвращение. В каждом изгибе черт, в каждом морщинистом изгибе губ Нотт видит слабость, неудачи и пустоту. Он долго смотрит на своё отражение, искажая выражение лица, пробуя ухмылку или приподнимая бровь, но ни одно движение не способно оживить этот образ. Это больше не он. Это — просто оболочка, чужое тело, которое он давно уже не чувствует своим.
Каждая черта кажется уродливой. Глаза, глубоко посаженные, не выражают ничего, кроме усталости и презрения к самому себе. Нотт изучает своё лицо, пытаясь увидеть что-то хорошее, но взгляд возвращается к каждому несовершенству, каждой морщине, шраму, неровности. «Как ты можешь жить с этим лицом?», — невольно проносится в голове. Отражение будто бы насмехаться над ним, зеркало высвечивает все его недостатки, обостряя их до гротескной формы.
Теперь зеркало не просто стеклянная поверхность — это портал, который обнажает его внутренние мысли, показывает всю ненависть, которой он пропитан. Ненависть к миру, где каждый день кажется нескончаемой пыткой. Этот мир, с его бесконечной жестокостью и равнодушием, словно стоит напротив него, так же как Нотт сейчас стоит перед этим зеркалом. Его отвращение к окружающему миру живёт в тех же чертах, которые он видит перед собой: всё кажется уродливым, лишённым смысла.
Сквозь этот призрачный фильтр Нотт видит, как мир насмехается над ним, предлагает ложные надежды, обманывает иллюзиями. От этого его отражение становится ещё более тяжёлым для восприятия. Оно напоминает о том, как он не вписался в эту игру жизни. О каждом разочаровании, о каждом несостоявшемся плане. Как мир отвернулся от него, так и он отрёкся от мира.
Глядя в зеркало, Нотт чувствует боль, которую мир причиняет ему снова и снова. И теперь это чувство направлено в обе стороны: ненависть к себе, ненависть к другим. Кажется, что эти чувства сплелись в единое целое, и теперь нет разделения. Он — это его ненависть. И ненависть — это он.
Дыхание Нотта учащается, и пальцы сжимаются в кулаки. Ему хочется ударить это зеркало, разбить его вдребезги, стереть это отражение, которое так бесцеремонно выставляет напоказ его внутреннюю ненависть. Но Нотт понимает, что это бесполезно. Разбив зеркало, он не избавится от этого чувства. Оно живёт глубоко внутри, и ни одно разбитое стекло не унесёт с собой этот тяжёлый осадок.
Мир и его отражение сливаются. И он, в этом холодном взгляде в отражающую поверхность, понимает: в этот момент он мёртв внутри, и мёртв не только для себя, но и для всего вокруг. Огонёк свечи подрагивает, будто боится погаснуть. Отражение в зеркале на мгновение принимает зловещий вид.
Всё внутри сжимается в комок ярости, отчего внутренности будто скручивает в жгут. Ненависть, бурлящая глубоко внутри, взрывается. Не сдерживая себя, Нотт резко поднимает руку и с дикой силой бьёт кулаком в собственное отражение. Глухой звук удара смешивается с треском стекла. Острая боль пронзает руку, но в первый момент Нотт её не чувствует — вся его ярость, скопившаяся за годы, наконец находит выход.
Зеркало трескается. Лицо в отражении распадается на сотни осколков, каждый из которых улавливает частицу его искажённой, отчаянной гримасы. На мгновение ему кажется, что все эти осколки смеются над ним, повторяя этот беззвучный хохот. Осколки отражают глаза, из которых теперь льётся не только гнев, но и безысходность, что давно жила в его сердце.
Осколки падают на пол, каждый из них рассыпается, но даже разбитое зеркало продолжает показывать его искажённое лицо. Очередная издёвка. Нотт смотрит на то, что осталось от его отражения: сотни мелких осколков, в каждом из которых части его повреждённой, изуродованной души.
Кровь медленно стекает порезанной руки. Нотт смотрит на неё, как будто впервые замечает, что сделал. Это не просто зеркало разбито — он разрушил тот последний барьер, который разделял его с его ненавистью. Теперь всё слилось воедино: осколки стекла, капли крови, его боль и ярость — всё это смешалось в единый хаос, и он стоит посреди этого безмолвного шторма, ощущая, как этот разрушительный внутренний вихрь поглощает его целиком.
Нотт опускает руку, чувствуя тяжесть в груди. На полу перед ним — осколки стекла, кровь, остатки того, что когда-то было его отражением. Но вместо облегчения приходит пустота. Разбив зеркало, он не уничтожил ни мир, ни себя. Это был всего лишь ещё один крик в бездну, крик, который никто не услышал.