доктор рацио забывает жуань мэй каждый раз, когда ложится спать.
просыпается с чистым, незамутненным сознанием, прокручивает в голове все, что было и все, что происходило, помнит досконально, что он делал в девять тридцать утра, в двенадцать пятнадцать дня, в шестнадцать сорок шесть и в двадцать ноль пять вечера; помнит все, что говорил — у него отличная память — и помнит все, что ему сказали — он злопамятный до ужаса; помнит, что видел, как распускались цветы сливы в иллюзорной комнате космического корабля, но не помнит, кто такая жуань мэй.
не помнит. не помнит. не помнит.
они знакомятся заново, и на периферии сознания у доктора рацио сквозит мысль о том, что они определенно знакомы; у жуань мэй знакомые черты лица — красивые, можно сказать, античные, как у скульптуры — правило золотого сечения, в которой красота обусловлена идентичностью, хотя доктор рацио прекрасно знает, что ни у одного человека нет полностью одинаково-симметричных черт лица. у жуань мэй спокойная, мягкая походка, собранные высоко волосы, открывающие тонкую шею; и очень грустные глаза. у жуань мэй очень грустные глаза, хотя улыбается она должно-вежливо, смотрит со скупым безразличием ученого, далекого от мирской суеты — доктор рацио не спрашивает, где они виделись, но знает точно, что они знакомы, а жуань мэй знает больше, чем показывает на людях.
— как вам спалось сегодня, доктор рацио?
— отвратительно. мне снился кошмар, в котором я умер, а тело мое облепили жуки, они забирались под кожу и откладывали личинки, роем жужжали над моими ушами и выедали мои глазные яблоки.
— вам стоит выпить отвар ромашки перед сном. он успокаивает.
— я верю в науку, а не в бабушкины методы.
— тогда вам стоит посетить психиатра.
жуань мэй смотрит на расшитое звездами космическое пространство, вышивает на полотне собственные узоры; добавляет розовый в рисунок — как цветущие сливы; и зеленый — как листва деревьев. доктор рацио смотрит на нее, и знает, что на следующий день он снова не вспомнит ее — жуань мэй что-то делает с ним, из-за чего он каждый раз ее забывает, а она помнит, все-все помнит, абсолютно и досконально, помнит каждый их разговор и каждую встречу, каждый взгляд и каждую неаккуратно брошенную улыбку, и доктор рацио не знает, почему, п о ч е м у она не хочет, чтобы он ее не помнил, но решает, что в следующий раз не пойдет у нее на поводу. решит загадку, кроющуюся в лазурных глазах гениального ученого.
он не спит ночь — и на следующий день помнит все, а самое главное — помнит жуань мэй. помнит их разговор и то, что она говорила, помнит ее образ, голос, помнит ее грустные глаза и то, с какой тоской она смотрела на космическую тьму.
— я сегодня не спал, и теперь помню и вас, и то, о чем мы говорили.
доктор рацио улыбается, довольный своей маленькой победой. он чувствует себя нашкодившим ребенком, знающим, что его не будут ругать — посмотрят только неприятно-снисходительно и отпустят восвояси. такие дети, знает он, просто катастрофически нуждаются во внимании. доктор рацио в нем не нуждается — если это, конечно, не внимание жуань мэй.
она улыбается грустно и печально, но не смотрит на него. следит, как мимо корабля проплывают звезды и космический мусор — не очень приятный пейзаж.
— вот как.
это единственное, что она тогда сказала.
это единственное, что она сказала?
серьезно?!
доктор веритас рацио смотрит на нее — такую далекую-далекую, словно неземную, смотрит на одного из участников общества гениев, смотрит на ее лицо, вглядывается в чужие черты, пытается рассмотреть, понять, узнать, но не дотягивается до истины. жуань мэй будто бы отрицает все мирское и человеческое, она находится не здесь, а где-то за гранью восприятия, и в глазах ее вовсе не печаль — в глазах понимание псевдонаучной истины, и жизнь она пропускает сквозь пальцы, жизнь жуань мэй стекает по ее запястьям и протекает в венах, но это больше, чем обычная кровь, это выше эонов, и это болезненнее, чем любое предательство и нереализованные ожидания.
веритас рацио забывает жуань мэй всякий раз, когда засыпает — и он не спит день, второй, третий. веритас рацио смотрит на жуань мэй и примеряет на себе ее оболочку: жуань мэй способна работать над исследованиями сутки напролет, пока не достигнет пика и не заснет за стопками листов и графиками исследований; жуань мэй может не есть сутками, пока не почувствует скупое изнеможение; жуань мэй способна всю себя отдавать процессу, но почти никогда — результату. все формы жизни, созданные ей, обречены на страдания, потому что каждое живое существо жаждет любви от своего создателя, но жуань мэй, кажется, и любить вовсе не способна.
не способна ли?
доктор рацио не спит сутками, и все эти сутки он помнит, п о м н и т, что ему говорила жуань мэй от скупого: «доброе утро, наше исследование дало новые результаты, проверьте сегодня свой отчет» и до: «хотите рисовые пирожные? я сегодня стояла в длинной очереди, чтобы забрать их, так что вам их лучше попробовать». веритас рацио не спит сутками, пролистывает отчет за отчетом, все исследования жуань мэй и те эксперименты, в которых она участвовала, отправляет запрос герте, но не находит нужного. а нужное кроется непозволительно близко, в чужих лазурных глазах, в скупой улыбке, в чужих словах, за которыми прячется истина.
— старые травмы дают о себе знать, и я не хочу, чтобы кто-то помнил, кем я являюсь на самом деле. такими темпами вы долго не протянете, доктор рацио: без сна человек может просуществовать около недели, а у вас уже начинаются бредовые галлюцинации.
— кажется, я слышу, как пахнет цветущая слива.
— вам все кажется, доктор рацио, и я вам кажусь той, кого вы знаете давно-давно. может быть, так оно и есть, но я не могу позволить вам зайти слишком далеко: я боюсь, что на меня возложат несбыточные надежды, я боюсь стать той, в ком разочаруются в последствии, я сомнительный объект для любви и тем более — сомнительный друг. вам будет лучше, если вы забудете меня, веритас: вам будет лучше, если вам приснится новый сон, в котором не будет моего исследования роя — я постараюсь сделать так, чтобы вам приснились цветущие сливы.
— вы говорите это, потому что думаете, что я сейчас усну?
— вам стоит поспать, доктор рацио.
его голова опущена ей на колени; они сидят в зоне исследования, и под руками у рацио — мягкие желеобразные создания жуань мэй. они смотрят на него большими круглыми глазами, полного обожания, и веритас не понимает, правдивы ли они, или руки жуань мэй, перебирающие его волосы.
— когда я забуду тебя?
— скоро. очень скоро, веритас.
— когда я снова узнаю тебя?
— быстрее, чем ты думаешь.
— ты отвечаешь с абсолютно не научной точки зрения, игнорируя логические умозаключения и человеческое понятие времени.
— а вы абсолютно также иррационально стремитесь понять то, что не хочет быть понятным.
— твой страх нелогичен.
— а вы во всем ищете логику?
— ты поступаешь глупо, а я терпеть не могу глупцов.
— лучше ненавидьте меня, но не любите.
— пожалуйста, не уходи, пока я не проснусь. если моя судьба снова и снова забывать тебя, я хочу, чтобы ты была той, кого я увижу сразу после пробуждения.
жуань мэй улыбается горько-горько и кладет прохладную ладонь ему на глаза, будто нажимая кнопку выключения.
и доктор рацио выключается.
когда он включается, подобно машине, роботизированному сознанию из металла и набора алгоритмов, он заново знакомится с той, кого зовут жуань мэй.