— Подъём! Занятия начинаются через пятьдесят минут, а тебе нужно быть в классе раньше всех. Так что отрывай свою прекрасную пятую точку от не менее прекрасной пятой точки твоей огромной розовой свиньи и, будь так любезна, спустись в столовую, позавтракай по-человечески, потом заберёшь сумку или рюкзак, и мы с тобой пойдём в класс, — пыталась разбудить Юлю Марина.

Кареглазая отрываться от кровати не хотела, от своей огромной и странной игрушки — тем более. Поэтому сонно брыкаясь и издавая понятные только иноземным существам звуки, Юля вцепилась зубами в подушку и решила её не отпускать. Сей знак протеста Марина не оценила, а потому и выдернула подушку изо рта девушки. На всякий случай проверив, не осталось ли в подушке зубов — силы Марине было не занимать — или хотя бы челюсти, светловолосая, поначалу думавшая стянуть жертву сна за ноги на пол, остановилась.

«Что я делаю? Чего я вообще с ней нянчусь? Тоже мне, ребёнок. Не маленькая, должна уже знать, что такое ответственность… И действительно, что это со мной такое?»

Марина в задумчивости посмотрела на уже сопевшую в обе дырочки Юлю.

— Так. Потом же мне по голове настучат, если она не явится в первый же день занятий. Поселили её рядом со мной, называется. Как снег на мою голову… — уже вслух заметила девушка. — Барышня, если ты немедленно не встанешь, то пропустишь завтрак!.. Не хочешь по-хорошему, значит?

Светловолосая колебалась только одну секунду, а затем, наклонившись к самому уху спящей девушки, легонько дунула. Результат не заставил себя ждать. Сперва Юля попыталась отмахнуться рукой, но, даже не успев поднять оную, резко открыла глаза и подскочила так, что чуть не оказалась прямо на крыше — оставалось всего лишь пробить головой потолок.

— Охренела, что ли?!

— Доброе утро, — холодно заметила Марина.

— Да ни хрена не доброе!.. Какого чёрта, Мандарин?

Бровь Марины нервно дёрнулась.

— Как ты меня назвала?

— Марина-Мандарина, блин! Ты видела, который час? До занятий ещё сорок пять минут! Ещё долбанных сорок пять минут!!!

— Тебе нужно прийти в класс пораньше.

— Зачем? — хмуро спросила Юля, нехотя сползая с кровати и потягиваясь.

— За шкафом.

— А чо ты огрызаешься?

— Не «чо», а «что».

— Тоже мне, умная выискалась. То, что ты типа такая крутая староста, ещё ничего не значит!

Марина никак не прореагировала на едкое предложение Юли. У кареглазой уже начало складываться впечатление, что девушка попросту её игнорирует лишь потому, что у них обоюдная неприязнь. Казалось бы, всё логично, но копать иногда нужно гораздо глубже. Кто знает, что можно будет откопать в душе у человека, в своей собственной душе и в отношениях?

— Чего уставилась? — угрюмо буркнула Юля.

— Задумалась, — пожала плечами Марина. — Мне вот просто интересно стало: я тоже с утра выгляжу, как живое доказательство того, что существовали австралопитеки? На моём лице тоже присутствуют фиолетовые эллипсы, как результат бессонной ночи, проведённой с одной примечательной особой в комнате и в какой-то момент даже в постели? А взрыв на макаронной фабрике, видимо, обзавидовался бы, увидев, какое шедевральное гнездо располагается на твоей пустой голове? И полное отсутствие не только вежливости и интеллекта, видимо, не только по утрам можно заметить у тебя на лице.

— Ах, мы тоже умеем острить! — картинно вздохнув, Юля ляпнулась с кровати.

С беспристрастным выражением лица Марина перешагнула через бездыханное тело Юли, распластавшейся на полу в позе поломанной морской звезды, повторила ещё раз, что будет ждать её на крыльце общежития, но потом была схвачена чьей-то рукой за ногу. Юля, смотря в сторону, надула губы и пробурчала:

— Я потеряюсь. Подожди меня тут.

— А шнурки тебе не погладить? — иронично вздёрнув вверх одну бровь, спросила светловолосая.

— Слушай, а не погладишь мне рубашку? Я же не могу идти в мятом? А? Ну, спасибочки! — не дав оклематься Марине, Юля вскочила на ноги, заграбастала зубную щётку, пасту и полотенце и помчалась умываться.

— Нет, мне с ней точно покоя не будет, — вздохнула Марина.

***

— А где мои поглаженные вещи? — хныкая, спросила Юля.

— Посмотри сюда. Видишь? Это утюг, такой вот необходимый составной элемент бытовой техники, который широко используется людьми для разглаживания вещей, точнее, складок на этих вещах и различных заминок, которые рукой просто так не распрямишь. Утюг, знакомься, это Юля. Юля, знакомься, это утюг.

— Не погладила, значит? — деланно всплакнула Юля, в душе разливаясь сатанинским хохотом.

Кареглазая давно просекла, что Марине не выгодно ждать, пока девушка позавтракает, умоется, погладит вещи и сделает ещё кучу вещей, а потом опоздает не только на первый урок, но и вообще в школу попадёт не скоро.

— Это было в первый и последний раз.

— А ты бываешь душкой. Так и хочется взять и придуши… — поймав на себе ледяной взгляд зелёно-серых глаз, Юля нервно сглотнула и, кашлянув в кулак, томно произнесла: — Благодарю тебя, смертная!

***

Утро дышало приятной свежестью и обвевало ещё не проснувшихся учениц желанной прохладой. Из общежития то и дело вытекали люди. С левой части — девушки, с правой — юноши. Кто-то догонял кого-то, крича: «Ты меня не подождал(а)!», а кто-то брёл в гордом одиночестве и наблюдал за людьми, проходящими мимо, за дерущими глотку ранними птицами, за лениво стрелявшим косыми лучами солнцем, за редкими облачками, которые лихорадочно носились по небу, пытаясь найти своих сородичей.

Никто не заставлял учениц ходить в форме, однако это как бы подразумевалось и неподчинение каралось страшным судом Совета Шестнадцати, которого все по каким-то туманным причинам боялись. Со стороны так посмотришь и подумаешь: а почему они боятся шестнадцати девчонок? А на самом деле ходила легенда, что после страшного суда Совета Шестнадцати, девушки меняли саму свою сущность, ходили только в официально-деловых костюмах, пили кефир на ночь, могли пробежать стометровку за тринадцать секунд, не ругались больше и здоровались со всеми учителями…

Юля, закинув рюкзак на одно плечо, шла чуть поодаль от Марины, всем своим видом показывая, мол, веди меня, так и быть, смертная, я позволяю тебе это. Марина, не обращая на это никакого внимания, и вовсе ушла в себя и лишь изредка здоровалась с тем или иным человеком — люди по двадцать раз могли повторить «день добрый», пока Марина не прореагирует.

— Хоть бы раз обернулась. Вдруг я потеряюсь?

— Я буду благодарна судьбе, — не поворачиваясь, бросила Марина.

«Арр, как меня бесит такое отношение!» — кипятилась Юля. Девушка тоже настолько глубоко ушла в себя, что не смотрела по сторонам и врезалась во что-то большое, прямоугольное и… живое.

— Ептить-колотить… — побелевшими губами произнесла кареглазая, желая в данный момент быть где-нибудь в Сибири, пить "русский водка" и танцевать с медведями.

Девушка врезалась в девушку. Необычную, на Юлин привередливый взгляд, девушку. Очень необычную и странную девушку. Вам знакомо описание некоторых парней, которое состоит из одного слова: шкаф? Так вот тут был точно такой же случай, только вместо великана-парня, была великанша-девушка. Когда она решила повернуться и посмотреть, кто осмелился врезаться ей в спину, Юле на миг показалось, что сходит лавина, поворачивается гора на сто восемьдесят градусов, взрывается атомная бомба и лихо скачет смерть прямо в её сторону.