Холодный ветер бил по лицу острыми снежинками, выл в уши, заглушая другие куда более полезные звуки. Из недовольно сморщенного носа вырвались струйки пара, когда Сириэль выпила горячительное. Ничего изощрённого, просто домашняя черешневая палинка(1). Обмолвилась при Снейпе, и он вдогонку отдал ещё одну, уже закончившуюся, из коллекции неоценённых по достоинству подарков на какой-то юбилей.
Вообще-то было лишь двадцатое сентября, но из-за наличия единственной свежей наводки пришлось забраться подальше на север Европы, чтобы найти для волчьего противоядия ингредиент, который сейчас наконец показался в поле зрения. Вместе с целой стаей.
Тяжело вздохнув, Сириэль поднялась из засады у единственного камня в горной редине. С плеч свалился сугроб, укрывавший тело от пронзительного ветра. Выудив из недр тяжёлой шубы небольшой арбалет, прицелилась. Главное — не попасть в голову вожака. А стреляла она неважно.
Звон тетивы отправил болт в полёт.
***
Целая волчья голова, запрятанная в мешок, оттягивала руку приятной тяжестью удачной охоты. Нести пришлось через ползамка. Благо всё, что могло оставить следы, вытекло ещё в норвежском лесу. Прибыть Сириэль удалось только под утро, когда учеников в коридорах было не так много из-за завтрака.
Но из самого неприятного, что могло повстречаться по пути, ей и повстречалось. Подставив лицо последним бледно-жёлтым лучам, ускользающим за конёк крыши, оборотень сидел на лавочке во внутреннем дворике под широкими плечами сморщенного дуба.
Когда он взглянул в её сторону, Сириэль гадала, тонкий ли звериный нюх дал ему подсказку или ощущение присутствия его мёртвого собрата в мешке?
Или чуткий слух? Она довольно громко шаркала уставшими ногами. Красться и мысли не возникло. Ещё чего не хватало — в переглядки с ним играть или в смятении убегать.
И продолжая неспешно волочиться по коридору, окольцевавшем арочными сводами внутренний дворик, Сириэль пинала пыль и щурилась, когда на ресницы из-за колонн набрасывался свет. И наблюдающий взгляд.
Вскоре окутала прохлада сырого подвала — Сириэль не любила это ощущение всё больше. Предпочла бы посидеть под солнцем. Только компания отвращала от мысли погреть кости, прежде чем спускаться в холод. Особенно после зимнего леса. И вообще, хорошо бы в ванну, а то уже она больше недели как не мылась, выслеживая по лесам живность то для завтрака, то для зелья.
Дверь тихо скрипнула, закрывшись за спиной. В кабинет зельеварения она уже входила без стука, заранее условившись с профессором, раздражающимся от любых лишних звуков, особенно голосов. Особенно её голос не пришёлся ему по нраву, якобы слишком «требовательный».
Сидевший за своим рабочим столом у дальней стены Снейп поднял внимательный взгляд. Её рука же подняла увесистый мешок, и он тут же подскочил из-за стола.
— Мисс Матей, вы принесли целую волчью голову в школу?! Через все коридоры?
Сириэль недовольно повела бровью — на неё крайне редко повышали голос. В основном этим страдал Каркаров, который пытался в мотивацию. По факту просто срывался, когда у неё за пару-тройку тренировок не получалось овладеть заклинанием из программы на два курса старше: «Я же так умел, так почему тебе требуется столько времени?!»
Больше так не хотелось.
— Сбавьте тон, — Снейп выпучил глаза, но Сириэль уже продолжала как ни в чём не бывало, приближаясь к рабочему столу. — Не могла же я посреди леса без необходимых инструментов расколоть череп, при этом не повредив мозг, и так же невредимым пронести его через горы и порталы несколько часов кряду, — Указала на холщовую ткань мешка с багровыми разводами: — А так он в безопасности и оставил меньше грязи.
Снейп поспешил её опередить — загородил собой доступ к столу, заставленному бесцветными склянками различных форм и размеров. Охотница остановилась. Вздохнула и поправила упавшую на лицо прядь, выбившуюся из низкого хвоста. Уставилась на профессора. Тот сглотнул и кивнул в сторону, на другой стол, спрятавшийся в углу за шкафом.
Сменив курс, Сириэль опустила тяжёлую ношу на более свободную деревянную поверхность, затёртую до матового блеска.
— Подайте молоток и зубило, пожалуйста.
Быстро прошуршав по нескольким ящикам, Снейп вытащил необходимое и молча передал, задержав взгляд на её грязных руках, развязывающих узел мешковины. Вместе с упавшей тканью в комнату проник металлический запах, окаймлённый горной свежестью остужающего заклинания, наложенного для сохранности.
— В любом случае идея была идиотская, — выпалил он то, что явно рвалось наружу.
— Это спор ни о чём. Башка была в мешке, в чём проблема? — Послышались первые глухие поскрипывающие по кости удары, чавкающий звук рвущейся кожи и редкое недовольное фырканье. — Плошку, тарелку — что-нибудь, — попросила Сириэль, держа заляпанные в липких телесных жидкостях руки над раскрытым черепом, где уже хорошо был виден серо-розоватый орган.
— Ваш мешок буквально принял форму отрубленной головы, — Снейп подошёл с широкой деревянной чашей, поднёс к краю стола, куда Сириэль указала ногтем с забившейся под него слипшейся шерстью. — Возможно, в ваших диких краях нормально хвастать зверской традицией вешать на стены трупы убитых животных… — Пока он придерживал чашу и ворчал, Сириэль перехватила волчью голову поудобнее и перевернула, чтобы вывалить необходимое содержимое. — …Но в нашем цивилизованном обществе вы не должны выставлять для похвалы варварскую отвагу лишения животного его законно нажитой головы. Добыча ингредиентов должна стать для вас самоцелью… — Отстав от внутренней поверхности черепной коробки, мозг тяжело шлёпнулся в чашу, хлюпнув. — …А не выгодным последствием удовлетворения низменных инстинктов, которые, казалось бы, должны были остаться в глубокой древности.
Положив голову и остатки черепушки в центр ткани, Сириэль снова перевязала края, соорудив первоначальный мешок, взвесила его в руке — прилично полегчал. Утерев пот со лба, оставила на коже кровавый росчерк.
Снейп слегка нахмурился, указал пальцем себе на лоб, глядя ей в глаза.
— М? — намёк был ей непонятен.
— Пятно.
Сириэль глянула в небольшое замусоленное старыми разводами от брызг зеркало, подвешенное над раковиной. Действительно, кровь.
— Вы, профессор, очень интересно рассуждаете, — культурно выразила полное несогласие. — Но раз всё так чудесно в современности и варвары остались в прошлом, отчего же я ни разу не встречала зельеваров в лесу? Что же вы не собираете ингредиенты животного происхождения сами? Раз уж это можно превратить в сугубо хирургический процесс, без эмоций и страсти к убийству. — Сириэль вымыла руки и тщательно очистила лицо, чтобы её внешний вид дотерпел до ванной в её личной спальне.
— Можно убивать и без страсти, — очень холодно, но тихо возразил Снейп, отворачиваясь от неё к безделью своего стола. Лишь переложил перо с одного места на другое.
— Можно. Но в таком раскладе никто не сделает это своей основной профессией, — ещё раз осмотрев свой здоровый и, что главное, чистый румянец, Сириэль бросила короткий взгляд на притихшего Снейпа. — По своему желанию, — выдохнула она так, будто лишь не успела договорить ранее обдумываемое, а не быстро нашлась, приметив мрачные изменения в его лице.
Снейп перехватил её взгляд, но быстро ускользнул, вернулся за своё рабочее место.
Бездумно выбрасывать волчьи останки где попало не стоило, сбежится ещё кто-нибудь опасный. Пока что Сириэль больше доверяла в малознакомом лесу местному лесничему, к которому заглядывала в гости в выходные или по возможности. Вдвоём они выбирались в самоорганизованное лесное патрулирование. Сегодня ещё и дело нашлось — скормили остатки волка местным крапаукам(2), проживающим ближе к озеру.
Сириэль поделилась с Хагридом историей деда-ведьмака, который, однажды по пьяни заплутав на долгое время в лесу, был вынужден поживиться мягким мясом с беззащитного брюшка подобной твари.
— Он говорил, оно похоже на нечто среднее между улиткой и кальмаром. — Сириэль рассмеялась, увидев скривившееся лицо Хагрида.
Он что-то пробурчал под нос про расточительность её предка. Сириэль не возражала. Вальгард действительно мог убить нечто столь крупное, что даже вся их семья не осиливала съесть. Но он не переставал забавляться подобным образом. Ему это приносило упоительное чувство охотничьего азарта. Данное удовольствие и Сириэль было не чуждо.
— Зато мой отец очень бережлив к природному сообществу… — углядев листья валерианы среди плотного ворса мха, Сириэль забыла, о чём говорила. Опустившись на колени, приподняла край махрового ковра и раскопала влажную плотную почву. Комья приятно остужали мозолистые ладони, а глаза порадовало мясистое здоровое корневище лекарственного растения.
— Нужно будет промыть.
— Дык давай вернёмся… заготовим, — добродушно предложил Хагрид.
И они повернули в сторону Хогвартса. Яркая зелень угасала под бледнеющими лучами заходящего за горизонт солнца. Но лес продолжал копошиться живыми звуками, провожая аккуратных гостей, выталкивая их прочь самой короткой тропинкой. Запретный лес терпел чужаков и поэтому радовался, когда те покидали его, особо не потревожив.
Подставив охапку корней под прохладную проточную воду в домике лесничего, Сириэль слушала тихий шёпот осеннего ветра, играющего с пожухлой листвой, застрявшей между подоконником и оконной рамой. На свистящей ржавой плите побулькивал чайник. Его весёлый бок в белый цветочек отливал оранжевым пламенем камина. Лесничий рыскал по полкам, хлопал крышкам железных банок, вырывая из них ароматы травяных сборов.
Сириэль разложила корневища на расстеленной газетке, затерявшейся здесь ещё с июня. Жёлтая бумага шуршала, лица людей на колдографиях становились мягче от стекающей с трав влаги, Уизли разбежались, открыв вид на удивительные пирамиды. Но, когда Сириэль наложила на растения согревающие чары, газета так же впитала тепло и Уизли вновь вернулись, а лица обрели чёткость.
Проведя подвяливание, Сириэль сгребла всё в одну кучу и плотно завернула в эту же газету для дальнейшей переноски.
Хагрид поставил на стол две увесистые кружки, а Сириэль помогла разлить кипяток, удерживая горячий чайник левитационными чарами, пока хозяин дома достал для них пересохшее миндальное печенье. В травяном чае с зверобоем оно отлично размокало.
Через час Сириэль откланялась, сморённая теплом душевного приёма.
День за днём. Режим был налажен: ранним утром тренировка и пробежка, затем весь день в лаборатории с перерывами на еду, вечером — лёгкая разминка. Может, ещё посещение Хагрида и Хогсмида на выходных ради мелких ведьмачьих сделок и иногда — ночёвки у девушки, подарившей венок из кленовых листьев. Если сон оставался в стенах замка — чтение до самой отключки.
Во всём этом сменялись только вечерние книги — то это зелья, то что-то о природе Великобритании, то эксклюзив тёмных чар, незаконно купленный в «Кабаньей голове» или добытый из запретной секции библиотеки. Было не так уж сложно подговорить Снейпа доставать ей книги оттуда. Сириэль, к сожалению, пока такого доступа не получила — положение немногим выше ученика.
В первый раз пыталась и сама влезть, но была застукана кошкой Филча, а потом и им самим. Последовал не самый снисходительный выговор от Дамблдора. МакГонагалл выглядела ещё строже.
Но Снейп, участвовавший при экзекуции, к такому проступку был показательно безразличен. Всё же в интересах Снейпа было самообразование Сириэль — чтобы меньше лезла с вопросами к нему. И компромисс в виде поставки книг через него показался ему приемлемым.
Работа со Снейпом в целом продвигалась весьма успешно. Пусть тему статьи «Рубин как катализатор ядов» Сириэль посчитала не слишком интересной из-за растраты дорогих материалов в ходе лабораторных экспериментов. И в практическом использовании казалось не очень актуальным ввиду наличия более простых по свойствам аналогов.
Снейпу равнодушие она, конечно, не показывала. Толку-то? Чтобы позлить? Он и так порядочно злился на всех подряд. Сириэль удивлялась, как ей хватало сноровки за эти полтора месяца не попасться под горячую руку. А если где (как в случае с библиотекой) она и имела проколы, ему это будто даже импонировало на уровне «мне нет до этого дела».
Вовремя подсовывая готовые отчёты с результатами очередного опыта, даже умудрялась оставаться на хорошем счету. А подобие вечерних посиделок вроде как за работой, а вроде как с чаем, неплохо давало возможность Снейпу притерпеться к её, как он сказал, «жаргону деревенщины».
Первое время лукавая ухмылка помогла заработать репутацию свояченицы. Снейп мог выдать меткую остроту прямо во время приёма пищи в Большом зале, если Люпин за неимением свободных мест садился рядом с ними. Вариантов в целом было немного, со Снейпом, кроме Сириэль, никто не изъявлял желания разделять трапезу.
Сириэль уподоблялась манере Снейпа, аккуратно подольщаясь к его высокомерию. Тоже могла кого-нибудь из учеников Гриффиндора поддеть. На Поттере было особенно удобно — мальчик сам нарывался на остриё снейповского сарказма.
Ну и на Люпине, конечно.
Неприязнь Снейпа к данной нелепице семейства псовых было очень легко поддерживать и даже искренней при этом оставаться. Не то чтобы для Сириэль искренность в случае расположения к себе людей играла важную роль.
К концу октября, в один из таких обедов, Снейп заметил на рукаве оборотня новую аккуратную заплатку. И обронил будто бы в пустоту:
— Мне казалось, зарплаты профессора должно хватать на достойную самопрезентацию, — и кинул ожидающий реакции взгляд на подмастерье.
Но Сириэль не нашла в себе сил хотя бы бровь приподнять, чтобы изобразить интерес, свойственный её желанию выслужиться перед начальством. Надоела его зацикленность на скучнейшем из существ.
Снейп мог бы прихвастнуть интеллектом на фоне скромничающего Люпина, но размер капитала на фоне семьи Матей у них обоих весьма прискорбен. Но если бы мать не прикладывала усилий к внешнему виду Сириэль, то выглядела бы она подобным Люпину образом. Так что... с её стороны цепляться к чему-то подобному смысла нет.
Итак, Сириэль впервые пришлось демонстративно притвориться слепоглухонемой. А после ещё и исчезла на пару дней в лесу, в попытке выкинуть из головы удивлённые взгляды обоих профессоров.
В остальном было легко подыгрывать тому, кто любил зелья так же, а то и больше, чем сама Сириэль. Дольше, так точно. Может, ей ещё помогало совершенно искреннее безразличие на его выпады в сторону отрабатывающих наказание.
Однажды даже имела удачливую неосторожность подсказать что-то крупному остолопу со Слизерина. Черноволосый тугодум из её купе, которого Снейп назвал Флинтом, завис над Эйфорийным эликсиром.
За прошедшее время Сириэль приметила в нём желание вдолбить в головы учеников самостоятельность и логическое мышление. Сириэль не стала выдумывать метлу и последовала тому же принципу.
— Что легко вступает в реакцию окисления? — будто бы украдкой спросила Сириэль, очищая за собой инструменты.
Юноша таким вопросом был озадачен. Сириэль строго посмотрела на него в упор. Взгляд его забегал. Парень зажмурился, но в итоге выдал: «Эферные масла».
— Эфирные, да, — сухо поправила она, перенося левиосой разделочный нож на заготовленную для сушки тряпку. — Ну и где они с большей вероятностью будут? — Сириэль взглянула на его руку, которая в мытарствах не могла принять окончательное решение и металась то к коробке с иглами, то к семенам. — В иглах дикобраза или клещевине?
Дверь в кладовую хлопнула, Флинт вздрогнул, как распоследний вор, выдав вошедшему в кабинет декану факт нарушения правил.
Снейп окинул двух заговорщиков недовольным взглядом. Но, наверное, Сириэль показалась ему слишком равнодушной, или помогла кому надо, или подсказки были не такими раздражающими, потому что он только хмыкнул и занялся своим делом за столом подальше.
Но как бы Сириэль ни отпиралась от внеплановых встреч с Люпином, лекарство носила ему именно она. Хотя в глазах Снейпа и читалось понимание нежелания, деваться некуда. Да и не такой катастрофической была эта уступка. Именно уступка, Сириэль взглядом прекрасно давала понять, что она Снейпу одолжение делала.
По возвращению Сириэль обычно ждали чашечка любимого чая с шиповником и спокойная тишина. Сириэль предпочла бы беседу, но для Снейпа наградой была бы именно тишина — отплачивал как понимал.
Люпин в эти короткие «свидания» был приветлив, вежлив и благодарен, а Сириэль молчалива и отстранена. После его первой спячки, когда он сонный, обернувшись обратно в ослабленного человека, свалился на пол, Сириэль помогла ему встать лишь когда с особым трудом подавила брезгливость. Дальнейшую помощь Люпин отклонил взглядом резче змеиного броска.
До того понятны и близки оказались для Сириэль его чувства в этот момент, что она даже смутилась.
Во второе его обращение случилось ровно то же самое — ноги не удержали его. Но на этот раз Сириэль действовала уже с более осмысленным намерением уменьшить страдания очевидно несчастного существа. А Люпин вновь и с куда большим остервенением отмахнулся от неё.
— Обойдусь без жалости, — сказал он, отпихнув её руку от плеча.
Не успев сообразить, Сириэль в ответ желчно огрызнулась:
— Жалеть коня — истомить себя.
Она пыталась по-хорошему! Пыталась вежливо, как учили девушек в Дурмстранге, учили быть леди.
Вытравить из сознания подобные же настойчивые отцовские уроки было аналогично сложно. Он даже в письмах продолжал настаивать, что помощь убогим — это её задача по праву удачного рождения в числе сильных мира сего. Кто, если не такие, как она, будет защищать слабых? А слабость многолика.
В тех же письмах, что филин приносил скопом, дед советовал убить оборотня и возвращаться домой, а то он соскучился. Мама заверяла, что каждый достоин уважительного отношения, пока не докажет обратного. Ильдико в детской манере писала примерно о том же и пихала в письма рисунки скелета кота в бантиках. А Йоргун за взятку дурмстранговскими сплетнями требовал выдать ему более интересные заграничные сплетни. Жаловался также, что Каркаров зубоскалил на его неосведомлённость о деятельности ближайшей родственницы, умотавшей в Британию.
И без того раздосадованная своей неудавшейся ролью помощницы, Сириэль ещё больше терялась от всех этих несочетаемых указаний. Строчка про бывшего директора и вовсе породила желание сжечь все письма разом.
Продолжая плыть по течению жесткого графика жизни, Сириэль накануне Хэллоуина застукала Люпина за беседой с Поттером в своём кабинете.
Молча поставив лекарство, сготовленное уже лично ею совместно со Снейпом, она проследила, чтобы больной его принял. После забрала кубок и, не сказав ни слова, ушла под удивлённым взглядом школьника.
Люпин на неё даже не взглянул.
Не сказать, что её дисциплинированные будни были серыми и унылыми, но однообразными точно. Шла работа над уже второй научной статьёй по теме зелий. И Снейп за то, что Сириэль не совершила ни единой ошибки, а те, что совершила, ловко прикрывала или вовремя переделывала, даже разок похлопал её по плечу. Потом, правда, вытер руку о мантию, пытаясь избавиться от сентиментальности, как от какой-то постыдной грязи.
У Сириэль вторжение в личное пространство тоже вызвало омерзение, дёрнувшее осквернённое плечо.
***
В Хэллоуинскую ночь жизнь заиграла новыми красками.
Никогда в семье Матей не жаловали этот праздник. Слишком много нечисти активизировалось. И Сириус Блэк, разодравший портрет Полной Дамы, только укрепил в Сириэль нелюбовь к ночи умерших.
Залив в себя особое зелья Пса, обостряющее обоняние ведьмаков, Сириэль полночи провела на карачках, как единственный и от этого главный следопыт. Да и по здоровью, возрасту и статусу никто из педсостава не смог бы позволить себе ковыряться в пыли на полу в три погибели.
Довольно быстро выяснилось, что её целью стал или оборотень, или анимаг из семейства псовых. Об этом же свидетельствовали отметины, оставленные под разорванным холстом. Тупой широкий коготь, обломившись, застрял в древесине подложки картины, за которой располагался вход в башню Гриффиндора. Видимо, хозяин питался крайне плохо — злую шутку сыграл недостаток витаминов и ухода. Но чего ещё ожидать от существа, которое двенадцать лет проторчало в Азкабане?
А также у звериной формы Блэка была шерсть, а у этой шерсти — блохи, из-за которых эту шерсть можно было отыскать на полу. Чёрная жёсткая и с характерным запахом мокрой потной псины. Он будто только и делал, что целыми днями болтался в канавах, собирая на себя многогранное амбре камыша, помоев и крыс.
Делясь находкой с директором и Снейпом, с любопытством следящими за её стараниями, Сириэль была готова поспорить, что учуяла бы побегушника и без зелья со своим лишь слегка обострившимся со дня обращения в ведьмака обонянием.
Иной раз на некоторых перекрёстках коридоров попадались целые клочки, словно их хозяин задумывался, куда свернуть. В эти моменты промедления блохи его донимали и приходилось чесаться.
Пройдя путь от входа в башню Гриффиндора до тайного лаза за статуей, которую, не поняв, как открыть, пришлось разрушить Редукто, Сириэль добралась по земляному туннелю аж до Хогсмида. Там действие зелья подошло к концу, да и оно бы не помогло найти след в промозглой слякоти и ливне с ветром. Даже при том, что Сириэль была готова и дальше стирать колени ради цели.
Не нашедший выхода охотничий азарт бушевал в ней разочарованным негодованием, пока она пыталась высмотреть следы, отплёвываясь от налипающих на лицо волос.
С таким лазом дементоры потеряли даже мнимую полезность. Да и по рассказам бывшего Пожирателя смерти, Каркарова, дементоры не могли видеть анимагов. Но отчего бы тогда Блэку не сбежать раньше? Или нужно быть в звериной форме, чтобы дементор не видел? А что насчёт оборотней?
В любом случае, при первом раскладе сумасшествие Блэка ставилось под сомнение. Анимагия сложна не только в освоении, но и в применении. Без четко поставленной цели не выйдет обернуться в зверя. И обратно. Вопрос: может ли Блэк вернуться в человеческую форму?
А если оборотень? На носу полнолуние, оставался всего день. Оборотень оборотню рознь, и особо сильные особи могут несколько дней пребывать в звериной форме, а не как Люпин под действием зелья — всего сутки и те в спячке. Но будь Блэк оборотнем — не сбежал бы сегодня. Эти кровожадные твари инстинктивно тянутся к человеческой плоти. А как можно удержаться от огромного множества свежего тупого мяса? Детей.
Сквозь грозовую стену дождя Сириэль вглядывалась в закутки мрачной улочки Хогсмида, когда с востока, над Чёрным озером, уже серело небо.
Очень вряд ли Блэк лишь благодаря удаче или хорошему чутью смог добраться до башни Гриффиндора. Ещё и в бесконтрольной форме оборотня. Он — анимаг. И он учился здесь или работал. Ведь точно знал, куда идти в магически запутанных коридорах замка, который не повёл его долгим путём, как порой делал с Сириэль. Да и Блэк ни разу не свернул в ненужную сторону, не упёрся в тупик. Знал лаз и заклинание к нему! Скорее всего, он не думал на перекрёстках, а соблюдал аккуратность перед поворотами, чтобы его не заметили.
Он был не просто в трезвой памяти, но ещё и с рабочим мозгом.
Но что ему приглянулось в башне?
***
Наверное, Сириэль стоило побыстрее уходить из хижины Хагрида, в которую Снейп её посылал за некоторыми ингредиентами. Но всякий раз она задерживалась минут на тридцать за беседой. И всякий раз потом уходила в лес за дополнительными ингредиентом, чтобы Снейп не так ворчал по возвращению.
Так, в одну из её задержек, полувеликана навестил Дамблдор и настойчиво советовал ей посетить ноябрьский матч по квиддичу между Пуффендуем и Гриффиндором. Благо на эту ерунду идти не пришлось — нужно было остаться с Люпином. Что впервые радовало!
Прознав о таком удачном совпадении лунных и спортивных календарей, Снейп присвоил ей звание «счастливицы». А Сириэль, пытаясь проявить к нему отсутствующее сочувствие, смогла погладить только воздух над его плечом.
Как следует отоспавшись за день до, сбив ради дела свой идеальный режим жаворонка, Сириэль полдня и ночь промедитировала, наблюдая за мирно сопящим оборотнем. В этой личине Люпин выглядел ещё более уныло. Какая-то облезлая плешивая крыса, а не волк. От скуки чувства перекатывались от презрения к чему-то щемящему и заставляющему отвести взгляд.
Наверное, на утро она выглядела слишком усталой или задумчивой и от того не столь надменной в сравнении с обычным состоянием, и потому Люпин счёл уместным заговорить с ней.
— Вы думаете, что я опасен для детей…
Из-за того, что Сириэль была не слишком внимательной, она упустила интонацию произнесённого. Но, взглянув на выжидающего, уже сидящего на кровати Люпина, поняла, что надо что-то ответить. Голова была забита Блэком и Гриффиндорской башней, и чужое самоуничижение её не трогало.
— Так и есть, ты же не человек.
Прозвучало слишком безучастно, стоило быть грубее, чтобы он не продолжил этот разговор.
— А чем ведьмаки отличаются от человека? — непримиримо спросил Люпин, будто к выводу какому-то подводил.
Сириэль даже опешила — показалось или это в самом деле был поучительный тон? Он разоблачить пытался? С подозрением она взглянула на ссутуленную фигуру. Из угла комнаты на неё смотрели два пронзительных глаза, голубых, как озёрные отражения бледного зимнего неба.
— Хотя бы тем, что контролируют себя.
— Было время, когда считали иначе.
Это он глубоко в анналы истории залез, если намекал на древний стереотип-ругательство в сторону ведьмаков. «Мутанты», «монстры», «модифицированные уроды», «нелюди» — как только десять веков назад их не обзывали.
Но сравнивать её с полубезумными тварями, которые даже не ведают, что творят, ослеплённые лунным лучами… Сияющим от гнева взглядом она вперилась в Люпина, посмевшего заикнуться о подобном. Ошибки не было. Стоило признать, что он не дурак и не заявил напрямую: «Сама ты нелюдь и монстр».
— Я не выбирал быть таким, — в глазах читалась беспомощная обида на несправедливость. — Я лишь хочу попросить не смотреть на меня, как на бесчувственную бездумную тварь. Я и сам прекрасно справляюсь с тем, чтобы ненавидеть себя, — слова звучали глухо, но не были похожи на мольбу, в них читалась решимость, почти требование. Хотя общий вид его был до того измождён, что, казалось, он сейчас развалится.
Мгновенно подавив в себе удивление, Сириэль оскалила отрицание, заменив им уважение. Слишком неуместно было его рождение.
— Нечеловек просит у нечеловека о человеческом отношении.
Нахмурившийся лоб изнутри обжигала мысль, раздраженная от возмущения: «Совсем сдурел требования после таких намёков раздавать. Подсыпать бы ему чего полезного в чай».
Отвернувшись от неё, Люпин уставился в трухлявую стену, поеденную термитами и одиночеством. Затем закрыл глаза и вздохнул.
Сириэль терпеливо ждала, когда он соберётся с духом, чтобы подняться и дойти уже до этой чёртовой школы.
***
За две недели до зимних каникул, благодаря плотному общению с лесничим, Сириэль удалось поприсутствовать на интереснейшем разговоре в баре Хогсмида.
Уж, конечно, сказкой была отмазка Фаджа перед хозяйкой бара про их личные поиски Блэка. Просто все в кои-то веки вылезли отдохнуть от обилия бумажной работы. Если Блэка кто и продолжал иногда искать на территории Хогвартса, так это Сириэль. Обшаривала замок с ног до головы каждое воскресенье и для верности ещё разок среди недели между тренировками и лабораторными.
Но ладно уж, лавры за иллюзорный контроль над ситуацией отхватывать было бы не очень прилично. А потому она лишь молча слушала рассказы Розмерты о бурной молодости Блэка и его приятеля Поттера, который ему и как брат был, и на свадьбе шафером сделался, и крестником Гарри нарекли. А всё равно почему-то предал. Да не просто так, а в угоду Волдеморту.
Логика допускала мысль, что Блэк был шпионом, и потому имя его, вероятно, могло быть доступно только непосредственно Волдеморту.
Любопытным Сириэль ещё показался тот факт, что Гарри Поттер не в курсе истории своей семьи. Как и она не в курсе своей. Но что за причина была в его случае? Не лучше ли рассказать, что потенциально лично его опасность сбежала из тюрьмы? Можно ведь и подготовить его на всякий случай.
Прижатой к окну Сириэль было плохо видно обстановку из-за широкого плеча Хагрида, но даже без возможности наблюдать, подслушивает их разговор кто-нибудь или нет, подобная беседа посреди бара была крайне неблаговидным мероприятием. Но прерывать льющийся в руки поток информации так же глупо.
Услышав, что «кто-то из друзей Поттеров предал», Сириэль показалось странным, что первым делом подозрение пало на Блэка. У таких шалопаев обычно полно друзей. Заклинание Доверия, конечно, вещь серьёзная, но вся эта тема с Блэком-двойным-агентом… Муть какая-то. Несерьёзного в общем-то выпускника без опыта и закалки Дамблдор, великий волшебник, делает двойным агентом? Ну допустим, возможно, Сириэль слишком поспешно судила… хотя каким чокнутым надо быть, чтобы сделать аналог Фреда или Джорджа Уизли двойным агентом?
За эти четыре месяца она дважды вляпывалась в их проделки, хотя попыток было больше. Уж не от большого ума люди заняты тем, что подсыпают в еду незнакомцам пакость, заставляющую беспрерывно рыгать. Весь вечер был угрохан на разработку зелья, нейтрализующего этот кошмар пищеварительного тракта.
Но Дамблдор не внушал уверенности в своём здравомыслии — от него чего угодно можно ожидать. Вот хоть даже назначения оборотня… Да и пусть бы этот оборотень имел профильное образование, но ведь Люпин закончил школу когда? Ему же лет сорок-пятьдесят?
В общем да, безумно, но почему бы по такой логике не влить свежую кровь к тому же талантливого Блэка в шпионские ряды?
Сириэль давненько так не распирало от противоречий в попытке постигнуть тайны чужого замысла. Последние два года, сразу после выпуска из Дурмстранга, она провела под руководством отца. Они вечно путешествовали, брали заказы на монстров от его знакомых, и обычно отец решал, что из рассказов очевидцев правда, а что нет.
Сириэль же со своей любовью к субординации слишком привыкла за чужими спинами стоять. Главенствующих позиций она практически никогда не занимала. Братом разве что командовала да школьными приятелями пыталась. Если те позволяли.
— …Бледный как смерть, весь трясётся… — продолжал Хагрид, неуклюжий из-за переживаний, рассказ о встрече с Блэком после гибели Поттеров.
Очередной диссонанс поразил до такой степени, что Сириэль недовольно фыркнула. Ну не будет человек, несколько лет несущий бремя двойной агентуры и преданности Волдеморту и тёмной магии, трястись как банный лист после убийства.
Среди Пожирателей довольно жестокие магические дуэли сродни послеобеденной игры в нарды. Того Пожирателя, что жизнь дала ей возможность наблюдать, такая ерунда, как убийство, уже давно и глубоко не волновала. В его синих глазах пеплом шуршало смирение к жестокости. Этому Каркаров пытался научить и весь в Дурмстранг. При условии отсутствия военного положения выглядело это параноидально.
И даже сама Сириэль, будучи ребёнком, которого война (стараниями близких) обошла стороной, после закалки от такого наставника не находила ни боль, ни смерть, ни убийство чем-то из ряда вон выходящим, из-за чего стоило бы трястись. Что уж говорить о ближайших приспешниках Волдеморта. Как Блэк при таком окружении мог бояться смерти?
Или же он был распоследним трусом, или Поттеры его так крепко обидели, что тут уже вопрос — «а не поделом ли?». Разве бывает так, что без видимой причины предают лучшего друга и самого близкого человека?
Нависнув над опустевшей кружкой, Сириэль тёрла лицо и пыталась напомнить себе, что все люди разные и реакция может быть разной. Как вариант, это было первое его убийство… Но как оно могло быть первым?! Блэку было двадцать два года, это практически три-четыре года войны! Настоящей, с терактами, пытками, похищениями и прочим. Не мог он никого не убить за эти годы. Будь он хоть с какой стороны.
Имя Питера Петтигрю ей так же ни о чём не говорило. Туповатый слаборазвитый мальчик, убитый горем, бросается спасать друзей навстречу талантливому Блэку, не дожидаясь Министерства. На то и погиб смертью отважных глупцов.
Но картина хохочущего посреди обожженных трупов и развороченного взрывом асфальта Блэка уже вызывала у Сириэль опасения. Всё же чистокровие поддерживалось инцестами, и что-нибудь в голове могло испортиться. Вменяем ли Сириус с такой наследственностью?
Но Корнелиус Фадж подтвердил неозвученные опасения касательно присутствия таки разума в голове Блэка. Просидеть в Азкабане с десяток лет и выглядеть всего лишь как «человек, которому всё надоело»… Сириэль молча пялилась в свою новую кружку с грогом, слушая, как Блэк выпросил себе кроссворд. Чушь полнейшая! Кроссворд что ли подтолкнул его к побегу?
Итак, конечная цель Блэка по официальной версии — вернуть Волдеморта. Но с чего он решил, что именно сейчас это стало возможным? А башня Гриффиндора чем тут может помочь?
Наверное, было бы неплохо раздобыть экземпляр той июньской газетки.
***
На следующее утро с началом каникул после лесной прогулки Сириэль пришла к Хагриду. У неё была надежда на то, что профессор Снейп уедет домой на каникулы, но тот, вежливо поздоровавшись за завтраком, сообщил, что направляется в лабораторию. Тонкий намёк — «и ты иди работай».
Лесничий был в полном расстройстве чувств из-за письма от Министерства. Он-то с подозрений был снят, зато по поводу гиппогрифа заседание ещё только планировалось. И ждать предстояло удивительно долго, аж до двадцатого апреля. Сириэль не успела ничего сказать — в хижине появились дети. Конечно, троица гриффиндорцев — ничего удивительного.
С кухни Сириэль было прекрасно слышно, как ребята пытались утешить друга, но тот обречённым голосом поведал, что у комиссии по обезвреживанию опасных существ «зуб на самых интересных животных».
Сложно назвать гиппогрифа интересным, в Трансильвании их как диких коней — пруд пруди. Порой мешают пройти нормально — если должного уважения не проявишь, они и агрессивно оскорбиться могли.
Правда этот экземпляр тихонечко лежал себе в углу у выхода и что-то жевал. Крысу, небось. Нет, пегасы всё-таки лучше. Пару веков уже верно служили ведьмачьим транспортом.
Рональд неудачно поднял тему погибших любимчиков Хагрида. Сириэль их ещё две недели назад помогала хоронить. Рыжего, впрочем, этот факт рассмешил, но он честно пытался держать лицо в спокойном состоянии, только дрожащие губы выдавали. Сириэль его старания оценила. У неё тоже брови поползли на лоб, когда слушала надгробную речь опечаленного Хагрида на импровизированных похоронах.
Только в заплаканной речи Хагрида появился Азкабан, Сириэль прислушалась. Она и не знала, что Хагрид там сидел. Удивительное дело — Хогвартс. Видимо, Дамблдор большой поклонник ставлиничества. Снейп тоже не самый образцовый преподаватель и человек, уж Дамблдор должен это видеть. Так чем же Ремус Люпин заслужил пост? «Покусал кого-то», — брякнула сама себе шутку, залпом выпила чай и, не выяснив ничего, кроме эффекта, который оказывал Азкабан на психику, выскользнула из домика.
До Рождества она и думать забыла обо всём, кроме зельеварения. Работа над очередной статьёй, для которой требовалось ещё и улучшить рябиновый отвар, заняла все мысли. Снейп не отступал ни на шаг, поправлял иной раз то, что, на взгляд Сириэль, не требовалось, но послушание и нежелание провоцировать конфликт сделало своё дело.
Но судя по уменьшению нервных тиков, ему вполне удалось смириться с наличием в лаборатории третьего лица. Тем более, что в этом плане Сириэль соблюдала свой же жёсткий график, что лишало Снейпа раздражительности от эффекта неожиданности. За что была разок даже похвалена — Снейп выразился так, что Сириэль едва удалось спрятать польщённое эго:
— Ваша преданность дисциплине с лихвой компенсирует упрямое нежелание экономить ингредиенты.
Что правда, то правда. Сириэль готовила на пару зелий больше и, если те имели отношение к медицине, относила Помфри. А если нет — в «Кабаньей голове» находился покупатель. Снейп, скорее всего, это понимал, но смотрел сквозь пальцы.
Рождественский завтрак был сдобрен блажью Дамблдора — с учётом малого количества жителей Хогвартса сели за один стол. Весьма по-семейному, надо сказать. Сириэль это радовало — милая традиция, такая и у неё дома была в этот волшебный день. Но Снейп не застал её улыбку, когда его пытались развеселить хлопушкой — Сириэль разместилась за дальним краем стола, предугадав стабильность его хмурого настроения.
Вскоре рождественский прикол выдала ещё одна опоздавшая персона в лице профессора Прорицаний: «Тринадцать человек за столом — опасно садиться».
Вообще забавно, их должно было быть четырнадцать, но буквально по пути на завтрак один из первокурсников влетел в жёсткую Сириэль, из-за чего споткнулся и хлопнулся прямо на руку. Перелом, палата, слёзы. А на плечи Сириэль после завтрака первым делом легла задача по изготовлению костероста. Будто у неё других дел не было.
Когда выступление сумасшедшей истерички со смертельными пророчествами закончилось, началось предречение скорой смерти Люпина. Это Сириэль уже не удивляло — видимо, ей и правда придётся его убить. Но уж не стала пояснять, что это она приложила руку к его отсутствию за столом. С её лёгкой руки, безупречно отполированного движения над утренним якобы укрепляющим чаем, он погрузился в сон на день раньше перед завтрашним полнолунием.
Ей ещё предстояло идти в хижину и как-то вливать в него волчье противоядие — об этом она подумала поздно, уже после усыпляющего зелья.
Жаль тратить на него такой праздник, но долг есть долг. Да и сама виновата — захотела пронаблюдать за реакцией его организма на более длительный сон. Возможно, его адекватному пробуждению не хватало именно этого.
Или нет, это он виноват — принял предложенный ею чай.
От того, что она первая встала из-за стола, Треллони снова подняла визглявый шум, предвещая смерть. МакГонагалл в неожиданно в саркастичной манере отшутилась про сумасшедшего с топором, ожидающего за дверьми Большого зала. Сириэль шутка показалась грубой, сами Прорицания, как предмет, вполне вызывал у неё доверие.
В Дурмстранге Прорицания вёл строгий, едкий старик, который если уж что говорил, то так ёмко и метко, что пробирало до дрожи. И даже Каркаров особо его не тормошил, что вообще удивительно, потому что Каркаров всем любил по нервам ездить.
Кроме этого, один из ближайших товарищей Сириэль обладал даром прорицания.
Так что, когда пришло время выходить из зала, Сириэль проверила коридор на присутствие сумасшедшего с топором. При наличии в этом мире Блэка, вероятность подобного гостя была.
За изготовлением партии костероста её застала МакГонагалл с метлой в руках.
Замерев над побулькивающей жидкостью палевого цвета со стеклянной палочкой в руках, Сириэль приподняла бровь на это удивительное зрелище в дверях. За МакГонагалл возник ещё и Снейп, желавший войти в лабораторию.
— Мне нужна ваша помощь следопыта, мисс Матей, — серьёзно произнесла профессор, пропуская Снейпа в комнату.
Выжидающим взглядом Сириэль проводила его до стола, который она заняла. А когда он без объяснений протянул ей руку, она передала палочку для помешивания и подошла к декану Гриффиндора. Та протянула метлу.
Теперь Сириэль обратила внимание на то, что она была гоночной. Если бы не красноречивая фирменная засечка на рукояти, Сириэль не узнала бы «Молнию». Взвесив летательный аппарат в руках, удивилась балансировке — как меч из-под лучшего кузнечного молота. Очень приятное ощущение чего-то на совесть сделанного.
Но дальнейшие попытки разуметь малознакомый ей тип предмета ничего не давали. Сириэль взглянула на профессора.
— В чём проблема?
— Эту метлу сегодня получил Гарри Поттер. Но таких дорогих подарков ему получать не от кого. Мальчик — сирота без щедрых родственников, — вкрадчиво пояснила МакГонагалл. В голосе проглядывались нотки обеспокоенности. Хоть их и пытались скрыть.
Сириэль так же видела, как подрагивают её брови в сторону переносицы, будто она хотела нахмуриться — точно волновалась.
Может, потому что врала. Мальчик-то не без родственников. Пусть и не по крови, но крёстный отец — это ведь часть семьи. По крайне мере Сириэль эту связь ценила высоко. Хоть у неё самой данная часть семьи оказалась весьма несостоятельной.
Крёстная мать погибла в период первой магической войны. Кажется, Сириэль даже как-то раз называли её имя, но за отсутствием повторения, потому как тему никто не поднимал, она его забыла в глубоком детстве.
А крёстный отец и вовсе бедовый. Возился он с ней только пока она была совсем крошкой, с которой и поговорить-то сложно. А потом в такие проблемы на войне вляпался, что лучше б вообще больше на пороге дома не заявлялся. Но заявлялся он исправно аж до восьмидесятых. После — уже реже.
Большую часть этих визитов Сириэль пропустила благодаря Дурмстрангу. Да и даже когда была дома, они не общались. Пожиратель смерти уже давно разучился любить и заботиться, он мог только с её отцом ругаться и новые шрамы на свою русскую морду навешивать.
В последний раз она видела его в двадцать лет. Вместо красивого мужественного лица, не обделённого отражением интеллекта и чести, было уже странно скрученное, будто всё время в напряжении. От чести даже номинально ничего не осталось ни внешне, ни внутренне.
Вопрос — кому с крёстным повезло меньше, ей или Поттеру?
Сириэль поднесла метлу к окну, положила на узкий комод и снова склонилась над ней, пытаясь рассмотреть получше на свету. Не похоже, что были наложены какие-то чары… Сириэль не сильно разбиралась в подобном вопросе.
— Я пока позову профессора Флитвика и мадам Трюк, — сообщила о своём намерении МакГонагалл и скрылась в коридоре.
Как только дверь закрылась, Снейп перестал делать вид, будто ему не очень интересно. Подошёл и встал рядом, уставившись на прилизанный хвост метлы.
— Нужно зелье Пса? — догадался он, бросив на Сириэль выжидающий взгляд.
Та молча кивнула, вглядываясь в прутья.
Пока Снейп проводил приготовления, Сириэль, пошарив пальцами между прутьев, выудила чёрный волос с сеченным концом, собирающимся в кудряшку. Точно не Снейпа, у того волос прямой и далеко не такой сухой.
Сириэль попыталась принюхаться, но до полноценного ведьмачьего обоняния ей ждать ещё год как. Собственно говоря, после завтрашней отсидки с Люпином ей нужно будет вернуться домой, чтобы продолжить вживление ведьмачьих мутагенов.
Тяжело вздохнув, она подумала, что выглядеть после таких каникул она будет не многим лучше Люпина. И это пока не так болезненно, как будет потом, судя по словам отца и деда.
Зато отец обещал летом взять её на первую групповую охоту. Компания ведьмаков таких же независимых, как и её неприуроченные к какой-нибудь школе предки, собирались вместе и шли мочить кого покрупнее. С байками, медовухой и дуэлями. Сириэль ждала этого момента с нетерпением. А пока — перед ней был волос неизвестного.
Может, это непосредственно отправитель, а может, посредник или упаковщик. Продавец из магазина мётел, в конце концов.
Единственное, что поможет исключить самого потенциально нежелательного человека из этих вариантов — зелье. Сириэль не понимала, зачем Снейп выучил рецепт зелья, которое всё равно не возымеет эффект на обычном человеке, плюс ко всему было даже токсичным для желудка неведьмака.
Но вскоре в её руке оказалось сваренное профессором снадобье. Зная педантичность в подходе к зельям, даже с недоверием Сириэль не приходилось сомневаться в правильности приготовления. Залпом выпила кисловатую жидкость, раскрывшуюся во рту терпкостью неспелой черноплодки.
Почти мгновенно обоняние обострилось, в носу привычно засвербело — рецепторы, образовывающие обонятельный эпителий, увеличили площадь и толщину.
Глубокий вдох и несколько коротких за ним. В горле запершило от знакомого запаха мокрой псины. Напрашивалась мысль о Блэке, но Сириэль старалась быть рациональной — собачий запах въедливый, владельцев собак не так уж мало. Если мыслить трезво — этот запах, по сути, ничего не давал.
Нагрев волос меж ладонями, Сириэль вдохнула ещё раз, машинально нарисовав кончиком носа в воздухе восьмёрку. Это движение имело больший смысл при взятии следа, чтобы провести сравнение свежести, интенсивности и направления смещения запаховых частиц. Но не попытаться она не могла.
Смесь вышла более разрозненной и многообразной. Город? Сириэль крайне редко бывала в больших городах, чтобы точно признать этот запах. Может, деревня? Или дом? Грязная прогнившая древесина и пот человеческого мужчины. Отдавало заброшенным захолустьем и сыростью.
Сириэль недовольно мотнула головой, отгоняя уже как будто разыгравшееся воображение. Снейп удивлённо на неё посмотрел — она и забыла, что он стоял тут рядом и наблюдал, как она пялилась в окно остекленевшим взглядом.
— Ничего, что точно указало бы на личность, — досадливо констатировала она, откладывая волос в чашку Петри.
Снейп продолжал смотреть на неё выжидающе. Понимал — она умалчивала.
— Я не намерена озвучивать предположение, которое, возможно, только собьёт всех с толку. И вы молчите, если догадались, — Сириэль по глазам уже видела, что он своё предположение сделал. — Пусть комиссия будет независимой. Потом всё скомпонуем, если обнаружатся какие-нибудь чары.
На это Снейп ехидно хмыкнул. Потом уже Сириэль поняла, что это он так согласился, ведь, когда пришла МакГонагалл с Флитвиком и мадам Трюк, он смолчал.
Когда забирали метлу, никто и не обратил внимание на стол, заваленный лабораторным оборудованием, среди которого затерялась чашка Петри с единственной уликой.
_______________________
1 - Фруктовый бренди. Готовят методом перегонки из различных фруктов и ягод. Распространена в странах Карпатского бассейна — от Австрии до Румынии.
2 - Инсектодоподобные твари, имеющие черты ракообразных и паукообразных: сегментированные четыре пары лап, хитиновый панцирь, острые жвала, а также сильный яд, выделяемый ими