фаустовская сделка (faustian trades)

Желание не всегда возникает молниеносно. Иногда это как приступ боли.

Сначала он видит ее на сцене, поющую в микрофон приторные тексты и плавно двигающую бедрами, и думает: серьезно? Это и есть та суперзвезда, на которой помешана его малышка? Ничего не отличает ее от остальных кукол, заполонивших СМИ.

Но через некоторое время он начинает понимать. В ней есть что-то иное.

Он улавливает первый настоящий намек прямо перед началом сладкой баллады, когда она начинает говорить об отце, который ее бросил. При других обстоятельствах он бы не обратил на это внимания, потому что не испытывает никакого сочувствия к такого рода вещам. Но в ее голосе нет неискренности. На самом деле, она очень правильно это преподносит. Что-то о прощении и освобождении человека, к которому ты привязан.

Он задерживается на этих словах. Прощение. Освобождение. Он навостряет уши. Как будто наконец-то услышал музыку.

«Леди Рейвен всегда вкладывает в свои песни скрытые послания», — говорит ему Райли, покачиваясь в такт, как будто эта блестящая девушка на сцене полностью контролирует ее мозг.

Купер улыбается.

Он кивает. Он начинает улавливать этот ритм. Он начинает притоптывать ногой, покачивая головой в такт музыке.

Дело не в том, что он передумал. Дело в обстоятельствах. Толпа, песня. Медленная охота за подсказками.

Адреналин бурлит в нем при мысли о том, что его могут поймать. Волнение. Они думают, что поймали его в ловушку.

Он рассматривает крошечную певицу, извивающуюся на сцене. Она так чутко реагирует на потребности публики.

Ее лицо так выразительно. Глаза такие большие и темные.

Какие еще послания Леди Рейвен хочет передать ему?

***

Он успел скрыться за кулисами вместе с Райли.

Он наблюдает, как его дочь танцует со своим кумиром, а сам остается в тени. Маленькие иронии жизни всегда вызывают у него улыбку.

В каждом человеке есть двойственность. Он не считает себя каким-то особенным. Люди делают все, что угодно, когда думают, что их никто не видит.

Но Леди Рейвен делает это у всех на виду. Проходит сразу по несколько уровней. Это впечатляет, если не сказать больше.

Купер следит за ней со стропил, разглядывая ее прозрачное платье, едва прикрывающее тело. Каждый наряд, который она надевала, был в той или иной степени белым.

И он задается вопросом: неужели это специально? Она должна быть приманкой? Желанная всеми, милая куколка-ангелочек, болтающаяся прямо перед ним и готовая быть сорванной?

Это немного чересчур.

Когда она на мгновение выходит за кулисы, команда окружает ее, пытаясь поправить прическу, платье, навязывая ей бутылку воды. Она добра к ним. Не торопит. Даже несмотря на то, что они не дают ей дышать.

Она достает ингалятор.

Купер наблюдает, как она жадно втягивает воздух. Каков на вкус этот глоток воздуха? Внезапно ему действительно хочется знать.

***

Леди Рейвен — подходящий псевдоним. У нее такие красивые темные глаза. Прямо сейчас они полны слез из-за совершенно незнакомого человека, привязанного к стулу. Это всего лишь видео на его телефоне.

Но некоторые люди такие. Они вздрагивают, когда видят, как женщина падает с лестницы. Или съеживаться, когда официантка фаст-фуда обжигается горячим маслом.

Предположительно, это и есть сочувствие. И Леди Рейвен обладает им в полной мере, учитывая, как легко было вывести свою дочь на сцену с этой слезливой историей.

Но это тоже могло быть спектаклем.

— Видишь ли, я считаю, что мы на самом деле очень похожи, — говорит он, пряча телефон в карман.

Ее лицо искажается.

— Как… как мы можем быть похожи? Ты похитил человека. И убивал, и расчленял людей.

Он улыбается.

— Это всего лишь детали. У нас обоих есть тайная жизнь, которую люди не могут видеть.

Леди Рейвен качает головой.

— Н-нет. У меня есть личная жизнь, но я не скрываю ничего настолько

мерз…

— Но ты что-то скрываешь. Ты скрываешь свою слабость, — он подходит на шаг ближе. — Ты же не хочешь, чтобы они видели, что эти концерты и эта жизнь медленно убивают тебя.

Ее глаза расширяются.

— Я видел твой ингалятор, — он поднимает руку, на ее шею падает большая тень. — Даже сейчас ты едва можешь дышать…

Леди Рейвен резко отворачивается. Она кладет руки на туалетный столик и резко вдыхает. Она в ужасе. Но еще ей стыдно. Потому что он видел ее. Он заметил эти едва заметные трещины.

Он улыбается.

— Не расстраивайся так сильно. Ты устроила отличное шоу. Тебе нужно продержаться еще немного.

Она смотрит на него через плечо. Впервые он замечает что-то жесткое в ее взгляде.

Пальцы Купера дергаются. Желание медленно растет.

Было бы легкомысленно называть это простым желанием убить. За этим кроется гораздо больше, не так ли?

Здесь нужен артистизм. Чувство режиссуры и декорации. Это и его концерт тоже.

Что, если бы он взял ее за запястья и наклонил над этим туалетным столиком? Что, если бы он ударил ее головой о зеркало? Что, если бы он намотал ее длинные темные волосы на костяшки пальцев?

Он мог бы так нежно душить ее. Одной рукой зажал бы ей рот, другую запустил в волосы.

Он мог бы сделать ей приятное.

Леди Рейвен встает. Она сжимает челюсти и выпрямляет спину.

— Следуй за мной.

***

В этом она абсолютный профессионал.

Прекрасно сохраняет самообладание. Скрывает свои переживания, ведя себя как гламурная, но милая поп-звезда, о которой мечтает каждая девочка-подросток. Райли слишком увлечена кумиром, чтобы заметить настороженные взгляды, которые она время от времени бросает на ее отца.

Леди Рейвен может одурачить любого из них. Что она, вероятно, и делает. Как, впрочем, и он.

Но затем она бросает ему неожиданный вызов. Напрашивается к нему домой. Так легко выпытывает у него адрес. Это приводит каждый мускол в его теле в состояние повышенной готовности.

Она решила сразиться с ним. Такое случается нечасто. Часть его в ярости. Другая часть снова навостряет уши.

Это почти как ее песня и танец на сцене, то, как она ходит по сцене туда-сюда, зная, что пространство ограничено. Испытывает его в его собственном доме. Он смотрит на прелестную маленькую старлетку, сидящую за пианино в их гостиной в окружении его семьи, и думает: я мог бы заставить ее продержаться несколько дней.

Ее крики были бы такими же мелодичными, как и ее пение, если не больше.

— Где-то за пределами этой фаустовской сделки, — напевает она с грустью в глазах. — Птице место где угодно, только не в клетке.

Странные слова для такой милой девушки, как она.

Ибо что такое фаустовская сделка, как не сделка с дьяволом?

В конце концов, эту птичку нужно посадить в клетку.

Купер прижимает ее к стене ванной.

— Я контролирую ситуацию, — шипит он, хватая ее за горло.

Леди Рейвен слишком часто хлопала крыльями. Из-за нее его пленник сбежал. Из-за нее его прикрытие может быть раскрыто, и вся его жизнь может пойти прахом.

— Скажи это, — цедит он сквозь зубы, обхватывая ее подбородок. Его большой палец размазывает блеск по ее губам.

— Ты… ты все контролируешь.

— Еще раз.

— Ты все контролируешь.

— Ты понимаешь, что это значит?

Ее веки трепещут. Она собирается заплакать или только притворяется?

— Ты главный. Ты можешь… ты можешь делать все, что захочешь.

Куперу нравится, как это звучит.

Она нервно сглатывает.

— Что ты сделал со своей семьей?

Он усмехается. Даже сейчас, когда его рука чуть не сдавила ей горло, она думает о других. Даже сейчас у нее такое чувство, что они на сцене.

— Как ты думаешь, что я сделал?

— Пожалуйста, — ее рука взметнулась вверх и обхватила его запястье. Липкая и теплая. — Пожалуйста, скажи мне, что ты не причинил им вреда.

Купер вглядывается в ее смуглое и прекрасное лицо.

— Ты сказала, что я могу делать все, что захочу.

Он видит ужас в ее глазах. Она ожидает увидеть кровавую бойню за дверью ванной.

На мгновение он разделяет ее фантазии.

Он представляет, как поднимает ее на руки и несет над еще теплыми телами жены и детей.

Чувство отрешенности расслабляет его тело. Желание сильнее, чем когда-либо. Он должен уйти. Он должен увезти ее куда-нибудь, где их никто не сможет побеспокоить.

— Пойдем со мной, и с ними все будет в порядке. Ты ведь хочешь, чтобы Райли была в безопасности, не так ли?

Леди Рейвен кивает со слезами на глазах. У нее нет другого выбора.

Фаустовская сделка называется сделкой не просто так.

***

Она не может дышать.

Он пока ничего ей не сделал.

Но у нее учащенное дыхание на заднем сиденье. Она даже наручниками больше не гремит.

Она продолжает задыхаться. Показывает на свою сумку в другом конце лимузина.

Вдох… вдох…

— Ингалятор, — хрипит он.

Леди Рейвен кивает, ее глаза широко раскрыты и налиты кровью.

Купер останавливает лимузин на обочине. Он достает из ее сумки маленький баллончик и забирается к ней на заднее сиденье.

Леди Рейвен дергает наручниками, вытягивает пальцы, пытаясь дотянуться до ингалятора. Купер улыбается.

— В этом нет необходимости. Я сделаю это за тебя, — его руки снова на ее шее, приподнимая ее подбородок. — Открой рот.

Ему не нужно повторять дважды. Купер встряхивает ингалятор и подносит насадку к ее губам. Он наблюдает, как она обхватывает губами мундштук, как она вдыхает. Он нажимает на баллончик, чтобы выпустить лекарство.

Леди Рейвен задерживает дыхание на десять секунд. Он пересчитывает их, одну за другой. Затем вынимает насадку у нее изо рта.

— Еще раз? — спрашивает он, глядя на ее губы.

Блеск для губ весь размазался. Леди Рейвен кивает.

Купер отодвигает ингалятор от ее рта.

— Ты собираешься вежливо попросить меня?

Ее плечи дрожат. Он видит, что она обдумывает это. Просить вежливо. Может быть, даже умолять.

Но потом что-то на нее находит. Эта странная стальная решимость профессиональной поп-звезды, которая должна выйти на сцену через три минуты. Игра продолжается.

— Теперь, Купер… Будь хорошим мальчиком и дай мне лекарство, — хрипит она. — Ты же не хочешь расстроить свою маму.

Купер горько фыркает. Она пробовала ту же самую криминальную чушь в гараже. Она действительно думает, что это сработает, если она будет настойчива. Думает, что сможет вывести его из себя.

Она стреляет глазами.

— Купер. Разве ты не хочешь быть хорошим мальчиком?

У него щелкает челюсть.

— Нет, не особенно.

— Я знаю, что ты это любишь. Я знаю, что ты втайне хочешь… Хочешь сделать мамочку счастливой.

Мамочка. Так он называл ее. Откуда она знает? Это было в его личном деле?

Тушь стекает по ее щекам. Он проводит большим пальцем у нее под глазом.

— Я не могу сделать тебя счастливой.

— Ты можешь. Ты хороший мальчик. А хорошие мальчики делают то, о чем просит их мамочка.

Купер знает этот трюк, он все прекрасно понимает. Но он не может отрицать, что она красивее и любезнее, чем когда-либо была его мать.

Он опускает голову. Их губы почти соприкасаются. Ей не нужен ингалятор. Он мог бы вдохнуть в нее воздух. Он бы стер остатки блеска с ее губ.

Он хочет попробовать его на вкус. Ему это нужно.

— Пожалуйста, Купер. Будь хорошим мальчиком для меня, — шепчет она ему в губы.

И, черт возьми, его член тверд как камень. Он чувствует, как он упирается в подкладку джинсов.

Он на мгновение закрывает глаза. Это невозможно контролировать.

Он не такой убийца. Он не такой шаблонный маньяк. Он не трахает своих жертв или их трупы, не мастурбирует в их кричащие рты. Он ни за что не оставит ДНК на месте преступления. И, кроме того, он счастливо женат. Или был счастлив. Он не уверен. Любовь требует сопереживания. Он думает, что любит своих детей.

Просто они не понимают. Никто из них не понимает.

Но она понимает. Потому что она артистка. Это тоже выступление.

И она профессионал, как и он.

— Я хочу быть хорошим мальчиком, — бормочет он, как будто это грязное признание. Это похоже на то, как если бы он поднялся с ней на сцену для исполнения последней песни.

Он подносит ингалятор к ее губам. Он смотрит, как она берет его в рот, и его член дергается, словно ему четырнадцать.

Когда он вынимает насадку, из нее вытекает немного слюны. Ее рот припух и порозовел.

— Спасибо, — говорит она, слегка прижавшись к его коленям.

Ее глаза расширяются, когда она чувствует его твердость, прижатую к ее бедру. Ее прелестный ротик кривится.

— Это… это неправильно, Купер. Ты плохой мальчик.

Купер слегка стонет. Он не может удержаться и прижимается к ней еще теснее.

— Очень плохой мальчик, — бормочет она, пытаясь отодвинуться. Но там всего лишь дверь машины.

Леди Рейвен смахивает еще несколько слезинок.

— Ты бы не… ты бы не поступил так со своей мамочкой.

Купер облизывает губы. Она действительно хороша в этом.

— Я бы не стал. Но ведь и ты не моя мамочка, правда?

Леди Рейвен заставляет себя посмотреть на него. Она вздергивает подбородок.

— Я должна ею быть. Никто другой не сможет тебя научить отличать правильное от неправильного.

Купер снова стонет, покачиваясь и извиваясь у нее на бедре.

— Правда? И как же ты меня научишь?

— Если ты… если ты снимешь с меня наручники, я тебе покажу.

Он смеется.

— Ты же знаешь, я не могу этого сделать.

— Не можешь или не хочешь?

Ее тон резкий, надменный. По спине у него пробегает дрожь. Именно так выразилась бы его мама.

На секунду он поддается искушению. Он почти протягивает руку, чтобы освободить ее.

Прощение. Освобождение. Разве не об этом она пела? Он представляет, как ее маленькие ладошки касаются его, как его собственные руки скользят под подол ее юбки. Он хотел бы почувствовать части ее тела, он хотел бы почувствовать их, пока она еще цела.

— Отпусти меня сейчас же, Купер, — требует она все тем же резким тоном, глаза темные и стальные.

В этот момент он верит ей. И она тоже должна поверить в это. Они те, за кого себя выдают.

Вдалеке он слышит вой полицейских сирен. Это разрушает чары. Купер вздыхает, опуская голову.

— Прости меня, мамочка.

***

Он почти поймал ее. Почти затащил в одно из своих убежищ.

Но такую редкую птицу нельзя с такой силой держать в клетке.

Точно так же, как они не могут надеяться держать его в клетке на заднем сиденье этого полицейского фургона.

Он крутит в пальцах велосипедную спицу и думает о ее руках. В последний раз, когда он видел ее, когда она исчезала в толпе, она все еще растирала запястья. Она дернула так сильно, что сломала наручники. Не такая уж она и маленькая и слабая, в конце концов. Сильнее его матери. Сильнее многих его жертв.

Это он сделал ее такой.

Ей понадобится вся ее сила, думает он, вставляя спицу в замочную скважину.

Он представляет, как заковывает ее в цепь, но оставляет несколько звеньев незакрепленными. Просто чтобы она могла сбежать, а он смог поймать ее снова. Затащить ее внутрь за длинные шелковистые волосы.

Что еще остается делать?

Он не может вернуться к жене и детям. Она позаботилась об этом.

И, по его мнению, она в долгу перед ним.

Благодаря ему популярность Леди Рейвен будет только расти. Они будут любить ее еще больше, потому что он сделал ее героиней.

Купер улыбается, снимая с себя наручники. Потирает запястья.

Его лицо расплывается в старом, первобытном восторге.

Куда же отправиться дьяволу, если не к этому милому, милому торговцуВ данном контексте торговец — участник сделки. ?