— Встань, Лорд Стракт.
Окутанный тьмой Карл на своём троне предстал перед просителем под мрачной личиной Вишиэйта. И в глубине его души сгущались не менее мрачные думы.
Нехорошо.
Это нехорошо.
Он знал, что сыну Тоски досталось вдоволь Силы — вдоволь, но не настолько же…
Карл вновь бросил взгляд на экран датапада, который констатировал сухое шокирующее число. И оно порождало новые мысли.
Мысли, сменившие ужасным — чудовищным — подозрением.
Внизу, пред ним, Стракт поднялся на ноги. Разум Лорда раздирали эмоции, но не страх и не скорбь. Он был зол — его одолевал гнев. Но Карл чувствовал, что объектом его ярости был отнюдь не Император.
— Моя жена была послушницей в храме, — произнёс Стракт, не дожидаясь позволения. По правилам это было нарушением церемониального протокола — говорить с Повелителем до того, как к тебе обратятся, но в нынешней аудиенции ничто не шло по налаженному сценарию. — Она провела в храме почти год…
— Да, — перебил его Карл. — Ей было позволено вернуться домой в награду за проявленную храбрость.
Голос Стракта резанул холодом, когда он начал доносить до Повелителя свою трактовку событий:
— Её отослали обратно, брюхатую от какого-то жреца. Она пыталась это скрыть. Пыталась выдать ребёнка за моего. Я доверял ей. Но когда родился мальчик с неправдоподобно высоким показателем, я настоял на тесте на отцовство. Результаты подтвердили, что ребёнок не мой.
«Ребёнок не мой».
Эти слова были подобны удару колокола в сумрачном безмолвии тронного зала. Карл чуть не задохнулся. Ибо Стракт не ведал об их вовлеченности, что лишь подтверждало худшие предположения.
Она солгала.
Солгала ли?..
Стракт наклонился, опуская свёрток с младенцем на каменные плиты.
— Сделайте это, убейте его. Если его не убьёте вы, я сделаю это сам. Я не желаю держать его под своей крышей. Я не буду растить чужого ублюдка.
Дарт Стракт был гордым человеком, доведённым до крайности. Сначала он был унижен сделкой жены, спасшей его жизнь от проскрипции, а теперь ещё и этим бесчестьем. Лорда Стракта обуял гнев, языки пламени которого прорвались сквозь его никчёмную сущность.
Но Карлу было начхать на душевные переживания муженька-рогоносца. Он не сводил глаз с копошащегося в одеяльце новорождённого.
Это его сын?
О Сила Великая, пусть сие дитя будет не его сыном. Ибо, если это правда, и она знала об этом, последствия сотрясут мир.
Карл прикрыл глаза и с трудом сглотнул, отгоняя пробудившийся затаённый страх. Его первой рефлекторной реакцией было тут же опровергнуть заявление Стракта, но Карл слишком привык мыслить последовательно, дабы не осознавать, сколь многое объяснял подобный исход.
— Где леди Стракт? Ты убил её?
Тоска уже мертва?
Сейчас Стракт изрядно походил на мужчину, способного на убийство чести.
Карл надеялся, что он не успел осуществить правосудие. Ибо это лишит его ответов, получить которые — его безраздельное право. Покуда Стракт негодовал из-за обмана жены, настоящим севшим в лужу в сложившейся ситуации был сам Карл.
Ибо если сей ребёнок в действительности его сын, то мальчишка отнюдь не обычный бастард. Он — бастард Императора. Одно его рождение являлось государственной изменой. Катастрофичность этой лжи невозможно смягчить никакими оправданиями.
Карл пришёл в неописуемую ярость.
Она знала?! На сей животрепещущий вопрос он жаждал получить ответ!
Так знала?!
— Моя жена дома, — прозвучал голос Стракта. — Я забрал ребёнка, пока она отдыхала. Она не знает, что я отправился во дворец.
Взор Карла сверлил беспокойный свёрток. Ведь он был там, когда мальчишка появился на свет. Стракт и не подозревать смел, но Карл даже успел подержать младенца на руках, пребывая в блаженном неведении, что баюкает своего узурпатора.
Выходит, она знала?! Если всё так и есть, то это непростительное предательство.
— Привести мне леди Стракт! Немедленно! — прогремел Карл.
Он не собирался утруждать себя допросом её мужа о том, что ещё ему известно. Карл хотел посмотреть Тоске в глаза. Ибо помимо наметившегося политического кризиса сие дитя грозило кризисом сугубо личного характера. Чего там, именно это и было самым тяжким последствием.
Чтобы доставить Тоску во дворец, требовалось двадцать минут, посему они выжидали, каждый думая о своём.
На Стракта было жалко смотреть. Он вспотел, заметно нервничая, а потом принялся расхаживать перед возвышением, невнятно бормоча под нос.
Высоко над ним, на троне, Карла изводили недобрые думы. Он уже осязал скопившуюся внутри тьму, предвкушающую грядущие события. Ибо, как и всегда, он сделает то, что должен сделать.
Младенец на холодном полу зашёлся в плаче. Его беспокойство улавливалось не только простым слухом — Карл чувствовал возмущение в Силе. У мальчишки было неимоверно много Силы. Она станет его смертным приговором.
Где гвардейцы? Почему так долго?
Наконец двери тронного зала разошлись, пропуская двух преторианцев, бесцеремонно конвоировавших женщину. Тоску явно выдернули из постели. Распущенные волосы беспорядочно струились по плечам, которые прикрывал старый халат, распахнутый поверх свободной ночной рубашки. Она была босиком.
Конвоиры грубо швырнули её на колени рядом с её оскорблённым муженьком.
— Леди Стракт, Ваше Величество.
— Стражники, оставьте нас, — приказал Карл.
Тоска на миг оцепенела, прежде чем решилась поднять голову, глядя на трон.
Неужто на её лице мелькнуло сожаление? Карл не разобрал, но чувствовал сквозь узы захлестнувший её ужас. Затем, прямо на четвереньках она устремилась к плачущему ребёнку.
Но Стракт опередил её. Он порывисто шагнул к плачущему младенцу с нескрываемым желанием добраться до него первым и занёс тяжёлый сапог, чтобы растоптать ненавистный свёрток.
— НЕТ! — закричала Тоска и вскинула руку.
Неведомым образом мощнейший толчок Силы отбросил её ничего не подозревающего муженька через весь зал, с грохотом шмякнув его об стену.
— НЕТ! — взвыла она как обезумевший зверь.
Карл знал, что эта женщина готова защищать своих детей до последней капли крови. Однако сейчас за ней стояло нечто большее, чем обострившийся материнский инстинкт. За ней стояла сама Сила.
Сила была с ней.
Или, рассудил Карл, чувствуя подкативший к горлу ком, она была с ребёнком.
Тоска сжалась на полу, накрытая единственным лучом света, озарявшим его чертог. Свет придавал её коже алебастровый оттенок, заставлял её золотые волосы сиять в темноте. Она походила на само светоносное воплощение Света. Ангела милосердия, снизошедшего в его тронный зал, дабы защитить невинного от его Тёмной воли.
Но беззащитный младенец, которого она прижимала к груди, был самым опасным существом в Империи. Опаснее любой «Звезды Смерти», что спроектируют его учёные. Ибо ни один технологический ужас, сотворённый руками людей, не способен подчинить себе Силу.
Карла нельзя было убить, но сие не означало, что он сохранит свой титул навеки. Будет ли это дитя тем, кому в срок суждено его свергнуть?..
Остерегаясь сделать то, о чём он пожалеет, и остерегаясь не сделать ничего и получить удар в спину, Карл держался с неприсущей для себя нерешительностью, даже не мог найти слов.
Лорда Стракта, напротив, не сковывала такая сдержанность. Едва он пришёл в чувство, то сразу направился к жене. Видимо, Лорд и леди, не успевшие обсудить назревшие вопросы в домашней обстановке, решили воспользоваться подвернувшейся возможностью прямо в присутствии Императора.
— Ты верила, что это сойдёт тебе с рук? Что я приму ублюдка жреца за собственного сына?
Тоска крепче обхватила ребёнка, готовая защищать его, пока бьётся сердце.
— Я не позволю тебе убить его!
— Кто его отец? Не смей больше лгать, потому что в больнице сделали тест. — Стракт обличающе ткнул пальцем в сторону младенца. — Это не мой сын!
Тоска побледнела.
— Он дитя Силы… — пролепетала она с запинкой. — Дар Силы…
— Это был тот бородатый жрец?
— Маркус…
— Отвечай мне!
Тоска подняла голову, с опаской глянув на трон.
Мгновением ранее сотворившая столь разрушительный приём Силы, она вновь казалась до боли уязвимой. Таково было её свойство, осознал Карл, глядя на неё в ответ. Эта женщина умела бывать и сильной, и хрупкой. Верная себе, но падкая на сострадание. Приверженная честности, но способная солгать, если это необходимо. Готовая на всё ради тех, кого любит.
— Говори правду, моя госпожа, — прогромыхал Карл с высоты трона.
Страх, что источали узы, можно было испробовать на вкус. Как заведено, физическая близость способствовала близости ментальной, что усиливало шок от осознания того, как она умудрилась скрыть от него дитя.
— Кто его отец? — рассерженно повторил Стракт.
Тоска опустила голову и прошептала:
— Лорд Тенебре.
С тем же успехом это мог быть раскат грома. На секунду в тронном зале воцарилась абсолютная тишина — так продолжалось, пока ребёнок у неё на руках не разразился громким воплем.
— Неужто ты считаешь меня полным дураком, который будет это терпеть? — взялся причитать опомнившийся Лорд Стракт. — Раз за разом ты без зазрения совести порочишь мою честь!
Честь Стракта могла катится в Бездну, захватив хозяина! Кого интересовал этот неудачник?
— Нет никакой чести, — разнёсся по залу раскатистый голос Карла. — Важна только власть!
Суть этого конфликта, его изначальная и наиглавнейшая суть, заключалась во власти. В его власти.
— В борьбе за власть все средства хороши. И ты это знала! — вспылил Карл. — Ты это знала и всё равно родила этого ребёнка!
Стракт вторил ему:
— Если бы я мог развестись с тобой, то сделал бы это тотчас! Но поскольку я не могу, то я отсылаю тебя обратно в храм. Нашему браку конец! Ты больше никогда не увидишь наших сыновей! Ты никогда не вернёшься домой! — Стракт вскинул взгляд на тьму, заволокшую трон. — Ваше Величество, отныне её судьба в ваших руках. Отдайте её тому жрецу, если желаете. Или спустите с лестницы. Мне всё равно. Я отрекаюсь от неё и от её бастарда.
Свершилось то, чего так боялась Тоска. Стракт выгнал её, бросив одну с ребёнком. Как понимал теперь Карл, оглядываясь назад, это был ещё один неопровержимый факт, свидетельствующий о том, что она знала истину с самого начала. Даже под страхом того, что муж узнает про обман, она решила рискнуть. А ведь если бы не поразительный показатель мидихлориан, её ставка могла сыграть. Карл принял бы и её, и мальчишку, сам того не подозревая пригрев на груди родного сына.
Если перебирать события прошлого, можно было обнаружить множество подсказок. Среди её лжи иногда проскальзывали крупицы правды. И действуй он с присущей себе подозрительностью, то быстро бы распознал намерение ввести его в заблуждение. Увы, Карл доверял ей, поэтому без всякой задней мысли принимал её слова на веру.
Каким же он был дураком… А как готовился ждать эту женщину годами, щедро одарив её временем исчерпать свои семейные обязательства. Как вожделел её общества и любви, в то время как она строила против него тайные козни!
Карл вновь ощутил навалившуюся на душу Тьму. Она бурлила, обжигая что-то живое глубоко внутри.
Ладони сжались от непроизвольного желания испустить смертоносные молнии — естественного, как прокашляться, справляясь с комом, застрявшим в горле…
Но суровое возмездие могло подождать. Ибо Карл был справедливым правителем — он хотел дать своей подданной шанс объяснится прежде, чем будет вынесен приговор.
— Леди Стракт, — зловеще прогремел он. — Тебе с самого начала было известно, что сей ребёнок не принадлежит твоему мужу?
Она кивнула.
— Да.
Стало быть, вот она — правда. Неопровержимость ответа резонировала в его сознании, подобно возмущению в Силе. После такого откровения отношения между ними никогда не могли быть прежними. Тоска — его Тоска — сознательно пошла на предательство.
Карл на миг прикрыл глаза. Он был уязвлён, о как уязвлён брешью, порождённой наивным доверием.
— А чтобы скрыть это, ты затащила его в постель?
Получается, беременность вдобавок вынудила её броситься в объятия забулдыги Стракта?
— Да. Я предала вас обоих, — ответила Тоска ровным монотонным голосом, стыдливо опустив глаза. А затем, само собой, принялась выгораживать непутёвого муженька: — Маркус невиновен. Вина лежит только на мне. Не наказывай его.
Даже сейчас, перед самым концом, она защищала ничтожество, мгновением ранее гордо отрёкшееся от неё. И пусть в этом не было никакого смысла, но Карл сгорал от ревности, наблюдая такую собачью преданность.
Ибо, а где была эта преданность, когда вопрос коснулся его самого? Где застопорилась вся её неземная любовь, вдохновляющая жертвовать, когда речь зашла о Карле? Избавься она от рокового отродья, они бы сейчас не оказались в таком положении!
Карл не сумел остановить порыв — послал свою сдержанность в Бездну:
— Всегда покрываешь его… Всегда берёшь его кару на себя… Что в нём такого особенного? — со злостью полюбопытствовал он.
И даже сам слышал, что вопрос прозвучал, как нытье капризного ребёнка.
Тоска перевела взгляд на насупившегося Стракта.
— Он — мой муж, — с покорностью в голосе ответила она и выдохнула: — Я всё так же люблю его.
— И, тем не менее, ты лгала, пытаясь всучить ему моего сына! Ты сделала его орудием своей измены! — с раздражением парировал Карл и встал, дабы спуститься со своего трона.
Стракт растерянно переступил с ноги на ноги, поражённый новостью, что ребёнок, которого он чуть не убил, принадлежит Императору. Ибо, конечно же, он и помыслить не мог, кем на самом деле является встреченный им Лорд Тенебре.
…до поры, пока Карл не сошёл с возвышения.
Стракт вскрикнул, уставился на него, разинув рот. Внезапно то, что он воспринимал, как частное дело семьи, затрагивающее жреца храма, приняло новый оборот.
— Ты!.. — опешил он.
Карл оставил возглас без внимания, сосредоточив его целиком на одной лишь Тоске. Он прошествовал вперёд, нависнув над её светлой фигуркой, сидящей на полу с ребёнком на руках.
— Почему ты мне не сказала? — прохрипел он. У неё были все возможности поставить его в известность. — Я имел право знать.
Она посмотрела ему в глаза.
— Ты знаешь почему.
— Я доверял тебе, — он с усилием выдавил из себя заклятую фразу, — и ты это знала!
Он искал в ней раскаяние и не находил ни капли. Это обескураживало. Даже сейчас, когда обман раскрылся, она ничуть не терзалась муками совести. Но такова была её натура. Да, Карл знал, что содеянное далось ей нелегко. Леди Тоска не была импульсивной леди Поппи.
— Почему ты не доверилась мне?
Почему? Почему она так поступила?
Тоска погладила голову ребёнка, на которой светлел тонкий пушок.
— Карл, я могу доверить тебе невыразимо многое… Но только не жизнь нашего сына.
Нет, она не испытывала раскаяния. Впрочем, стоило ли удивляться? С первого дня их отношения опутывала паутина лжи и секретов. Карл был застигнут врасплох новостью о ребёнке точно так же, как она, узнав истину о Лорде Вишиэйте. Он морочил ей голову её до мятежа. Она — водила его за нос до рождения ребёнка.
— Глупая баба, ты самонадеянно пыталась скрыть его от меня! — прорычал он.
— Я знаю, — согласилась Тоска, утешающе покачивая захныкавшего младенца. Она переложила его на плечо и снова подняла взгляд. — У меня не было выбора.
— У тебя был выбор, — огрызнулся Карл. — Ты предпочла этого ребёнка мне! И ты заставляла меня поверить, что выбираешь свою семью! — Он с досадой сжал и разжал кулаки. — Подумать только, я восхищался твоей слепой преданностью этой братии.
Она не возразила — нечего было возражать. Карл раздражённо втянул воздух и тоном, в котором звучало смирение, перешёл к кульминации всей злосчастной аудиенции:
— Ты ведь понимаешь, что я не могу позволить ему жить.
Тоска тут же взмолилась:
— Не делай этого!.. Пожалуйста, не надо…
— Я не должен был этого делать! — проревел Карл вне себя от негодования. — Он вообще не должен был появиться на свет!
— Вот почему я ничего тебе не сказала, — всхлипнула она. — Потому что я бы отказалась делать аборт, и тебе бы пришлось убить меня…
— А ты считаешь, твоя задумка вышла лучше? — хмыкнул он.
Ибо чего она ожидала? Что, по её мнению, должно было произойти теперь?
— Это был единственный способ подарить ему шанс на жизнь. — Тоска печально покачала головой. Её заметно трясло. Её ресницы лихорадочно затрепетали, когда она пустилась в дальнейшие оправдания: — Не будь этих уз, всё могло получился. Мы с тобой разошлись бы и жили дальше порознь.
Нет. И речи быть не могло.
Карл скрестил руки на груди, пронзив её взглядом свысока.
— Я никогда не собирался тебя отпускать. Я лишь позволял тебе так думать, чтобы ты могла вернуться по своей инициативе.
Он предлагал этой женщине всё, а она раз за разом его отвергала. Теперь он узнал истинную причину.
— На самом деле я не хотела уходить, — призналась Тоска сорвавшимся голосом. Он видел, как по её щеке скатилась слеза. Но легче не стало. — О, Карл, я уже собиралась вернуться к тебе, когда поняла, что беременна!.. И тогда я уже не могла этого сделать…
Значит, ребёнок — и есть первопричина, их разлучившая?
Карл решил, что ненавидит мальчишку всеми фибрами души.
— Ты могла вернуться. Ты могла избавиться от ребёнка и вернуться ко мне. — Он полюбил бы её ещё сильнее за проявленное доказательство такой преданности. — Но ты предпочла его мне!
Бездна, а это задело! Самым страшным предателем оказалась женщина, кого он любил и кому доверял. Карл чувствовал себя круглым идиотом.
— Тебе не нужно бояться Гая, — как в лихорадке заговорила Тоска. — Он — дар от Силы. Он может помочь. Он родился, чтобы помочь тебе…
— Я не правлю Империей более тысячи лет, потому что мирюсь с соперниками! — оборвал её лепет Карл.
— Он ребёнок, а не соперник. Он не будет угрозой, обещаю! Я воспитаю его в почтении и страхе перед тобой…
— У него девятнадцать тысяч мидихлориан! — рявкнул Карл. — Это — соперник!
— Сколько?.. — моргнула она. — А у тебя какой показатель?
— Выше. Гораздо выше.
Ему померещилось, или в своём же голосе он услышал нечто, похожее на самооправдание? Да с какой стати он должен оправдываться?!
— Тогда ты победишь, — уверенно сказала она, как будто это всё решало.
— Нет. Всё не так просто! У Рагноса было тринадцать тысяч, и он правил теми, чей показатель намного превышал его собственный. В некоторых случаях власть — это больше, чем одна Сила. Как может статься и для этого ребёнка.
— Тогда воспитай его своим союзником…
— Нет! Я никогда не возьму ученика, и я никогда не взращу сына. Ты это знала! — изобличил он. — Знала и, тем не менее, всё это время пудрила мне мозги, подстрекая дать убежище потенциальному узурпатору!
— Я не предательница, и ты тоже это знаешь! — опровергла обвинение Тоска. — Моим единственным желанием было подарить малышу шанс выжить. Вдруг… Вдруг нам удастся найти ещё одного джедая, чтобы он отрезал его от Силы, как в рассказах мастера Кратчера?
— Нет, — Карл немедленно отверг такую идею. — Лучше быть мёртвым, чем мёртвым для Силы.
— Если ты убьёшь собственного сына, то будешь хуже, чем Лорд Дреймат, что бы он ни совершил! — прошипела она.
Сей удар пришёлся ниже пояса. Карл щёлкнул челюстью, пригвоздив её тяжёлым взглядом, но затем как ни в чем не бывало пожал плечами.
— Быть может, так оно и есть.
— Я пыталась это предотвратить! — раздался ставший пронзительным голос Тоски. — Но Гай — само воплощение воли Силы…
— Не смей поучать меня о воле Силы…
— Сила всегда найдёт путь! — не унималась она. — Убьёшь своего сына, и Сила покинет тебя. Она найдёт другой способ найти тебе замену. Пусть это будет не сын, но следующий Дарт Фулсом, вздумавший захватить твою власть!
Проклятье, а она решила играть по-крупному. Напирать на страх, что не давал ему спать по ночам.
— Даже тебе не по силам ниспровергнуть её волю.
— Не смей читать мне лекции о воле Силы! — прогремел он голосом Вишиэйта.
Тоска затихла. Прикусила губу. И сказала, приняв решение:
— Если ты убьёшь Гая, я хочу, чтобы ты убил и меня.
— А что, по-твоему, тебя ждёт? — осклабился Карл.
Неужто она возомнила, что после такого он оставит её в живых? Она устроила заговор у него под боком и разбила ему сердце. Ни одной женщине, содеявшей подобное, не дано выйти сухой из воды.
— Естественно, ты умрёшь. Ты и этот мальчишка.
Тоска не стала молить о пощаде, чем разозлила ещё сильнее. Похоже, готовая вымаливать жизнь своему отпрыску, она нисколько не заботилась о жизни собственной. Посему Карл поднял левую руку, Силой отрывая предательницу от пола, и притянул её к себе. Он сомкнул пальцы на её горле — от души. Это было приятно. Он хотел большего. Он чувствовал, как внутри разгорается жажда крови.
Ей, несомненно, передался его порыв, но она не сопротивлялась — лишь крепче прижимала к себе младенца. Теперь, когда они смотрели друг другу в глаза, Карл встряхнул её и пообещал, делая акцент на каждом пропитанном ядом слове:
— Я убью тебя с максимальной жестокостью.
Чтобы и ей было хоть на миг больно, как ему.
Он разжал пальцы, и Тоска неуклюже повалилась на пол, не выпуская своё отродье.
— Стракт! — рявкнул Карл, глянув на её горемычного муженька, который, приутихший, наблюдал за происходившим. — Зажги меч. Казни её.
Лорд Стракт страшно побледнел, призванный исполнить свой безусловный долг. И именно поэтому сей бездарный, никчёмный Лорд угодил на проскрипцию.
— Зажги меч. Докажи свою верность. Срази предательницу, — зло скомандовал Карл.
— Но это же моя жена… — растерянно заикнулся Стракт.
— Твоя жена, что предала тебя, — поправил Карл и, видя, как тот со всей очевидностью заколебался, издевательски добавил: — Она пыталась подсунуть тебе бастарда. Она была моей храмовой шлюхой.
— Она сделала это, чтобы спасти меня… — пробормотал Стракт, терзаясь от противоречивых чувств.
Карл бросил на него испепеляющий взгляд.
— Быть может, и так, но ей не обязательно было получать от этого такое удовольствие, — насмешливо заметил он. — Пока ты служил в приграничье, она зазывала меня в твой дом. Все эти долгие месяцы я брал её каждую ночь в твоей постели, — он поджал губы. — Она предала тебя. Она предала меня. Она предаёт. И за это она должна умереть.
Застывший перед ним Стракт медленно потянулся к своему оружию.
От резкого щелчка, сменившегося характерным гулом, Тоска вздрогнула.
Её реакция потешила Карла. Ну, что, теперь она пребывала в той кондиции, чтобы молить о пощаде?.. Ну, конечно же, нет. Тоска не была настолько глупа, чтобы взывать к отсутствующему в его душе милосердию.
Прямо загляденье… Какой же прекрасной она казалась, кротко ожидая своей участи мученицы.
— Убей её. Убей её сейчас же, — приказал Карл.
Следовало убить её быстрее, чем он сам потеряет самообладание. Ибо, хоть это и правильный поступок, он давался ему совсем не легко.
Карл давным-давно усвоил, что вопрос о цене власти лежит в плоскости ответа на вопрос: чем ты готов пожертвовать ради неё. И в страшном кошмаре он не мог прозреть уготованную ему жертву. Дитя ничего не значило, но Тоска…
Ведь это была его Тоска… его Свет и любовь всей его жизни… женщина, ниспосланная ему Великой Силой… женщина, с которой он хотел разделить Империю…
Но теперь за своё преступление она поплатится жизнью.
Карл не мог смотреть ей в глаза, но и не мог выглядеть слабым, малодушно отвернувшись, посему он повторил приказ:
— Убей её!
Тоска всматривалась в его лицо, пока Стракт пытался собраться с мужеством нанести удар.
— Я ненавижу себя за то, что когда-то любила тебя. Ты был прав, когда говорил, что никогда не скрывал, кто ты такой, даже если притворялся жрецом. Я всегда видела твои худшие стороны. Но несмотря на всё, что было между нами, я знаю, в тебе ещё есть добро.
Бездна! Как это понимать?!
— Убей её! — прошипел Карл.
«Покончи с этим… Сейчас… пожалуйста…»
— Тоска, я прощаю тебя, — выдохнул Лорд Стракт. — Удар будет мгновенным. Ты ничего не почувствуешь. Я обещаю.
— Спасибо, Маркус, — кивнула она, слишком спокойная для сокрушающей напряжённости момента. В отличие от неё Карл содрогался внутри, словно из всех его убийств сие было первым, а не многотысячным, несть коим числа. Тоска решила даже извиниться перед мужем: — Я никогда не думала, что всё зайдёт так далеко. Я просто хотела спасти тебя и будущее наших мальчиков.
— Я знаю. Тебе не нужно ничего объяснять… теперь, когда я знаю, кто он.
С ума сойти, глаза Стракта наполнили слезы. О Сила, пора бы кончать!
— Убей её!
Казнь — это как сдёрнуть с раны бакта-пластырь. Лучше делать это быстро, не раздумывая.
Стракт должен был выполнить приказ. Должен был — прежде чем она вновь запоёт, как любит его, своего жалкого неудачника. За этот вечер Карл был сыт по горло сюсюканьем этой семейки.
— Я расскажу мальчикам правду о храме, — пообещал Стракт. — Они будут уважать свою мать.
— Не говори им правду об их брате, — попросила Тоска. — Пусть думают, что он умер из-за избытка Силы. Не говори им, что Император убил своего сына из страха.
Карл слышал достаточно.
Наблюдать за прощанием четы Стракт было всё равно что вворачивать нож в собственную спину. Оно напоминало о годах, что эти двое провели вместе… дразнило несбывшимся будущим, ускользавшим от него сквозь пальцы.
Не помня себя, Карл остервенело метнул голубую молнию в Лорда Стракта, отправив его во второй полёт через весь зал. А после швырнул в Тоску красную.
Она рухнула как подкошенная, не успев сделать вдоха, с остановившимся в тот же миг сердцем. Ибо красные молнии убивали без следа. Мгновенно и безболезненно, как и обещал ей Стракт.
Но это не прошло безболезненно для Карла.
Он поперхнулся, задыхаясь и едва держась на ногах. Ведь сквозь узы он почувствовал, как Тоска умерла в Силе.
Ощущение, испытанное им бесчисленное множество раз, никогда не было настолько сильным. Смерть казалась прикосновением холодных пальцев к коже, попавшей соринкой в глаз, нуждой щуриться от яркого солнца. Тревожно, неуютно, и ты с трепетом не мог дождаться, когда же это кончится.
Ты неизбывно осознаешь, что происходит, но не можешь это остановить.
Смерть длится столько, сколько это необходимо.
Её нужно просто пережить.
Долгое время Карл считал смерть отвратительным явлением. Вечно преследуемый и гонимый, он с самого детства учился выживать. Как только ему удалось выяснить способ продления жизни с помощью Силы, он незамедлительно им воспользовался. Затем взялся за свой многолетний труд по раскрытию секрета бессмертия, пока в конце концов не наткнулся на него совершенно случайным образом.
Отсель смерть ему не грозила.
Хотя, когда вдох застрял в горле, а сердце пропустило удар, Карл готов был поклясться, что какая-то часть его души навеки умерла вместе с Тоской. Ибо боль от её потери была не только физической.
В его сознании её Свет померк и исчез. Всё кончилось. Она ушла. Во всём этом была страшная необратимая завершённость.
— Vis vobiscum, — выдохнул он, не открывая глаз.
Да пребудет с тобой Сила.
Она умерла, упав на бок и соскользнув на каменные плиты, так и не отпустив младенца. Мальчишка снова орал.
Чувствовал ли он, что его матери больше нет? Знал ли, что скоро последует за ней?
Задолго до того, как у одарённых детей проявляется их дар, они часто обнаруживают поразительную осведомлённость об опасностях и конфликтах.
Мог ли малыш Гай на каком-то уровне осознавать, какая судьба его ожидает?
Тяжело дыша, обливаясь потом, Карл пристально уставился на голосящий свёрток. И стал решать.
Маленький беззащитный младенец, неповинный в разыгравшемся вокруг него разгуле предательства и смерти. Но невиновность не пробуждала в Карле симпатии к мальчику. Он никогда не руководствовался жалостью. Его не волновали вопросы морали или этики. Его единственным ориентиром была власть. И ни один заговор, с которым ему когда-либо приходилось иметь дело, не представлял для его власти такой опасности, как его собственный сын.
В мальчике таился невероятный потенциал, способный однажды вознести его на высоты, сравнимые с высотами его отца в стезе колдовства. И даже без алхимии ребёнок имел все шансы превратиться в харизматичного, рационального лидера в духе Марки Рагноса, каким был Лорд Фулсом. К тому же, его позиции будет подкреплять претензия на власть по праву крови, как у прямого наследника Повелителя. Уже одного этого хватало, чтобы вселить в неокрепшую душу далекоидущие амбиции.
Однако всё это должно было случиться через много лет. Более насущный вопрос заключался в том, действительно ли этот ребёнок был послан Силой? Если так, и если Карл убьёт мальчика, то не подвергнет ли он себя большему риску, чем если позволит отпрыску жить?
Карла вело не милосердие — он скрупулёзно взвешивал все за и против в своём негаснущем стремлении оставаться главенствующим Избранным Силы. Ибо самый верный способ обречь себя на гибель — мнить, что ты вправе воспрепятствовать воле Великой Силы. Многие глупцы пытались пойти ей наперекор, к своему последующему глубокому сожалению. Высокомерие — суровый урок. Карл давно решил уподобиться инструменту Её воли. Его политика и методы всегда остались гибкими, но его приверженность была непоколебима: он стоял за себя, равно как он стоял за Силу. Но стояла ли Сила за этим ребёнком? И если так, то почему?
Сложившаяся загвоздка вынуждала его медлить.
Есть ли острая нужда убивать мальчишку прямо сейчас?
Не было риска в том, чтобы подержать его в живых некоторое время. Не из милосердия, нет, исключительно в личных интересах.
Карл рассудил, что отсрочка исполнения приговора даст ему время лучше понять намерения Силы. По крайней мере, он продемонстрирует свою открытость к переменам, чего может статься достаточно, чтобы сохранить за собой статус абсолютного Повелителя Теневой Силы. Что было главным. Ибо пока Сила на его стороне, его невозможно предать и невозможно победить.
Только что принесёт это продолженное существование ребёнка?
Карл верил, когда Тоска утверждала, что дитя стало для неё неожиданностью, а у врачей не нашлось адекватного объяснения этому зачатию.
Но невозможные вещи существуют — это Карл знал не понаслышке.
Чудеса случаются. Но случаются не без вездесущих происков Силы.
А посему, если их ребёнку дано было увидеть свет, такова Её воля.
Но зачем Силе потомство от своего царствующего Владыки Тьмы и ситхской леди, наполненной Светом? Чего она стремилась достичь? К чему ей понадобился мальчик, обученный Тьме, но взращённый под устойчивым влиянием добродетели его матери? Ибо если влияние Тоски сумело сбавить накал Тьмы в Повелителе ситхов, то как оно скажется на растущем восприимчивом ребёнке?
И тогда Карлу в душу закралась и другая мысль: что, если подлинное могущество его потомка не во Тьме? Что, если Сила, подарив ему сына, явила миру неоперившегося джедая?
Карл сглотнул пересохшим горлом и коленопреклонённо вознёс молитву:
— O vis, fac me servum imperii tuae.
Сила, сделай меня орудием воли своей.
И для пущей убедительности добавил:
— Fiat voluntas tua.
Да свершится воля твоя.
Вслед за тем, чувствуя себя сломленным и преданным, как никогда отроду, Карл дрогнул.
Пусть дитя живёт… пока. В качестве меры предосторожности.
Это было то, чего хотела Тоска.
Какой бы добропорядочной имперской подданной она ни была, в жизни ей удавалось руководствоваться Светом. С первых дней, когда её бросили в обитель к отверженным послушницам, она прониклась состраданием и всепрощением. Пожалуй, на её пути не нашлось бы грешника, от которого она бы отвернулась, не пожелав понять и простить… включая его самого.
Вот почему после ритуала, когда он, ослабевший, очнулся от Тьмы, сияние бережной заботы Тоски сделало её такой неотразимой.
Карл тогда выставил себя полным болваном, накинувшись на неё, чтобы всласть насытиться её манящим телом. В то время он списал это на долгое воздержание, но ныне подозревал, что её притягательностью была связала с ней самой. С тем, кем она была. С тем, кем она должна была стать для него.
Но теперь она была мертва. Пала от его собственной руки.
Он вновь остался один. Вновь пытался справиться с экзистенциальной мукой одиночества власти.
Хм, возможно, это и был его истинный враг — одиночество?
Возможно, он проклят убивать всех, кого любит.
Переведя взгляд на заходящегося в крике младенца, Карл подумал, что если юному Гаю всё-таки предначертано выжить, будет лучше, если он будет жить вдали от отца.
Находиться подле Избранных Силы, подобных ему, было опасно.
Лес рубят, щепки летят.
Простые люди, случайные люди вроде Тоски, всегда попадали на линию огня.
Они умирали за чужие секреты, они умирали при роковых обстоятельствах, когда судьба совершала резкий поворот, если благосклонность Силы неожиданно меняла течение, избавляясь от прежнего Избранного ради нового любимца.
Сейчас, когда пелена спала, Карл понимал, какая роль была уготована Тоске. Несмотря на силу своей личности, ей было предназначено стать жертвой. После её смерти его гнев быстро рассеялся, и теперь он испытывал только незнакомую для себя жалость.
Да, Тоска предала его, но она пошла на это непросто. Спутавшийся клубок противоречивой лояльности к мужу, к детям, к себе, и к нему, Карлу, разрывал её на части. Увы, Карл, к своей горечи, всегда оставался последним в этом списке.
Быть может, в том и заключался замысел.
Ибо если Сила воистину искала женщину, пригодную выносить ему нежеланного сына, она сделала мудрый выбор.
Другая избавилась бы от плода, спасая себя или стремясь угодить ему. Но только не Тоска.
Существовали пределы того, на что она готова пойти ради своего Императора. Это было отличительной чертой их отношений ещё до того, как он раскрылся ей, как Вишиэйт — она умела говорить нет. По сути, с прискорбием подумал Карл, она умерла, бросив ему в лицо всё, что наболело.
О Сила, воззвал он, опускаясь на колени, чтобы закрыть невидящие глаза своей возлюбленной, как дошло до такого? Он мог простить ей любую ошибку — любую, кроме этой. И она это знала.
Оттолкнув ребёнка прочь, Карл притянул её обмякшее тело к себе на колени. Он крепко прижал её к себе, нежно покачивая. Его нижняя губа задрожала, а по щеке пробежала одинокая слеза. И Тёмный Повелитель порой бывал слаб.
Карл уже сожалел о содеянном. Если бы ему было позволено изменить прошлое, он бы ничего не поменял — он поступил точно так же. Но это не мешало ему сожалеть.
Таково было проклятие власти. При всём изобилии исполненных желаний, власть неустанно заставляла жаждать большего — и жажда была нестерпимой. И даже утолённая, она сменялась навязчивой паранойей.
Ибо наступал момент, когда непрерывный путь вверх заканчивался, и оставалось только спускаться вниз. Любой поблизости превращался в потенциального врага, а те, кто дорог более остальных, в уязвимость, которой могли воспользоваться враги. Вот почему власть отгораживала своего любимца от прочих. Он не мог знать, кому доверять.
В недолгие мгновения грёз Карл воображал, каково это — взять и просто уйти от всего. Начать всё сначала в новом месте, построить новую Империю. В месте, где его прошлое не будет иметь значения. В месте, где он мог открыто быть самим собой. В месте, где можно отбросить ограниченные догматы Тёмной стороны и сосредоточиться на том, что действительно важно.
Карл мог бы это сделать… если бы Тоска была рядом. Но, увы, эта возможность была безвозвратно упущена.
— Мне жаль, любовь моя, — прошептал он. Он оплакивал её потерю, как и потерю своих родителей. Карл знал, что её смерть оставила на его сердце такой же шрам, как и они. — Прости меня…
Он горевал не таясь, укачивая её тело в своих объятиях.
О Сила, как он хотел её вернуть! Ибо какой толк ото всей этой власти, если её не с кем разделить? Он был богатейшим и могущественнейшим Владыкой Владык, а на деле был лишён того, что имел всякий простой народ — любви и дружбы.
И тогда его впервые за всё осознанное существование охватила неудержимая тяга возвратить потерянное обратно.
К жизни.
Способен ли он на такое? Мог ли воскресить кого-то из мёртвых?
На открытых страницах истории ещё никто не сподобился на такой подвиг. Но сие не значило, что это невозможно. Уж Карл-то знал. В Силе возможно всё. И тогда в его отчаявшуюся голову пришла дерзкая идея. Сделка.
Если он пощадит мальчишку, склонившись пред волей Силы, она отдаст ему его возлюбленную.
Что если, продемонстрировав своё смирение и готовность принять её волю, он может заслужить и приумножить её благосклонность?
Логика была проста: раз Сила ниспослала ему эту женщину, то, верно, она была недовольна тем, что он убил её. Возможно, возродить Тоску — именно то, чего желала от него Сила.
Но какой посыл это явит? Достаточно ли того, что он убил её один раз? Будет ли это убедительным наказанием? И сможет ли он когда-нибудь доверять ей снова — после её измены?
Карл не мог получить ни единого ответа на свои вопросы, но порыв вернуть её проник слишком глубоко, всецело завладев его устремлениями.
Ведь, помимо прочего, это будет величайшим испытанием. Если он добьётся успеха, то не только вернёт свою любимую, но и навеки обретёт славу не имеющего себе равных.
Не выпуская из рук её не успевшее остыть тело, Карл не устоял перед искушением попытаться сделать это тотчас же. Терять время было нельзя.
Поскольку Лорд Стракт покамест был жив, Карл стёр ему память, и тот, уверенный, что передал на казнь обласканного Силой бастарда и что лично обезглавил изменщицу, покинул дворец. Наверное, следовало его просто убить, но Карл помнил — Тоска хотела бы, чтобы её муженёк выжил. Хотя бы для того, чтобы он вырастил двух её старших сыновей.
Проклятого ребёнка Карл сбагрил с глаз долой на попечение послушниц. Пусть заботятся о нём где-нибудь в недрах обители. По большей части он ненавидел юного Гая за ту роль, что он сыграл, разлучив его с Тоской. Он винил мальчишку за её смерть. Несмотря на то, что он позволил ему жить, он не лелеял планов воспитывать его как родного сына. Официально ребёнок будет числиться бастардом неназванной послушницы от неустановленного жреца. С пробелом как в происхождении, так и в фамилии.
Покончив с этими делами, Карл подхватил Тоску на руки и отнёс в свой храм.
Он опустил её тело на алтарь, окружённый курящимися благовониями и свечами, и, погасив весь свет, запечатал двери. Затем встал над котелком своей матери, который использовал для колдовства, и принялся за работу.
Это была алхимия, непохожая ни на какую другую, противоестественная магия. Она противоречила и природе вещей, и порядку Силы, но Карл был Тёмным Лордом — мессией Империи Ситхов, и грядущей ночью он собирался свершить чудо.
Вскоре небеса над Каас-Сити засверкали молниями, подул сильный ветер, а тучи над головами горожан расступились, освобождая место надвигающемуся невиданному вихрю Тьмы.
Тем временем, глубоко над землёй, в запертом святилище, одинокий сдавленный голос, прерываемый надрывными всхлипами, читал на киттате слова песнопения:
— Vis est resurrectio et vita qui credit in vim et si mortuus fuerit vivet.
Сила — твоё воскрешение и жизнь, ибо тот, кто верует в Силу, и умирая, возродится…
— Tosca amata resurge…
Восстань, возлюбленная Тоска…
Час за часом, заклинания взмывали под своды, обернувшиеся одержимостью, порождённой горем и отчаянием.
Быть может, подавляющему большинству его цель показалась бы тщетной, но лишь глупцы недооценивали Лорда Вишиэйта.
Тёмный Лорд доверял силе, которую почитал превыше всего, убеждённый, что она станет ему подспорьем в момент, когда это наиболее важно. Он собирался доказать справедливость древней поговорки о том, что никто не уходит бесследно. Ибо нет деяния, на которое не осмелился бы сей мятежный муж.
Империя хорошо это знала, но придёт день, и вся галактика усвоит пока невыученный урок.