На самом деле он не был похож на ее младшего брата. У Винсента были светло-каштановые кудри и пронзительные голубые глаза, а Нил по сравнению с ним казался настолько неприметным, настолько это вообще было возможно. Карие глаза и каштановые волосы нисколько не выделяли его из толпы, и из-за того он ужасно бросался Лаванде в глаза. Нил был ниже нее на шестнадцать сантиметров — а значит и ниже Винсента, потому что они всегда были одного роста, и это тоже не делало его похожим на ее младшего брата. И все-таки Лаванда присматривалась к нему, следила пристально, так, как она привыкла следить за спиной Винсента краем глаза. Винсент тоже играл в нападении, Лаванда — в защите, так что их спины постоянно маячили прямо перед глазами.

Нил был странным. Уходил позже всех, иногда торчал допоздна в раздевалке, иногда шлялся по улицам. Лаванда ни разу не видела его родителей, они не приходили ни на один матч, не поддерживали, не хлопали по плечу. Отец Лаванды присматривал за ней постоянно, и потому она ужасно завидовала. Иногда она оставляла сэндвичи в коридоре перед раздевалкой, иногда оставалась сама под предлогом незапланированной тренировки. Нил поначалу шарахался от нее, отводил взгляд и вздрагивал каждый раз, когда она говорила — голос у Лаванды был удивительно громкий. Она, было, думала, что у него тоже проблемы с родителями, но потом пришла к выводу, что родителей у Нила не было вовсе.

Однажды она проследила за ним тайком, увидела, как забирается в заброшенный дом на краю города и никому ничего не сказала. Нилу тоже, только стала оставлять больше сэндвичей и тайком присматривала, пока думала, что он не замечает ее. Наверное, впрочем, Нил заметил ее почти сразу, потому что у него тоже была привычка прислушиваться и оглядываться, однако ни один из них не подал виду, что знает тайну другого. Взамен Лаванда, небрежно поправляя многочисленные браслеты, будто бы невзначай показала синяк на запястье, надеясь, что Нил не успеет разглядеть длинные шрамы.

Молчаливо приглядывать за Нилом быстро вошло в привычку, а уж изворачиваться и лгать Лаванда умела всегда, так что никто и не подозревал об их странной дружбе. Впрочем, Лаванда была совсем не уверена, считает ли Нил ее своим другом, однако и остального было достаточно. Они учились вместе уже почти целый год, школа заканчивалась, и это значило, что скоро им придется расстаться — Нил наверняка уедет куда-нибудь поступать. Он, Лаванда чувствовала это нутром, ненавидел Милпорт так же сильно, как и она, вот только она никуда отсюда не денется. Руки вывернет и зубы в кровь разобьет, но останется, потому что сбежать она уже пробовала. У Винсента вот получилось, и потому Лаванда завидовала и ему тоже, каждый день приходила к могиле и долго стояла, кривя губы от отвращения.

Сама Лаванда сбегала только однажды — в шестнадцать запихала в сумку пистолет и деньги, стащенные из отцовского сейфа, и дала деру. Полиция поймала ее этим же вечером и возвратила домой к отцу, который выдавил из нее всякое желание трепыхаться. Это, впрочем, если не считать самой первой попытки, почти сразу после смерти Винсента — тогда Лаванда заперлась в ванной и порезала вены. Крови было ужасающе много, вся вода сделалась розовой, а от удушающего запаха перед глазами страшно плыло, но больше всего отвращения вызывало смутное липкое воспоминание того, как отец выносит ее прямо так, не потрудившись даже укрыть полотенцем. После этого она провалялась в больнице несколько месяцев, а потом еще почти полгода консультировалась с психиатром. Все это время отец был пугающе милым, строил из себя примерного семьянина и хлопал Лаванду по спине, и оттого ужас кислым комком подступал к ее горлу.

В общем, Лаванда давно поняла, что не сможет сбежать, и оттого, наверное, когда ей пришло приглашение из университета Пальметто, она предложила им посмотреть Нила. Нил ведь хотел сбежать из Милпорта, удрать куда подальше, Лаванда видела это в его глазах, таких же, как ее собственные, отраженные в зеркале, и у него, наверное, должно было получиться. Помимо затравленного ужаса в его глазах она видела искру неприкрытого гнева и желание жить несмотря ни на что, и от этого тоже Лаванду разбирала черная зависть. Она тоже хотела жить, хотела сбежать, однако отец сковал ее по рукам и ногам, и Лаванда будто бы наяву ощущала запястьями холод наручников. Она широко улыбалась, возглавляла команду и имела лучшие во всей школе оценки, потому что ни за что не смела подвести отца собственной никчемностью, но у Нила родителей не было — по крайней мере в Милпорте. С самого начала он вел себя так, будто не собирался задерживаться здесь надолго, и вот он — его маленький шанс сделаться хоть капельку значимым.

Лаванда видела их, переговаривающихся с тренером, и оттого, несмотря на собственное упрямство, играла лучше, чем когда-либо прежде. Это была их последняя игра — весной ей предстояло окончить школу и поступить в медицинский, как пророчил отец, и Лаванде ужасно не хотелось, чтобы она завершалась. До смерти Винсента они играли в экси вдвоем — он в нападении, а она в защите, так что игра была последней чертовой ниточкой, связывающей Лаванду с умершим братом. Лаванда боялась мгновения, когда она оборвется, потому что тогда капкан окончательно захлопнется, переломит ей ногу и оставит истекать кровью в одиночестве посреди снежного леса, улыбалась широко и принимала поздравления — с этого момента она больше не была капитаном. Краем глаза Лаванда видела, как Нил прошмыгнул в раздевалки, и облегченно вздохнула — хотя бы у одного из них будет нормальное будущее.

— Эй.

Он окликнул ее у самого выхода, когда Лаванда, забросив на плечо сумку с вещами, собиралась двинуться в обход стадиона. Ей было любопытно, согласится ли Нил, однако в глубине души она отчего-то в этом не сомневалась. Нилу нравилось экси, он буквально жил этой игрой, дышал и чувствовал только на поле, так что отказаться, думала Лаванда, он просто-напросто не посмеет. Чего бы это ни стоило, Нил продолжит играть и войдет в национальную сборную, потому что к экси у него явный, ничем не прикрытый талант. А Лаванда, отучившись на медика, будет смотреть на него с высоких трибун и кричать, надрывая горло, что когда-то давно знала этого паренька.

— Эй, — повторил он, преграждая ей путь, — никто не позволял тебе уходить.

Это был Кевин Дэй собственной персоной, Лаванда видела его по телевизору и в журналах, узнала с первого взгляда и рассерженно фыркнула. В интервью он всегда был милашкой — улыбался ведущим и деликатно шутил, а теперь предстал перед Лавандой совсем в другом свете. Кевин Дэй не позволял ей уйти, хмуро смотрел исподлобья, сложив на груди руки, и оттого Лаванде страшно хотелось врезать ему промеж глаз. Она терпеть не могла лицемеров — таких как отец, но, слава богу, Кевином Дэем нисколько не восхищалась, иначе ее розовые очки сейчас болезненно лопнули бы, порезав глаза. Впрочем, неудачники-Лисы из университета Пальметто Лаванде нравились, хоть и вылетали всегда в самом начале, и поэтому стало все-таки немножко обидно. Последнее время, с тех пор, как неудачно сломал руку, Кевин работал в Пальметто помощником тренера, и медленно, но не слишком уверенно команда эта выбиралась со дна.

— А я не спрашивала твоего разрешения, — Лаванда склонила голову набок, поджала губы.

Этот парень, высокомерный и дерзкий даже на вид, Лаванде совершенно не нравился, и если раньше она была к нему безразлична, то теперь в груди разгоралась жгучая неприязнь. Хотелось пройти мимо, больно задев плечом, однако оценивать собственные шансы Лаванда научилась уже давно — и против Кевина их почти не было. Он был выше нее, крепче сложен и в целом был парнем, а Лаванда девчонкой. Почти же заключалось в том, что Лаванда играла в защите, и ее непосредственной задачей на поле было останавливать таких бугаев.

— Если хочешь пригласить меня на свидание, запроси разрешение у шефа местной полиции, — скривилась Лаванда, и Кевин предостерегающе сощурил глаза.

Она уже готова была броситься на него с кулаками — до того бесила его высокомерная физиономия, однако краем глаза увидела проскочившего на ту сторону улицы Нила. Он бежал на пределе собственной скорости, будто старался поскорее исчезнуть, и Лаванда вытянула шею, прикидывая вероятную траекторию.

— Он сказал, что согласится, если мы возьмем тебя тоже, — раздался еще один голос из-за спины.

Подкативший к горлу ужас заставил Лаванду рывком обернуться — разумеется, там был не отец. Скатившаяся с плеча сумка неловко шлепнулась на пол, и Лаванда попятилась, скашивая глаза на все еще загораживающего проход Кевина. Сердце яростно забилось в ключицах, ладони вспотели, а глаза принялись лихорадочно выискивать пути отступления: Лаванда ненавидела подобные положения. Воспоминания о том, как подручные отца обступали ее со всех сторон, а она из-за собственной трусости не смогла нажать на спусковой крючок дрожащими пальцами, пришлось затолкать поглубже. Эти люди ей не опасны, убеждала себя Лаванда, бояться стоит только ублюдков в полицейской форме, и все равно казалось, будто липкие взгляды прожигают в ее теле огромные дыры.

Чтобы успокоиться, пришлось сделать несколько вдохов и выдохов, и все это время Кевин Дэй и тренер не спускали с нее глаз. Еще один парень, наверняка тоже из команды Пальметто, широко улыбался из-за спины высокого тренера, и от его взгляда, будто пронзающего насквозь, хотелось куда-нибудь спрятаться.

— Я ведь писала, что собираюсь поступать в медицинский, — улыбнулась Лаванда, однако получилось не слишком-то вежливо.

Губы сами собой расплылись в хищной усмешке, за которую отец давно бы вывернул ее руки, и Лаванда выдохнула еще раз. Нервозность, впрочем, отступать не желала, и Лаванда переступила с ноги на ногу, опасливо наклонилась, подбирая сумку, и перекинула ее через плечо.

— Мы видели твои оценки, — пророкотал голос Кевина за спиной, — по биологии у идеальной ученицы единственная четверка.

— Терпеть не могу биологию, — зло рыкнула Лаванда, снова натягивая на лицо приветливую улыбку, — но вас это все равно никак не касается.

Лаванда все-таки толкнула Кевина плечом, а он даже не пошатнулся, только свежий синяк на ее собственном теле вспыхнул режущей болью. Она успела сделать несколько шагов, почти распахнула двери на улицу, как в спину ей ударился насмешливый голос:

— Пальметто ведь достаточно далеко от Милпорта.

Когда Лаванда обернулась, она увидела, что парень, притаившийся за спиной тренера, удерживает его за локоть. Он все еще улыбался, точно умалишенный, и Лаванда вспомнила, что это — Эндрю Миньярд, которому судом предписано принимать психотропные препараты. Она никогда не интересовалась жизнью игроков в экси, оторванной от этого самого экси, однако на одном из прошлогодних матчей, который Лаванда смотрела по телевизору, комментаторы только и трепались о том, какие отбросы состоят в Лисах. Ей, Лаванде, наверное, было там самое место, потому что она тоже была отбросом, уже давно неспособным влиться в нормальное общество.

— У меня два условия, — Лаванда выдохнула сквозь зубы, зачесала волосы ладонью и показала «два» пальцами, — во-первых, вы сами поговорите с моим отцом. Во-вторых, кто-то из вас будет здесь, пока я не сдам все экзамены, и только после этого мы вместе уедем. Можете даже попробовать уговорить отца пожить в нашем доме, но вряд ли получится.

Удушливый ужас все еще подкатывал к горлу, и Лаванде казалось, будто ее сейчас вырвет. Теперь, у самой двери на улицу, она видела всех троих разом — рослого тренера, рослого Кевина и мелкого Эндрю, и оттого все отчетливее хотелось сбежать. Кровь билась в висках, желудок скручивался в тугой узел, однако единственная мысль, застрявшая в мыслях, никак не желала их покидать — Лаванда и вправду могла сбежать. Отец никогда не показал бы собственное лицо на людях, а значит не станет удерживать ее силой, и нужно было только подгадать подходящее время, чтобы сообщить ему новость. Отзывать документы из местного медицинского колледжа стоило в последний момент, потому что руководил им старый отцовский знакомый, который тут же сдаст Лаванду, не задумываясь о причинах.

Лаванда до того потерялась в собственных планах, что не заметила, как Эндрю Миньярд оказался прямо напротив. Он был ниже нее, даже ниже Нила, и глаза у него были ореховые с золотистым оттенком, но он все равно тоже вдруг напоминал Лаванде Винсента. Эндрю смотрел на нее снизу вверх этим своим взглядом, прожигающим буквально насквозь, а на лице его все еще красовалась улыбка, но жутко Лаванде не было. Она смотрела на него в ответ, склонив голову набок, пока он что-то для себя не решил, а потом просто прошел мимо и вышел прочь. Тренер протяжно вздохнул, встретил недоуменный взгляд собственным хмурым и пообещал, что сделает все, что в его силах. Кевин же с самого начала их встречи не сменил выражения лица, и Лаванда сделала вывод, что высокомерным засранцем он вовсе не притворяется.

* * *

Спектакль удался превосходно: когда тренер Ваймак пришел к отцу, Лаванда от отчаяния едва не плакала. Она уверяла, что ни за что не хочет подводить отца, что несмотря ни на что поступит в медицинский, а не разрушит собственную жизнь спортом. Лаванда так сильно заламывала руки и кусала губы, что в какой-то момент почувствовала солоноватый привкус во рту, однако желаемого достигла — отец поверил. От его рук, опустившихся Лаванде на плечи, по телу прошла волна дрожи, и она замаскировала ее под дрожь облегчения. Тренера отец вытолкал взашей, и началась следующая пытка, скрытая от чужих глаз полумраком и тяжелыми шторами. Синяки на бедрах на этот раз сходили особенно долго, однако Лаванда едва замечала их, упиваясь мыслью, что скоро окажется на свободе. О том, что все может рухнуть в последний момент, она вовсе не думала, а отец, полностью уверившийся в ее благоразумии, все чаще оставлял Лаванду одну. Один раз она даже столкнулась с Нилом, хотя после окончания тренировок они больше не виделись, но, заметив припаркованную неподалеку полицейскую машину, они разошлись, даже не поздоровавшись.

У Нила наверняка тоже были проблемы с полицией, рассуждала Лаванда, рассеянно зачеркивая ответы на экзаменационном листе. Это был последний экзамен, и до получения диплома она была совершенно свободна. Нужно было связаться с тренером, и Лаванда все пыталась придумать, как сделать это наиболее незаметно. После ее театрального отказа он оставил ей визитку с собственным номером, которую отец тут же сжег зажигалкой, однако запомнить цифра Лаванда успела. Она планировала позвонить из автомата за школой, но быстро отбросила эту мысль — неподалеку стоял очередной патруль. Лаванда часто шлялась по городу, так что для местных полицейских было в порядке вещей видеть ее там и сям, поэтому она могла бы пройти подальше, туда, где пестрели полуразвалившимися крышами заброшенные дома. Могла бы попросить Нила, если бы они хоть разговаривали вне тренировок, или наплевать на все и сделать звонок с собственного мобильника. В какой-то момент Лаванда, загнанная собственными противоречиями в угол, так разозлилась, что и впрямь собралась звонить, даже достала телефон и вперила взгляд в экран. Лаванда должна была сделать хоть что-нибудь прямо сейчас, иначе навсегда оставаться ей под чертовым колпаком.

Лаванда, пожалуй, могла бы выкрутиться, ударь отец посильнее, могла бы свалиться с лестницы и сломать себе шею или удариться виском об угол стола. Тогда весь пол наверняка покрылся бы липким слоем багровой крови, ее собственной, сейчас такой живительной и горячей, и началось бы разбирательство. Может, отца бы даже упекли за решетку — за убийство собственной дочери, а Лаванде было бы уже все равно. От подобных мыслей губы сами собой растянулись в усмешке, и проходящая мимо девчонка — Салли Браун, ее одноклассница — подскочила и отшатнулась. Кажется, она назвала Лаванду сумасшедшей, прежде чем удалиться, и она, пожалуй, готова была с ней согласиться.

Умереть было проще всего, однако, вот незадача, Лаванда до одури хотела жить. За себя и за погибшего Винсента, и за маму, родившую их обоих на свет, Лаванда хотела жить вопреки, пусть даже с постоянными синяками на теле и сломанной психикой. Тогда, однажды, когда станет совсем уж плохо, она зарежет отца кухонным ножом или застрелит из его собственного пистолета, и больше не будет ни его, ни Лаванды.

— Выглядишь так, будто собираешься сигануть со скалы, — заметил Эндрю, и Лаванда обвела его и Кевина туманным взглядом.

— Паршиво, — кивнула она, посторонившись и пропуская стайку девчонок.

Локоть ее едва не врезался в Кевина, и тот отшатнулся, прижимаясь к стене. Они стояли на школьном дворе, Лаванда все еще пялилась в телефон, а мимо сновали туда-сюда школьники. Появления парней она как будто бы не заметила, сделав неутешительный вывод, что это разыгралось ее собственное воспаленное воображение.

— Паршиво, — подтвердил Кевин, окидывая ее хмурым взглядом.

Судя по его недовольному виду, инициатором их прихода был Эндрю, и уж тот-то не переставал улыбаться. Лаванде стало на мгновение любопытно, как ощущается наркотическая эйфория, но она быстро отбросила эту мысль — все еще предпочитала трезвую голову.

— Спектакль тоже получился отстойный, — хмыкнул Кевин, поворачиваясь так, чтобы теперь Лаванда стояла спиной к стене, — тренер ни на грош не поверил.

Автомобильный гудок заставил ее подскочить, а ее непрошенные спутники нисколько не обратили внимания. Зря, потому что вылезший из ближайшей патрульной машины Джейкоб, один из подчиненных отца, уже направлялся в их сторону, поигрывая дубинкой. Мысли судорожно заметались в попытках сочинить правдоподобное оправдание, Лаванда сунула мобильник в карман и напустила на лицо самое дружелюбное выражение, на какое только способна.

— Эй, малышка Лави, — Джейкоб махнул дубинкой, и Лаванда кивнула ему в знак приветствия, — эти парни тебе докучают?

Он положил руки на плечи Эндрю и Кевину, так что дубинка оказалась прямо у первого перед глазами, и Лаванде на мгновение показалось, будто улыбка его стала хищной. Кевин же просто неприязненно сморщился и сунул руки в карманы, так что Лаванде снова захотелось врезать ему по роже. Вместо этого она, впрочем, премило улыбнулась и покачала головой, скинула руки Джейкоба с плеч ребят и обошла их по широкой дуге.

— Тот, что повыше, звал меня на свидание, — Лаванда развела руки в стороны и как ни в чем не бывало направилась к патрульной машине, — я сказала, что сперва он должен получить у папы заверенное разрешение. Подвезешь до дома, а то теперь неловко по улице пешком идти?

От собственных слов все внутри сжималось от ужаса, кислый комок тошноты подступал к горлу, мешая дышать, и Лаванда почти не слышала, как, что-то еще сказав парням напоследок, Джейкоб пошел за ней. Она терпеть не могла, когда кто-нибудь звал ее Лави, готова была броситься с кулаками, однако затевать потасовку с Джейкобом было опасно. Лаванда все еще отчетливо помнила ощущение его тяжелой руки на плечах и готова была выжечь те места на коже, где еще касались чужие липкие пальцы. Подавляя рвотный позыв и внезапный приступ головокружения, Лаванда забралась на заднее сидение патрульной машины, отделенное от передних стальной сеткой, и ей вдруг почудилось, как сомкнулись на запястьях наручники.

— Эй, малышка Лави! — махнул рукой Зак, бессменный напарник Джейкоба, за что получил тычок под ребра и обиженно ойкнул.

К дому они подъехали молча, так же молча выгрузились из машины и все втроем зашли внутрь. Лаванда чувствовала, как липкий пот катится по спине и дрожат неверные пальцы, но продолжала улыбаться. С отцом всегда следовало улыбаться, потому что тогда все заканчивалось куда проще. Он, казалось, получал удовольствие от нее слез, становился более жестким и грубым, а Лаванда во что бы то ни стало хотела этого избежать. Закрой глаза и думай об Англии, со смешком повторяла Лаванда в собственных мыслях, и тогда все закончится. Да, все определенно однажды закончится, синяки заживут, и Лаванда снова начнет посещать психотерапевта. Потом, тысячу лет спустя она сдохнет от передоза в какой-нибудь подворотне, потому что кроме наркотической эйфории у нее ничего не останется, и тогда Лаванды не остается тоже.

— Шеф Лайли, — Джейкоб быстро отдал честь и приблизился, в то время как Зак остался у двери, — мы тут отбили вашу дочурку у хулиганов. Негодяи приставали к ней прямо у школы.

— Не думаю, что у них были плохие намерения, — широко улыбнулась Лаванда, хотя от отцовского взгляда, скользнувшего по лицу, все внутри разом похолодело, — со мной все в порядке, пап.

Отец снова холодно скользнул по ней взглядом, оценивая с головы до ног, и, кажется, удовлетворившись, отвернулся к Джейкобу. Почувствовав молчаливое разрешение, Лаванда скользнула по лестнице в комнату, уперлась спиной в закрытую дверь и протяжно вздохнула. О да, вот оно, пронеслось в мыслях, все точно сегодня закончится, потому что от напряжения нервы у Лаванды окончательно сдали. Либо она просто сдохнет, либо окончательно сойдет с ума и все равно сдохнет, уверенно кивнула Лаванда, и плакала ее учеба в университете Пальметто. Стоило, наверное, нормально поговорить с тренером, выложить как на духу, но Лаванда как всегда не могла открыть рта. Ее отец имел влияние не только в Милпорте, у него было много знакомых и в других городах, и портить людям жизнь из-за собственной дурости не хотелось. С ней все будет в порядке, кивнула Лаванда, глядя на себя в зеркало, ничего страшного не случится, а потом она стащит у отца очередную порцию дури и уснет в блаженном экстазе.

Вся напускная бравада рухнула, когда вечером отец без стука вошел в ее комнату. Он делал так редко, обычно притворялся примерным родителем, улыбался и звал ее умницей, обязательно стучал и все равно заходил, когда Лаванда была не готова. Сейчас, впрочем, он не стучал и не улыбался, сверкал такими же, как у Лаванды и Винсента, голубыми глазами, и уже только по ним можно было догадаться, что он под кайфом. При взгляде на Лаванду подбородок его дернулся, отец прошел в комнату быстрым шагом и задернул плотные шторы — первый признак того, что скоро начнется.

Рука его схватила Лаванду за шею прежде, чем она успела дернуться в сторону, лицо приблизилось настолько, что липкое дыхание осело на коже, и Лаванда почувствовала, как встают дыбом волоски на руках. Ее собственное дыхание застряло в горле, так что ни выдохнуть, ни вдохнуть, а колени подкосились. Если бы Лаванда стояла, повисла бы на отцовской руке, но она продолжала сидеть, прижатая спиной к ребру стола. Перед глазами полыхнули голубые глаза Винсента, в горле булькнула его кровь, и Лаванда зажмурилась, принимая жгучий удар по щеке.

— Бесполезная сука! — рыкнул отец, встряхивая Лаванду за воротник. — Сколько раз я говорил тебе не общаться с мальчишками?!

Следующий удар пришелся по другой щеке, голова Лаванды дернулась, запрокинувшись, и во рту расплылся противный металлический привкус.

— Они…

— Не оправдывайся! — рывком отец швырнул ее на кровать, навис сверху. — Где они тебя трогали, маленькая потаскуха? А?!

Голос его громыхнул в ушах, и Лаванда, всхлипнув, подтянулась на локтях. Лицо отца казалось умиротворенным — оно было таким всегда после приема наркотиков — и в то же время казалось, что от переполнявшей его ярости вот-вот лопнет надувшаяся венка на лбу. Лаванда на мгновение представила, что тогда ее с ног до головы забрызгает кровью, однако насладиться воображением не успела — отец опустил руку ей на ключицу, прижимая к кровати. Коленом он оперся между ее ног, и отодвинуться дальше Лаванда теперь не могла, смотрела прямо в блестящие в возбуждении глаза и пыталась сосредоточиться на мыслях об Англии.

— Они не трогали меня, — задушено пискнула Лаванда, когда отец больно дернул ее за волосы, — они меня не трогали!

— Шлюха! — рыкнул отец, задирая свитер и путая его в заведенных наверх запястьях Лаванды.

Больше на слова он не разменивался, впился пальцами в бедра Лаванды и провел ими вверх к животу. Внутренности скрутило в судороге, и Лаванда зажмурилась. Звякнула пряжка ремня, ее собственные джинсы грубо сдернули к щиколоткам. Он вошел резко и быстро, и Лаванда вся натянулась от вспыхнувшей боли. Несколько шлепков пришлось на бедра, ладони сжали грудь, а лоб его, влажный и липкий от пота, прижался ко лбу Лаванды. Перед глазами у нее вспыхивали и гасли разноцветные пятна, во рту собиралась кровь из разбитой губы, и Лаванда сглотнула ее, стараясь отвлечься хотя бы противным вкусом. Несколько болезненных толчков спустя отец вышел из нее, перевернул на живот и вошел снова, каждое движение сопровождая шлепками по ягодицам.

— Мерзкая бесполезная шлюха, я научу тебя уму-разуму, — бормотал отец, и голос его постепенно затихал, а наполняющая его злость улетучивалась, — моя маленькая Лави, ты же знаешь, что не выживешь без меня, так что и думать забудь о том университете. Поступишь в медицинский колледж, отучишься на медсестру и будешь присматривать за мной, пока я буду присматривать за тобой. Моя бедная бедовая малышка Лави, я сделаю так, что все у нас с тобой будет просто отлично.

Лаванда всхлипнула и тут же закусила щеку, однако отец, кажется, ничего не заметил. Он продолжал что-то бормотать, одной ладонью надавливая на затылок Лаванды, а другой цепляясь то за ее грудь, то за ягодицы, пока не кончил, выплескивая собственное семя ей на спину. Тогда, как это бывало обычно, он мягко чмокнул Лаванду в лоб, сперва перевернув ее обратно на спину, точно тряпичную куклу, и нисколько не обращая внимание на катящиеся по ее щекам слезы. Он вышел, не потрудившись закрыть за собой дверь, и Лаванда накрыла ладонями лицо и закусила костяшку пальца, изо всех сил стараясь заглушить рвущийся из груди отчаянный крик. Отдышавшись, она слезла с кровати, вытащила из-под нее коробку и, отбросив все лишнее, нашла спрятанный там пузырек. Проглотила таблетку, сунула все обратно и так и застыла, запрокинув голову к желтоватому потолку.

* * *

О том, что самолет приземлился, свидетельствовал тихий толчок, и Лаванде вдруг показалось, что она снова вернулась обратно. Она сидела в проходе, а шторки на ближайших иллюминаторах были закрыты, так что не видено было ни взлетную полосу, ни здание аэропорта. Паника на мгновение поднялась из груди, голова закружилась, а затем стюардесса объявила, что они прибыли в Южную Каролину, и Лаванде стало совсем плохо. Она впервые сбежала так далеко, выстроила целую схему, чтобы полиция не поймала ее в самый последний момент, а теперь думала, что все было бессмысленно. Куда бы она ни пошла, отец найдет ее, потому что у него много связей, вернет домой, и тогда Лаванда окажется навсегда прикованной наручниками к батарее. После ее прошлого неудачного побега отец обещал именно это, а затем гладил Лаванду по голове и уверял, как сильно он за нее испугался.

Свежий воздух, мазнувший по щекам и растрепавший волосы, немного привел в чувства, и Лаванда шумно выдохнула. Эндрю был прав, Милпорт находился достаточно далеко отсюда, но с полицией все равно общаться не стоило — абсолютное недоверие к ней укоренилось в Лаванде примерно в тринадцать. Она оглянулась, поискала глазами указатели и снова вздохнула, перехватывая поудобнее сумку. Сейчас она наверняка выглядела жалко, и этим можно было воспользоваться. Еще раз просканировав взглядом аэропорт, Лаванда выцепила одинокую женщину и двинулась к ней, рассчитывая надавить на пресловутую женскую солидарность.

— Простите, — протянула Лаванда, изо всех сил сжимая ручку сумки, — вы не знаете, есть ли неподалеку телефон-автомат?

Пальцы ее дрожали, хотелось оглядываться, пятиться и бежать, потому что со всех сторон Лаванде чудились любопытные взгляды. Соседи весь полет рассматривали ее разбитое лицо, шептались так, что невозможно было не слышать, и только раз стюардесса с выверенной улыбкой предложила Лаванде аптечку.

— Ох, боже мой, дорогая! — воскликнула женщина, и Лаванда поняла, что мишень ей попалась не слишком удачная. — Я видела неподалеку полицейского, вы можете обратиться к нему…

— Мне не нужна помощь полиции, — оборвала ее Лаванда, слишком резко дернув рукой, — я только хочу позвонить.

Женщина стушевалась, оглянулась по сторонам, и взгляд ее задержался на том самом человеке, о котором она говорила. Полицейский стоял к ним вполоборота, но смотрел совершенно в другую сторону, и Лаванде во что бы то ни стало хотелось свалить до того, как взгляд его зацепится за ее лицо.

— Мне кажется, — женщина пожевала губы, еще раз оглядела ее с ног до головы жалостливым взглядом, и Лаванда подавила желание неприязненно сплюнуть, — мне кажется, там был телефон, но я не уверена, что он работает.

Она посмотрела Лаванде в глаза, и оттого показалось, будто ее сейчас вывернет наизнанку. Тошнота подступила к горлу, вспомнился взгляд отца, такой же обманчиво ласковый, и Лаванда, сглотнув, отвернулась. Буркнув «спасибо», она уже было направилась в указанную сторону, когда женщина бесцеремонно схватила ее за рукав. Синяки на запястьях вспыхнули болью, Лаванда дернулась, останавливаясь, однако оборачиваться не спешила. Она уже десять раз пожалела о собственной глупой наивности и теперь хотела только поскорее сбежать. Если не найдет телефон, она дойдет до Пальметто пешком, а там уж отыскать тренера Ваймака не составит труда. Контракт она не подписывала, но отчего-то надеялась, что предложение все еще в силе, потому что идти было все равно некуда. Либо присоединяться к Лисам, либо возвращаться домой и прожигать остатки жизни в надежде, что кто-нибудь из них уже сдохнет.

— Вы можете воспользоваться моим мобильным, — предложила женщина, и Лаванда вздрогнула всем телом.

У женщины тоже были чертовы голубые глаза, такие же, как у нее, Винсента и отца, и под их взглядом Лаванда, казалось, могла выполнить что угодно. Тугой комок сдавил ее горло, и она просто протянула ладонь и склонила голову набок. Телефон лег в пальцы мгновение спустя, женщина улыбнулась, и Лаванда, несколько десятков секунд гипнотизируя клавиатуру, наконец набрала номер.

— Здрасьте, тренер, это Лаванда Лайли, — она скривила губы в улыбке и едва не зашипела от боли, — я в аэропорту, можете меня забрать?

На том конце послышались сдавленные ругательства и гулкий звук, как будто что-то упало. Лаванда замерла, прислушиваясь, и не сразу заметила, что задержала дыхание. Она ведь ничего нормально не объяснила, сначала согласилась, а потом устроила целый спектакль с соплями и слезами, и теперь, наверное, тренер не хотел иметь с ней никаких дел. Он наверняка посчитал ее идиоткой, и от осознания этого страшно захотелось расплакаться.

— Буду через полчаса, — бросил тренер и отключился, а Лаванда еще несколько мгновений держала трубку у уха.

Она растерянно хлопала глазами, пока женщина ласково не коснулась ее запястья, и тогда Лаванда наконец отмерла. Она вернула телефон, поблагодарила, насколько смогла, потому что глаза пекло, а губы так и норовили скривиться в некрасивой гримасе, и женщина, еще раз уточнив, что помощь ей не нужна, оставила Лаванду одну. Хотелось умыться, чтобы сбросить с себя липкое обманчивое облегчение, вырвать с корнем зародившуюся надежду, и Лаванда, оглянувшись, поискала взглядом уборные. Впрочем, поразмыслив еще раз, она двинулась в противоположную сторону, привалилась к стене у самого выхода и прикрыла глаза.

Через полчаса Лаванда обнаружила себя сидящей на сумке, а тренера Ваймака — нависшим прямо над ней, и сердце ее снова заколотилось в испуге. На мгновение ей почудились сверкающие глаза отца, и Лаванда зажмурилась. Ссадины на лице натянулись, лопнула ранка в уголке губ, и Лаванда ощутила противный привкус крови во рту. Она не дома, а перед ней не отец, повторила она про себя, прежде чем силой выдохнуть из легких весь воздух. Проклятый Милпорт остался далеко отсюда, и как минимум отцу потребуется время, чтобы ее найти. Его хватит, чтобы подписать контракт и обосноваться в общежитии, и тогда отцу придется очень уж постараться, чтобы вернуть ее под надзор.

— Что это значит? — прогрохотал тренер, сложив на груди руки.

Хотелось смеяться, хохотать, что есть мочи, но Лаванда лишь фыркнула, растянула разбитые губы в ухмылке и подняла на него глаза. О да, отцу придется потрудиться, потому что она собиралась прирасти к этому месту всеми конечностями.

— Я сбежала из дома, — сказала Лаванда, надеясь, что тренер окажется достаточно сообразительным, — вы ведь возьмете за меня ответственность?

Тренер смерял ее долгим взглядом почти минуту, однако выражения лица Лаванда была менять не намерена. Она продолжала улыбаться, несмотря на расползающуюся по лицу боль, и в этой игре в гляделки вышла победительницей. Тренер отвел глаза первым, шумно выдохнул и провел ладонью по волосам.

— Твою мать, — пробормотал он зло и еще раз оглядел Лаванду пристальным взглядом, — за что мне все это.

— Вы первый пригласили меня в команду, — хихикнула Лаванда в ответ, возводя указательный палец к небу, — сами во всем виноваты.

Лаванда ожидала в ответ какой-нибудь колкости, однако вскоре тренер бросил скупое «в машину» и первым направился к водительской двери. Он не предложил Лаванде конкретное место, позволив выбрать, куда садиться, и она шустро забралась на переднее пассажирское кресло. Обычно Лаванда ездила позади, обычно — в полицейских машинах, точно преступница, так что на самом деле ни капли выбора у нее не было. Тренер не прокомментировал ни ее вид, ни действия, и вообще за время пути не задал ни одного вопроса, только сообщил, когда они въехали в кампус, что сперва нужно заехать на стадион, где Эбби осмотрит Лаванду. О том, что Эбби — командный медик, Лаванда догадалась сама, догадалась еще, что выспрашивать и выпытывать обстоятельства ее побега никто не собирается, по крайней мере пока, и заметно расслабилась. У Лаванды было время, чтобы уложить произошедшее в голове, потому что она и сама пока не до конца могла поверить в случившееся. Казалось, стоит закрыть глаза, и она проснется в собственной комнате дома, и круговорот стыда, боли и страха начнется сначала.

* * *

Едва выйдя из тренерской в комнату отдыха, Лаванда наткнулась на Нила. Она только что подписала контракт, а перед этим Эбби обработала ее раны, заставив раздеться, так что Лаванда одновременно чувствовала себя неуютно и радостно. Она вырвалась, выбралась из отцовского дома и жалела только, что большую фотографию Винсента пришлось оставить висящей на лестнице, потому что иначе отец непременно бы что-нибудь заподозрил. Но ничего, успокаивала себя Лаванда, у нее была своя собственная маленькая фотография, где они с Винсентом стояли щека к щеке и глядели в камеру. Им тогда было примерно тринадцать, и они оба поняли уже, что жизнь, которую они считали счастливой, оказалась пустышкой. Розовые очки лопнули, больно оцарапав глаза, но они все еще были друг у друга — Винсент впереди, а Лаванда всегда за его спиной.

— О, — Лаванда склонила голову набок, — думала, ты сбежишь.

И все-таки Нил был чем-то похож на Винсента. У него был взгляд затравленного зверька, готового царапаться и кусаться, и Лаванда была даже рада, что внешне между ними не было ничего общего — она наверняка сошла бы с ума, окажись у Нила тоже голубые глаза. Он был непримечательным, обычным парнишкой, не выделяющимся из толпы, и все-таки Лаванда смотрела на него, прямо в него, пытаясь забраться туда, где хрупкое нутро пряталось за тяжелой броней.

— Ты еще кто? — долговязый парень с зачесанными в шипы волосами резким движением задвинул Нила себе за спину.

Открыть рот и объясниться Лаванда не успела; тяжелая рука тренера опустилась ей на плечо, заставив оцепенеть.

— Лаванда Лайли, наш номер одиннадцать, позиция — защитник, — объяснил тренер, — прошу любить и жаловать. Особенно вас касается.

Тренер посмотрел в сторону, и Лаванда, аккуратно вывернувшись из-под его руки, тоже повернула голову. Помимо уже знакомых ей Эндрю и Кевина, там было еще двое — парень как две капли похожий на первого и еще один повыше, смуглый и с широкой улыбкой. Он смотрел на Лаванду так приветливо, будто они были знакомы по меньшей мере сто лет — и оттого по телу расползались мурашки. Эндрю тоже улыбался все той же блаженной улыбкой идиота, и Лаванде снова стало завидно. Его близнец смерил ее хмурым взглядом и отвернулся, а Кевин цепко осмотрел все налепленные на ее лицо пластыри.

— Не думал, что у нас будет еще пополнение, — удивленно пробормотал долговязый с прической-шипами, однако его, кажется, никто не услышал.

— Девушки прилетают завтра утром, так что пока поручаю ее вам, — тренер смотрел на долговязого и Нила так, будто они отвечали за Лаванду по меньшей мере собственной жизнью, — ключи от комнаты я тебе выдал.

Последняя фраза предназначалась Лаванде, но среагировала она не сразу, вздрогнула, когда пауза затянулась, и закивала. За спиной Кевина, Эндрю и двух незнакомых ребят маячил выход на поле, и Лаванда чувствовала, что сейчас больше всего на свете ей надо размяться, сбросить с себя накопившееся напряжение и выбросить из головы всякие мысли. Об отце она сможет подумать потом, когда познакомится со всей командой, а сейчас одновременно хотелось побыть одной и оказаться в шумной компании, где все друг другу до одури безразличны.

— Не забывайте про ужин, — бросил на прощание тренер и удалился, забрав с собой Эбби.

В следующее мгновение на Лаванду едва не налетели с объятиями. От рук смуглого незнакомца из компании Эндрю и Кевина она увернулась в последний момент, вытолкнула вперед Нила, воспользовавшись им, как щитом, и ощерилась по-кошачьи. Здесь, пожалуй, ей не нужно было играть роль послушной папиной дочки, так что можно было установить несколько правил.

— Не спей ко мне прикасаться, — рыкнула Лаванда вместо «во-первых», и парень, зачем-то оглянувшись, побежденно вскинул ладони.

Нил, в плечи которого впились пальцы Лаванды, запрокинул голову и понимающе хмыкнул, но комментировать не стал. Проигнорировали предупреждение и остальные, разве что Эндрю, продолжая улыбаться, мазнул по ней таким взглядом, что Лаванде почудилось, будто с нее скальп сняли прямо живьем. Долговязый со стороны Нила похлопал в ладоши, привлекая внимание, встал рядом с Лавандой, но будто бы между ней и остальными мальчишками, и принялся перечислять всех по очереди.

— Это Ники Хэммик, самый нормальный из той компании, чтоб ты знала, — он ткнул пальцем в того, кто бросился к ней с объятиями, — ну относительно, так что не стоит питать иллюзий на его счет.

Остальные зафыркали, и Лаванда тоже хихикнула. Ну да, пожалуй, ненормальными эти ребята выглядели с первого взгляда, но кто Лаванда такая, чтобы судить.

— Там Кевин Дэй, ты наверняка видела его по телеку, а близнецов зовут Эндрю и Аарон Миньярд, — продолжил парень и, спохватившись, пояснил, — Эндрю тот, что постоянно лыбится, как умалишенный. Меня зовут Мэтт, а его ты, похоже, и так уже знаешь.

Он махнул ладонью в сторону Нила, и Лаванда отпустила его, запоздало отцепив онемевшие пальцы. На этом представление закончилось, и повисла неловкая пауза. Лаванда, наверное, тоже должна была что-то сказать, но тренер уже назвал ее имя, а раскрывать что-то еще она пока была не готова. Все, кроме Ники и Эндрю, смотрели на нее хмуро, точно ожидали какой-то подвох, но первый, похоже, просто был клиническим идиотом, а второй как обычно ловил химический кайф. В ответ на хмурые любопытные взгляды Лаванда пожала плечами и решила снова воспользоваться Нилом, точно щитом:

— Мы играли в одной команде в Милпорте.

О желании размяться Лаванда напрочь забыла, когда Мэтт затолкал ее в машину чуть ли не силой. Он привез их с Нилом, таким же молчаливым, в общагу, показал комнату и оставил Лаванду одну, пообещав зайти позже, чтобы втроем сходить поужинать в ближайшую забегаловку. За это время она успела переодеться, разложить немногочисленные вещи и придумать, куда спрятать стащенные у отца деньги. Их было не то чтобы много, выносить сейф начисто Лаванда все-таки побоялась, однако должно было хватить на весь период обучения в университете. Спортивный контракт предполагал пять лет, и к его окончанию Лаванда планировала найти для себя удобное место. Она никогда не мечтала о спортивной карьере, в общем-то, играла в экси только благодаря Винсенту, и сейчас игра была единственным, что отделяло Лаванду от отца. За короткое время она должна была стать успешной и завоевать любовь публики, и тогда у него не останется возможности просто силой вернуть ее обратно.

Протяжно вздохнув, Лаванда встала с кровати. Нужно было купить повседневные вещи вроде зубной щетки и постельного белья, однако это она с легкой руки отложила на завтра, решив, что первый день поспит и на голом матрасе. Лаванда сощурилась, глядя на темнеющее за окном небо, вытянула из сумки пачку сигарет, тоже стащенную у отца, и щелкнула пальцами. Лаванда никогда не курила, поэтому не додумалась захватить зажигалку и теперь угрюмо смотрела на бесполезные сигареты. Вздохнув еще раз, она сунула пачку в карман, вышла из комнаты, заперла дверь на ключ и вздрогнула от охватившего ее странного ощущения — двери в их доме всегда оставались открытыми. Выйдя на лестницу, Лаванда побрела вверх, надеясь, что дверь на крышу тоже не заперта, однако надежды ее нисколько не оправдались. Злость, погребенная под собственным страхом, вспыхнула и защипала в горле, и Лаванда зло рыкнула, дернув за ручку. Дверь поддалась со второго раза, и Лаванде открылся вид на крышу, оттесненную темно-серым с синеватым отливом небом. Облаков не было, звезд тоже, потому что вокруг светили желтые фонари, но Лаванда все равно задрала голову, разглядывая мутную пелену. Ветер трепал ее волосы, бросал кудряшки в глаза, и Лаванда зачесала их пальцами и перехватила вытащенной из кармана резинкой.

Эндрю сидел на парапете и, свесив ноги, смотрел вдаль. В пальцах его тлела недокуренная сигарета, на лице наверняка была все та же дебильная улыбочка, и Лаванде вдруг ужасно захотелось взглянуть на нее. Фыркнув себе под нос, она уселась рядом, ухватилась пальцами за край парапета и свесилась так, чтобы видеть лицо Эндрю. Тот скосил на нее глаза целую минуту спустя, выдохнул дым прямо в лицо, и Лаванда расхохоталась, отмахиваясь от него ладонью.

— Угостишь огоньком? — спросила Лаванда, вытягивая из кармана отцовскую пачку.

Она никогда не курила, но очень хотела попробовать. Наверное, потому, что Эндрю выглядел так, будто никотин выжигает его изнутри, и Лаванде захотелось ощутить нечто похожее. Это все ее пресловутая зависть, напомнила она про себя, вздрогнула, когда пальцы Эндрю едва коснулись ее собственных, и проследила за упавшей на землю картонной коробочкой. Впрочем, не дожидаясь ее недовольства, Эндрю вытащил из кармана свою пачку и протянул Лаванде. Судя по тяжести, зажигалка была внутри, и Лаванда благодарно кивнула, чиркнула огоньком и затянулась, пытаясь разом вдохнуть как можно больше табачного дыма.

Приступ кашля заставил ее сложиться пополам, и на мгновение Лаванде почудилось, будто она вот-вот свалится вниз. Будто уловив ее опасения, Эндрю ухватил Лаванду за шиворот и дернул назад, так что она рухнула на спину с тихим писком. Сигарету изо рта она не выпустила, фыркнула, но больше не сдвинулась с места, только еще разок затянулась. Во второй раз вдыхать эту гадость оказалось легче, но горло все равно отозвалось жгучей болью. К тому же заныли ссадины на спине и загривке, так что Лаванда, решив больше не шевелиться, уставилась в темное марево неба.

— Откуда боевой раскрас? — спросил Эндрю, и в голосе его не было слышно и тени улыбки.

Выдохнув дым, Лаванда уставилась на постепенно бледнеющие сизые ниточки. Отвечать не хотелось, однако отчего-то казалось, что, задав этот вопрос, Эндрю решал, позволит ли ей вступить в их маленький чудовищный клуб. Мэтт немного рассказал об этой четверке им с Нилом, предостерег и обещал приглядывать, если что, но Лаванде все равно отчаянно хотелось сунуть голову в муравейник. Эндрю, пожалуй, все-таки тоже походил на ее младшего брата, или, может быть — на нее саму, и Лаванда со смешком подумала, что чудовища всегда выбирают чудовищ.

— От отца, — Лаванда опять затянулась и в этот раз смогла не закашляться, — я сбежала из дома, если тебе интересно.

— Нихрена, — буркнул Эндрю, и Лаванда, выдохнув сизый дым и развеяв его ладонью, приступила к рассказу.