Крисалис

Если вы это читаете, то я, скорее всего, уже мёртв. Прошло примерно 10 лет с того момента, как я попал сюда. Это место не давало мне покоя раньше: всюду были руины, да пыль, а тоска, бушевавшая во мне с того самого момента, как я попал сюда, всё никак не утихала. А быть может это проклятие? Предвестники знали, что я направляюсь за изгнанником, они опасались, что у меня получится. Получится отыскать его. Он бы вернул всё на круги своя, что было им невыгодно. К тому же, разве им хотелось бы терять контроль над целой планетой?

 Начнём с самого начала: можете звать меня Адам. Зоркий Глаз, акробат, предатель небес, агент 223, как вам угодно, официально заявляю, что за свою жизнь услышал много разных прозвищ. Быть может, и вы меня удивите?

Как и многие другие чудотворцы, сейчас я живу в городе, из которого нет выхода. Крисалис – пристанище изгоев, лишённых определённого места в обществе. Вы могли подумать, – «Чем же мы так провинились?» -- на самом деле всё просто. За существование. За то, что однажды крупицы маны и обрывки комет столкнулись друг с другом, породив стихии и, как следствие, нас – магов. С атеистической точки зрения, в этом нет ничего такого – наши предки даже жили и работали среди простых людей, лишённых способности поднимать предметы силой мысли. И они вполне себе уживались по началу, как стоило лишь одному событию всё испортить…

 Религия. Что вы представляете, как только слышите это слово? Вы встаёте на колени, прижимая друг к другу ладони, скрещивая пальцы. Закрываете глаза, произносите имя божества и собственные просьбы, надеясь, что вас услышат. Всё это очень вдохновляет, не правда ли? Вера – важная составляющая каждой религии. Если вы не верите в Иисуса Христа или будду, то можно даже привести в пример сатанизм Лавея, где главным фактором является вера в себя. И, не хотел бы показаться грубым, последний вариант самый правдоподобный. Лично по своему опыту я бы сказал так: когда я кричал от отчаяния и умолял бога о прощении, готовый искупить все свои грехи любыми пытками, то мне становилось только хуже, а исполнения просьб никогда не следовало. Хотя наивно просить бога о том, чтобы он сделал всё за тебя – это попросту не его работа. Да, он создал планету и ввёл определённые нравоучения, но вот что ты будешь делать с этой информацией – только твоих рук дело. Так для чего же нужны молитвы? Всё довольно просто.

 Они вселяют надежду.

Пока ты не отправился на тот свет, ты ещё не знаешь, ложная ли эта надежда. Но даже сейчас, когда я сижу посреди разрушенных зданий с одной лишь книгою в руках, я понимаю, почему люди создают религии. У некоторых просто уже нет сил жить, нет смысла продолжать пытаться. Они абсолютно пусты внутри: их сердце бьётся, но для вида, ведь пока их физическая оболочка не иссохнет сама, сердце не наполнится умиротворением. В мире, полном отчаянья и слёз, каждому нужен луч света и, как следствие, люди находят его в Боге. Они верят, что если встанут на колени и попросят прощения, то некое нематериальное существо, что таится в облаках под палящим солнцем, даст им то, что они хотят. Спасение, упокоение, наставление. А самое главное – облегчение. Сколько раз я слышал от Эоса, что люди действительно чувствуют себя легче после одной простой молитвы. Как же наивно это всё звучит… Но зачем же я вам всё это рассказываю? А дело в том, что у религии есть и обратная сторона медали. Всё, что я описал выше, довольно скромно: люди жаждут познать надежду. Но есть не просто верующие. Есть фанатики.

-- ГОРЕТЬ В АДУ! – кричали зеваки. На красочной площади всегда горели огни, будь то огни фейерверков или гирлянд. Но последнее, что я ожидал увидеть, украдкой придя на фестиваль – это моя мать, привязанная к столбу в одном лишь белом платье, в её любимой ночнушке. Слёзы лились из её алых глаз ручьями, периодически задевая тёмные, как ночь, локоны волос. И мои детские, на тот момент, невинные глаза, не были готовы это застать. Я остолбенел, не в силах что-либо сделать, и я до сих пор жалею, что так и не сумел предпринять что-либо. Хотя… что мог бы сделать десятилетний ребёнок в огромной толпе взрослых, которые за малейший протест могли бы сжечь следом и меня с братом?

Я слышал крики зевак, подбадривающих палача наконец подкинуть дров, зажечь костёр и «изгнать нечисть», как они любили нас называть. В моих венах заледенела кровь, сердце сбилось с привычного ритма, а взгляд мой символизировал смесь ужаса и раскаянья. Что мы успели сделать такого, что люди вдруг резко против нас ополчились и прибегли к таким мерам? В тот момент я не то, что не мог сформулировать этот вопрос, я даже пальцем не мог пошевелить.

Моя мать всегда была очень спокойным и терпимым человеком: разозлить её, казалось, было невозможным. Она молча занималась своими делами, всегда вежливо общалась с соседями и любила нас с Лиамом и не меньше, чем отца. Отец тоже был человеком порядочным, по маминым словам, но мы его совсем не помним: он ушёл на войну очень давно, когда я только-только родился, а Лиам вот уже пятый год исследовал окрестности на материнских руках. Поэтому единственного человека, который был с нами всё это время, поддерживал и успокаивал, мы звали довольно просто: «мама». Она пережила многое, но оставалась для нас с братом самой любимой.

 Как же мне было больно, когда я видел полное разочарование на мамином лице. Мы с Лиамом потеряли дар речи, стоило увидеть слёзы на её лице – мы видели их первый раз в жизни. И при всём этом не знали, за что. В свои десять я вряд ли смог что-то да понять, а вот Лиам…

 -- Стой! – прокричал он, как только я сделал резкий шаг к толпе, а после десятки более ловких, пытаясь протиснуться сквозь тонны живого мусора: они все держали грабли, вилы, факелы. Что угодно, лишь бы это могло причинить кому-то боль. Они не обращали внимания, некоторые даже кратко бурчали себе под нос: «что за бескультурье», но после снова возвращались к просмотру. И, наконец, я оказался прямо перед этим высоким «столбом», как я раньше его называл. Это было дерево, расслоенное ближе к верхушке, а на ветвях висели «Нитки», как я раньше думал: нервы и сухожилия. Я попал в первые ряды на пытках собственной матери и видел, как на тех самых соседних «ниточках» висели тела и других магов, которых наша семья знала. Боюсь, мою психику к тому моменту, как палач переводил взгляд на меня, было уже не спасти.

 Он знал, кто я такой. И он знал, почему я прибежал сюда – маленький, беспомощный мальчик в поисках собственной матери, что заливалась горючими слезами вся в крови и рядом с повешенными, сгоревшими трупами. На её шее висела петля. И вот-вот бы наступил момент, как она станет похожа на наших пропавших без вести соседей, что так любили помогать нам с практикой в магии.

-- АДАМ! – прокричали два голоса в унисон. Моего брата и моей матери, которая резко спохватилась, заметив меня в толпе, смотрящего на неё с травмированным взглядом. Было слишком поздно. Спустя секунду она висела, и я услышал сдавленный крик.