— А теперь продеваешь кончик в петлю… Да, так. Теперь хвостик прячешь вот так. Увидела? Да, всё правильно. И, смотри сейчас, оборачиваешь так, — голос Дазай сейчас казался не столько спокойным, сколько действительно убаюкивающим. Ода даже подумал, что сейчас уснёт, продолжая нарезать полоски бумаги.
— Не знал, что ты умеешь складывать такие звёзды, - сказал он, когда дети уже приноровились делать всё без подсказок и помощь Осаму им больше не требовалась. — Где научилась?
— Это все умеют делать, — она отдала горстку получившихся звёздочек одной из девочек. — Странно, что ты не умеешь.
— Странно, да? — Ода задумчиво посмотрел на гирлянды из бумажных звёзд, которые постепенно собирали.
Он не знал, почему Осаму внезапно потащила его на мастер-класс, который проводили в торговом центре в честь рождества. Надо бы расследовать дело о найденных здесь останках, а напарница решила, что ей «смерть как надо звёздочки поделать». Куча детей, шум, гам и постепенно надоедающая тематическая музыка (джингбелз головного мозга – сказала напарница, явно наслаждаясь этим) – и они, двое взрослых, которые очевидно никому тут не родители: Осаму хотя бы успешно делала вид учительницы сейчас. Ода же всё ещё чувствовал себя несколько некомфортно.
— Когда я была маленькой, — женщина улыбнулась, выправляя очередную звёздочку с явным удовольствием, — такие бумажные гирлянды были самым простым и недорогим способом украсить комнату.
— Не знал, что ты любишь украшательства, — вспоминая то, какой пустой и нежилой выглядела комната Дазай, Ода удивился такому откровению.
— Не люблю. Но, знаешь, когда ты ребёнок, хочется украсить свою комнату…
Она вздохнула, явно вспомнив что-то.
— Когда мне было, наверное, лет пять, на стенах в своей комнате я расклеила светящиеся в темноте звёзды. У них было такое жутковато-противное зелёное свечение… Но мне так нравилось! — подперев голову рукой, Осаму отложила бумажные полоски и с улыбкой посмотрела на друга. — Но деда они раздражали каждый раз, как он проходил мимо моей комнаты вечером.
— А что его не раздражало? — Ода уже слышал ранее истории напарницы о её сумасшедшем родственнике и уже успел сложить в голове образ вечно недовольного всем старика, иссохшего и сгорбленного, который часто бродил по квартире по ночам непонятно зачем даже ему самому.
— Ничего, — Дазай пожала плечами. — Его раздражало всё: от рыжих мальчишек до любого шороха со стороны соседей.
— Это я помню…
— Ну и однажды, — Осаму продолжила историю, — я пришла домой, а звёздочек уже не было. Дед их сорвал, — перевела взгляд на бумажную гирлянду, лежащую на столе, её лёгкая улыбка пропала, — и, кажется, выбросил…
— И что было потом? — Ода сложил звёздочку, как показывала Осаму ранее. Получилось неплохо, хотя и кривовато.
— Ничего, — она мотнула головой. А потом, задумавшись, добавила: — Он… не заметил только одну, в самом углу. Там было меньше всего света, и она почти не светилась, но, — Дазай тяжело вздохнула, — этого было достаточно…
Она не стала объяснять дальше, продолжив складывать звёзды, уже не глядя на Одасаку, который продолжил задумчивым взглядом смотреть на неё. Он уже догадывался, что дальше Осаму могла рассказать – снова. Но вдаваться в подробности своего детства она не любила и потому Ода лишь по крупицам мог составить какое-то представление об этом: в любом случае, знал он достаточно, чтобы понимать, почему следователь умолкла.
Поэтому, когда они собирались уходить через неделю на заслуженные выходные, он протянул напарнице небольшой помятый свёрток (сам упаковывал, руки просто крюки), нелепо перевязанный лентой.
— Я ничего тебе не приготовила, — Осаму приподняла одну бровь, изобразив явное непонимание, что и зачем ей даёт Ода.
— Знаю. Просто, — он продолжал протягивать ей конверт, так предательски помявшийся ещё сильнее в сумке, — я помню, ты не любишь украшательства.
Она взяла подарок, слегка проминая хрустящую упаковку в попытке понять, что же там, и слушала его.
— Чтобы у тебя был островок безопасности снова.
Дазай засмеялась.