Несложно представить, что после услышанного и увиденного я не мог найти себе места. Не только весь вечер, но и всю ночь я думал о том, что решение не извлекать минерал было ошибочным. Я не хотел бы рисковать жизнью и здоровьем Антона, но разве то, какую динамику показывал неопознанный объект в его груди, не было опасно само по себе? Если он и правда куда-то там прорастал, укоренялся, разве не безумно было позволять ему это делать?

Я знаю, что обо мне напишут потом, выставят меня тем безумцем, который настоял на изучении этого процесса вместо того, чтобы остановить его. Но боюсь, степень моей отбитости сильно преувеличена. Даже мысль о том, чтобы провести схожий эксперимент на крысе или ташуа, не сильно меня радовала, что уж говорить о человеке. О человеке, которого я лично знал!

Отчасти при выборе направления я решил связать свой путь с экзоархеологией, потому что у меня не было никакого желания жертвовать какими бы то ни было живыми существами ради прогресса науки. Дайте мне мои пыльные косточки, мои непонятные петроглифы, которым ничего не сделали миллионы лет, и я тоже не смогу причинить им вред. Никогда, ни разу я не предполагал, что мои изыскания заведут меня в точку, где пострадает живое разумное существо. Ещё и небезразличное мне. Я знаю, что, как учёный, должен быть беспристрастным. Знаю, но никогда таковым не был. Все мои полустёртые ритуальные барельефы, все мои древние захоронения я люблю всем сердцем, я не беспристрастен даже к тем, кто умер за тысячи лет до моего рождения.

Да, изучение одоитской культуры может открыть нам глаза на устройство Вселенной, дать нам технологии, о которых мы даже мечтать не могли, и, если этот прорыв будет достигнут ценой жизни одного человека, кто-то сказал бы, что оно того стоит. Но я такой выбор сделать не могу. Безотносительно того, что я напишу в отчётах, здесь я могу сказать прямо — если бы это зависело от меня, я бы принял решение извлечь этот осколок вместо того чтобы наблюдать, как он медленно убивает Антона. Но сейчас это зависит от других людей.

Мне толком не говорят, когда допустят к детальному осмотру и изучению, но, насколько я понимаю, сейчас об этом речи не идёт.

Сел составлять отчёт об итогах первичного… да даже осмотром это назвать нельзя, первичного интервью. Выглядит сухо и сжато, а ведь это ещё начальство не проходилось по нему с целью вымарать всё засекреченное.

Все остальные задачи коту под хвост. О каком изучении рациона доисторического предка ташуа может идти речь, когда буквально за стенкой происходит что-то такое важное? И ещё, не могу объяснить почему, но на языке вертится слово: катастрофическое.