Мёртв

Сердце в груди больно билось — больно и быстро. Очередной кошмар, который разум создавал каждую ночь. Спать становилось уже просто-напросто страшно. Антон, провёл по лицу потной рукой, отгоняя морок, заставляя себя силой проснуться. Так продолжаться больше не могло. Но и сделать ничего уже он не мог — теперь не мог. Был проблеск надежды в первые часы, когда тело было ещё в операционной, а врачи пытались сделать хоть что-то. Пытались, но ничего так и не получилось. 

Невозможно забыть тот день, когда во всех чатах: группы, факультета, общаги, — затрубили новости о том, что кто-то выпал из окна той самой общаги. Через пять минут была названа комната, и долго думать не пришлось, чтобы понять кто именно. Антон как есть вскочил из-за пары, ошаравшив преподавателя и одногруппников, — быстро побросал все вещи в сумку и выбежал. Доверять себе в такие моменты садиться за руль не получалось, но вызывать такси или ждать чего-другого не было времени. В аварии он всё-таки уже попадал, так какая разница. 

В больницу забежал тогда еле дыша, проговорил как смог чужое имя, и увидел безразличие на чужом лице. Сказали просто — «ждать». Через полчаса в больницу приехала мать Олежи, позже — сестра. Отца его он так и не увидел. А спустя три часа врачи только трагично покачали головой. 

Антон сбежал из больницы сразу же. 

На столе стакан. В стакане виски. Бутылка уже пустая, а покупал он её… вроде только вчера. Алкоголь Антон ненавидел — в своей новой жизни возненавидел, — но сейчас без него будто невозможно было существовать. Напиваться в три часа ночи — глупо. Но иначе он просто сойдёт с ума. Под хмелем, хотя бы, ничего не снится. 

После известия о смерти Олежи, после его похорон, после прошедшего года — всё было одно: как перед глазами встала картина их последнего разговора, так и стояла, не покидая. Закрывая глаза, засыпая, чуть уходя в свои мысли, Антона окружали старые декорации общажной комнаты, холодный воздух из открытого окна и чужой голос, болезненно срывающийся на крик. Почему-то припомнить от чего началась ссора и что было тогда сказано не получалось. Только слёзы в глаза Олежи стояли, а руки дрожали. 

Антон ведь тогда ушёл, просто ушёл, громко хлопнув дверью, не желая слушать чужую истерику. Но, хоть убей, не получается вспомнить, что тогда произошло — как бы не напрягал свою память, даже придумать, что они могли друг другу тогда наговорить не получалось. Лишь одна страшная мысль, что из-за этой ссоры закончилась чужая жизнь — Олежа ведь тогда хотел поддержки, помощи, а Антон… Антон — просто мудак. Как был им, так и остался. И ничего в своей жизни поменять так и не получилось — быть может, не так сильно и хотелось?

Но Олежа… он не заслуживал такого конца. Слишком много, Антон знал, выпало на его душу, и ведь простой любви ему требовалось, внимания. И ведь у них всё было хорошо, даже лучше — впервые появился в жизни человек, который казалось понимает с полуслова, который имеет те же взгляды и готов рисковать… Наверное, это их и погубило. «Дипломатор»… была ли от него реальная польза-то?

Всё разрушилось. 

Водить пьяным — что-то из прошлой жизни — страшно не было. Да и служителей закона опасаться нет смысла, не с купюрами в кошельке. Улицы несмотря на поздний час пустыми не были, и, наверное, это даже хорошо — так хотя бы разогнаться не получалось. Остановка была одна — у двадцатичетырёхчасового цветочного. Букет белых лилий, и продолжение поездки. 

Ночью на кладбище было тревожно, но не менее тревожно было оставаться одному в квартире напротив бутылки виски. Теперь она была в левой руке, в правой — букет. Не самые любимые Олежины цветы, но почему-то всё хотелось сделать по-правильному. 

Вот только встав напротив могилы его, так ничего сказать не получилось. Только смотреть на жухлый деревянный крест и только. Алкоголь согревал, но легче не становилось — хотел по-детски расплакаться, кричать от несправедливости мира, от собственного бессилия. Но чудо не произошло — и не произойдёт. Эта правда, с которой так и не получилось ужиться, и не думается, Антону, что получиться хоть когда-нибудь. 

Олежа мёртв. 

И мёртв он, как кажется, по вине самого Антона. 

***

Это было убийство.

Не его собственный выбор. Кто-то самолично забрал чужую жизнь. 

Это было убийство. 

И страх с виной сменяется чистой яростью.