Яркое солнце только-только взошло над территорией Потомков Крон, но Кинич как всегда уже был на ногах, разминаясь и наблюдая за неспешными облаками в небе. Сегодня у него было особенное поручение. Зная это, охотник на заврианов заранее отправил Ахава за якобы важными вещами, которые необходимо купить. Конечно, оставлять его одного таким образом было очень рискованно, но Кинич хотел удостовериться в том, что он отправится выполнять поручение абсолютно один, без чужих недовольных криков под ухом. Помедлив ещё некоторое время, парень кошачей походкой направился в сторону далëких гор, которые было тяжело увидеть с деревянной площадки, не зная, что они там есть. Конечно, он мог как всегда использовать крюк, но это поручение не требовало спешки, а потому охотник позволил себе момент расторопной тишины. В конце концов, день обещал быть длинным.
У подножия гор Кинича встречал одинокий дом, о котором, скорее всего, кроме него никто и не помнил. Он был небольшим, местами будто бы помятым. Вокруг вились сорняки, тесно прижимаясь к сухим деревяшкам. Кинич незамедлительно принялся за уборку – он подправил скосившийся забор, избавился от различных трав, что грозились полностью скрыть деревянный домик своей зеленью, избавился от некоторого мусора, который занёс сюда колкий ветер. Однако это было только началом. Охотник зашёл внутрь, слегка щурясь от пыли, наполнявшей воздух. Он старательно протëр потемневшие окна, вымыл потрескавшийся пол, вытер посеревшие полки и шкафы, поднял стул, что почему-то лежал на спинке, растелившись на полу. Тихо чихнув из-за пыльного воздуха, который осел на его одежде и волосах, Кинич обвëл внимательным взглядом каждую комнатку дома, проверяя, не забыл ли он чего. После столь тщательной уборки казалось, что в дом вдохнули новую жизнь – можно сказать, он искрился от счастья и гордости своими теперь чистыми деревяшками. Вытерев лоб, Кинич вышел на задний двор, что поприветствовал его тихим шелестом травы, до боли знакомым. Сделав пару осторожных шагов, охотник присел на корточки, усердно вглядываясь в неаккуратную могилу, что наспех была вырыта некрепкими детскими руками. Сколько лет прошло с того дня? Может десять, тринадцать? Это имело мало значения, но почему-то любая мысль о нём тупой болью колола в висках. Тëмные глаза Кинича словно потемнели ещё сильнее, долго и выразительно осматривая грубую могилу. Парень медлительно переваривал свои пустые мысли, что глухим звоном отзывались в его голове. Слегка прикрыв глаза, Кинич неспешно поднялся на ноги и помотал головой.
Он не знал, любит ли он своего отца. Не знал, прощает ли он его. Однако несмотря на все побои и грубые, жестокие слова, он не мог не скучать. Не тогда, когда каждый день он мог наблюдать беззаботных и шумных детей, что безрассудно бегали вокруг, крича и смеясь. Не тогда, когда за детской возней с тëплыми улыбками наблюдали их родители, нежным шëпотом переговариваясь между собой. Возможно, он чувствовал, что в его груди чего-то не хватает. Возможно, это было его сердце, которое он потерял ещё до того, как впервые умер. Которое он потерял, нечитаемым взглядом смотря вниз обрыва, где лежало бездыханное окровавленное тело. Которое он потерял, когда женщина с красивыми светлыми локонами покинула мрачный домик у подножья горы.
Постояв ещё немного, смерив стеклянным взглядом рыхлую землю перед собой, Кинич ушёл, не оглядываясь. В конце концов, зацикливаться на прошлом ему не идёт. Однако и ему один раз в год можно приоткрыть кровавую рану, что давным-давно украшала то место, где у обычных людей находится сердце (как же он надеялся, что в один день кровь полностью засохнет и сотрётся, не оставив следов).
Поручение было выполнено. Но это едва ли обрадует маленького заказчика в потрёпанных одеждах, который всё ещё ждёт свою мать.