Эти пару часов тянулись предательски медленно. Кобура всё никак не хотела подстраиваться под нужный размер, и портупея жутко фалдила на любимой Ланиной блузке. Тренч испачкался, а содержимое карманов никак не хотело улечься так, чтоб плащ не перекашивался от плеча к плечу. Да ещё и приставленный коп ходил по пятам как призрак… Двухметровый и сто дофига килограммовый призрак. Даже когда детективу хотелось с ним поболтать, он молчал и изредка строил гримасы, то насупливая, то поджимая губы. Настало восемь часов, на улице было порядком темно, но это не мешало Ланиному спутнику чувствовать себя комфортно в солнцезащитных очках. Оправдал он свою полезность только когда детектив и полицейский прибыли к «Ля-Минору».
— Я слышала об этом месте неоднократно, но не ожидала такой… сдержанности. Думала, что дорогие рестораны выглядят как-то по-другому, — осмотрела Лана фасад здания. — Пойдём, Халк, не будем заставлять заказчицу ждать.
— Абсолютли, — ответил напарник, полностью обезоружив детектива, вставшую на месте как вкопанная.
— Ты сейчас только- что что-то сказал?
Всё с таким же непрошибаемым лицом здоровяк кивнул и сам уже вырвался вперёд, следуя ко входу в ресторан.
— Час от часу не легче, — заявила Лана сама себе, пока догоняла.
Преградой на их пути стал хостес-секьюрити, стоявший за маленькой стойкой, заметный для посетителя только тогда, когда в здание ресторана уже зашёл.
Дверь ресторана захлопнулась. Хостес привлёк к себе внимание.
— Добро пожаловать в «Ля-Минор», все столы на сегодня заняты. Если у вас заказано, я имею честь вас проводить, но, если нет, приношу тысячекратные извинения от всего заведения, — говорил работник так, будто эта речь его раздражала как ничто другое в мире.
— Я частный детектив, — рылась Лана во внутреннем кармане тренча, — у меня тут назначена встреча с заказчицей, — показала детектив своё наконец-то найденное удостоверение, — у неё столик, наверное, заказан.
— Хм… — смотрел хостес внимательно, будто искал к чему придраться, но так ничего и не найдя, смирился: — Проходите, — ответил он Лане. — Вы же, — обратил внимание на Александра, — какими судьбами?
Здоровяк молча, как обычно, показал свой полицейский жетон.
— Даже так… Ладно, не имею права вас задерживать. Только оставьте, пожалуйста, ваши имена в списке на стойке и распишитесь, — протянул охранник ручку копу.
Здоровяк склонился и записал довольно аккуратным почерком свою фамилию и инициалы, попутно расписавшись в маленьком квадратике справа. Положив ручку, Александр своим привычным размашистым шагом пошёл по красному ковру в главный зал ресторана.
Детектив тоже повторила все манипуляции со списком.
«Красивая фамилия у нашего Халка, как бы новое Ледовое побоище не устроил», — отметила она.
Теперь и детектив зашла в зал. Здоровяк стоял её дожидаясь и попутно рассматривал главное помещение ресторана.
— Ты смотри, сколько пафоса. Всё такое бархатно-красное, — сказала Лана.
Александр, насупив губы, утвердительно кивнул.
— Нам туда, — легонько хлопнула детектив здоровяка по руке и показала пальцем на барную стойку. Вместе они и двинулись.
Что точно было не отнять у помещения ресторана — так это атмосферу роскоши, витающую в воздухе: дорогие костюмы и платья, вельвет и велюр в интерьере, крайне мягкие, приятные глазу цвета… Живая музыка тоже вносила свою коррективу в атмосферу, доставляя в уши гостям приятный джаз. Небольшой оркестр чернокожих музыкантов крайне душевно извлекал из своих инструментов музыку, находясь на сцене, раскинувшейся вдоль противоположной от входа стены.
Лана и Александр наконец-то дошли до барной стойки, которую бармен, лысеющий гладковыбритый мужчина в жилетке, тихо полировал.
— Здравствуйте, — сказала Лана.
Бармен молча поднял взгляд, продолжая своё маленькое дельце.
— Мне нужно встретиться с Присциллой.
Бармен заулыбался.
— Я понял. Присаживайтесь.
— Это срочно. Могу заплатить.
— Никакие деньги не заставят меня пропустить вас именно сейчас. Присаживайтесь и наслаждайтесь шоу. Оно вот-вот начнётся, — сказал бармен и, выпрямившись, попутно сложив тряпку под стойку, повернулся лицом к сцене.
Свет во всём помещении резко выключился, оставив лишь тусклые огонёчки за каждым столиком и два мощных прожектора, которые теперь освещали одно единственное место на сцене — серебряный микрофон на длинной ножке. Лана и напарник заняли по барному стулу и сами с интересом наблюдали, что же будет дальше.
Контрабас начал играть свою партию, всё подогревая остальной оркестр и подзуживая их наконец-то начать нанизывать на его басовый шампур мясо аккомпанирующих партий. Первым «не выдержало» фортепиано, раздавшись искусным перебором, захватившим все октавы инструмента, но, как только показав, на что же пианист способен, он и сам присоединился к ритм-партии, освобождая очередь на следующие встройки. Далее раздался саксофон, а трубач, выдувая всю медь из своего инструмента, казалось, демонстрировал такое владение собственными лёгкими, что какой-нибудь хороший аквалангист спокойно мог бы позавидовать такому объёму. Отыграв свою солирующую партию, и он встроился в ритм-секцию. Контрабасист игриво улыбнулся и подмигнул барабанщику, на что получил ответное подмигивание. Покрутив пару раз палочку в пальцах, ударная установка тоже заняла свою нишу в общем музыкальном фоне.
— Вот артисты, как же они любят устраивать такие разогревы, — улыбаясь, говорил бармен.
Финальным штрихом оказалась пузатая электрогитара в руках сидящего на кресле, прямо на сцене, чернокожего гитариста. Его длинные худые пальцы прошлись пару раз по струнам, буквально их погладив, после чего заставили инструмент мелодично плакать в ритм.
Только музыка, казалось, достигла кульминации, погас весь свет и всё замолчало… ровно на пару секунд. При следующем включении света музыку уже сопровождали слова:
**Твои губы — сладки
Твои руки — сильны
Только сердце чёрно как ночь, —**
Стояла рядом с серебряным микрофоном молодая женщина в ярко-красном облегающем длинном платье. Зал сразу разразился овациями, как только услышал первую строчку песни, и казалось, что некоторых уже была пора увозить на «скорой помощи» только от этого появления.
**Ах, твой взгляд, омут глаз…
Мне твердили не раз
Только сердце чёрно как ночь, —**
Самозабвенно пела под джазовый оркестр исполнительница, так гладя микрофонную стойку и так томно закрывая глаза, что каждый мужчина в зале, казалось Лане, был готов продать всё, чтоб рядом с этими тонкими, накрашенными яркой помадой губами находились они сами, а не злополучный микрофон. Оркестр прибавил в громкости. Начался припев:
**Я не знаю, как ты так сумел всё обыграть,
Но если чуть ближе тебя подпущу — рискую всё вмиг потерять! —**
Резко подняла певица руку в длинной, в цвет платья, перчатке. Музыка на секунду прекратилась, чтоб вновь начаться в нежной куплетной подаче:
**Твои речи — сладки,
Только чувства — все ложь,
Твоё сердце чёрно как ночь, —**
Начался мелодичный спокойный проигрыш, закончившийся тем, что ранее эмоциональный припев теперь пелся очень обессиленно и наигранно депрессивно:
**Я не знаю, как ты так сумел всё рассчитать,
Но если, чуть ближе тебя подпущу — рискую всё вмиг потерять…
Твои речи — сладки,
Только чувства — все ложь,
Твоё сердце чёрно как ночь, ——**
Вновь начался джазовый проигрыш. Певица окинула своим хищным взглядом зал перед тем, как набрать воздуха для завершающего куплета:
**Ах, насколько чёрно!
Не спасти, не помочь!
Твоё сердце чёрно…** — протянула она, — как, — сделала паузу, — но-очь! —
Выпалила певица на остатках дыхания так, что этого хватило поразить публику в прах. Оркестр доиграл финальные ноты песни, а исполнительница, посчитав, что поклониться — это явно ниже её достоинства, откинула своей изящной рукой штору закулисья. Финальным её движением было то, что она повернула голову через спину и просто… подмигнула в зал. Занавес.
Овации стали ещё громче.
«Никогда не понимала, что людей манит в таких нуарных певичках», — наблюдала за всем представлением Лана, сидя за барной стойкой, упершись локтем в её поверхность. Напарник её, оказывается, к этому моменту успел сделать в баре заказ и, молча наблюдая за шоу, тянул из своего стакана напиток.
— Ну что, теперь я могу увидеть Присциллу? — поинтересовалась Лана у бармена.
Тот с явной насмешкой ответил:
— Так только что ж видели. Как вам?
— Это была она?! Как минимум неожиданно.
— Она ждёт вас закулисами. Вход за барной стойкой.
— Поняла, — поднялась Лана со стула. Напарник её, прикончив свой напиток, к удивлению и бармена, и детектива, смял ёмкость, из которой он пил, одной рукой перед тем, как поставить её на стойку. Удивлению вновь не было предела, когда Лана заметила, что же собой ёмкость являла. На стойке ютилась раздавленная синяя баночка с некогда ровной надписью «Сгущёнка».
Она ошарашенно глянула на не менее удивлённого бармена, глянула на всякий случай в лицо всё ещё непрошибаемого Александра… Но, решив не задавать вопросов, пошла обходить стойку.
Её ждало закулисье. Напарник проследовал за ней своим привычным размашистым шагом.
Уже вместе они добрались до гримёрок, где Лана застыла, занеся кулак для стука в Присциллину дверь.
— Слушай, я всё понимаю, но она ждёт там только меня. Не свети хотя б своим коповским жетоном, договор?
Поджав губы, напарник кивнул в согласие. Детектив постучалась в дверь.
— Войдите, — раздалось изнутри.
Дверь открылась, и коллеги зашли внутрь. Александр, насупив губы, оценил сидящую на стуле перед гримёрочным зеркалом так, что только присвиста не хватало для полного изображения клишированной картины. Даже очки немного приспустил. Лана же отметила, что женщина потеряла весь свой сценический образ и сидела в кресле крайне подавленная и грустная.
— Присцилла? — для галочки спросила детектив.
— Именно она, — наконец-то повернулась певица в сторону вошедших. — Я рада, что мы наконец-то встретились, — безрадостно заявила она.
— И мне приятно. Это мой напарник, Александр, — обратила Лана внимание.
— Вы работаете не одна? Интересно, — абсолютно без интереса заявила Присцилла.
— Обстоятельства так сложились.
— Обстоятельства-, обстоятельства… — выдохнула певица. — Расскажите же мне уже, что вам удалось узнать, — изящно сняла она обе длинные перчатки.
— Ну… немного. Но для начала вопрос.
— Задавайте.
— Кем вам приходился убитый?
— Ожидаемо. Муж он мне. С чего бы мне ещё нанимать детектива ради чужого человека?
— Не заметила у вас кольца на пальце…
— Не ношу. Свадебное кольцо сильно вредит моему образу роковой женщины, знаете ли.
— Вполне логично. Ну… Тело вашего мужа находится в участке службы безопасности, на экспертизе. Машина… вероятно, уже на свалке. Трупов было двое: водитель и пассажир, но доподлинно неизвестно, кто в машине в момент взрыва находился.
Присцилла молча впитывала информацию.
— Это всё, что вы узнали?
— Не совсем. За небольшое количество времени до смерти потерпевший заморозил свой банковский счёт.
— Не удивлена.
— Отчего же?
— Он был почти что банкротом. Дела шли ой как плохо. Он даже фамильную драгоценность чуть не продал, чтоб возместить поднявшиеся расходы.
— Фамильную драгоценность?
— Да. Самый большой чёрный бриллиант. «Чёрное сердце», так называл его Тони.
— Ага… И где «сердце» сейчас?
— Я не знаю. А теперь выходит, что не знает никто. Только муж знал. Я думала, что он взял его с собой, чтоб в банке его заложить ради спасения бизнеса.
— Это пока что никто не отрицает. Трупы в участке, на экспертизе, как я уже обмолвилась.
— Я ж вам так и не озвучила цель вашего расследования, но вы, думаю, и сами догадались, — Лана вопросительно подняла бровь. — Найдите мне бриллиант.
— Вот как? Вы не просите найти убийцу мужа, но просите найти бриллиант?
— Именно так. Найдя убийцу — я ничего не добьюсь. Ненависть порождает ненависть. Но сохранив наследие семьи Перловых… Я намного весомее отплачу Тони за заботу обо мне.
— Я об этом не подумала.
— Я вас не виню. Муж сделал мне отдельный счёт, куда ежемесячно скидывал мне определённую сумму, помимо моего заработка артистки. Я не тратила эти деньги три месяца. Если вы найдёте бриллиант — всё ваше. Там более чем достаточно, поверьте мне.
— Я охотно верю, но, к сожалению, у меня не за что зацепиться, чтоб дело продолжать. Что вы мне ещё можете рассказать? Какие у вас были отношения? Как проходила ваша жизнь? Вы оба довольно занятые люди, как часто вы виделись?
Присцилла тяжело выдохнула и поднялась со стула.
— Выйдите, пожалуйста, я переоденусь, и мы поедем.
— Куда?
— Ко мне домой.