Поводырь

Дазай Осаму не вёл людей за собой.

Он толкал их в пропасть, давал шанс выплыть на поверхность, но никогда не вёл.

Это был удел людей вроде Мори-сана, которые находили в своей жизни чуть больше смысла, чем бесцельное существование и удовлетворение низменных людских потребностей.

Дазай Осаму *не должен был* никого за собой вести, потому что путь за ним - это путь в никуда. Это сизифова дорога, которая всегда приводит к началу. Уроборос скуки и безысходности, из которого нет выхода.

Как иронично, что кто-то за ним всё же пошёл.

Акутагава, как слепой котёнок, упорно бился о непреодолимые стены, надеясь, что они падут под его настойчивостью.

Он с готовностью бросался за ним в темнейшие омуты, не боясь потеряться во мраке чужой души. Его попытки достучаться до того, что уже давно было заперто за замками апатии и злости, вызывали лишь жалость, а стремление встать рядом на циклической дороге к смерти - ласковую насмешку.

Дазай Осаму был обречён на одиночество, и никакому мальчишке этого не изменить.

Акутагава тонул, окрашивался чернильным цветом, а Дазай наблюдал за ним со дна, иногда советуя, как тонуть быстрее.

Не удивительно, что когда пришло время всплывать, Акутагава оказался слишком глубоко.

Не удивительно, что Дазай, впервые оказавшийся на поверхности, не стал помогать ему снова.

В конце концов, подниматься к вершине с грузом гораздо тяжелее.

На некоторое время ему действительно стало легче. Он отмывался от грязи, налипшей на сердце за долгие восемнадцать лет, встраивался в новые рамки, запрещавшие больше половины того, что ранее он делал с закрытыми глазами.

Дазай Осаму учился жить. Искал друзей, преодолевая собственное недоверие, пробовал наслаждаться тем самым бессмысленным существованием, которое с завидной стойкостью терпело почти всё население Земли.

А потом они встретились снова.

Глазами выросшего мальчишки на него смотрела бездна, из которой он когда-то сбежал.

Закованный в чёрное, как в броню, Акутагава и сам был похож на выходца из бездны, из самого ада, в который его когда-то скинули, не заботясь о последствиях.

Его пустой взгляд, изредка вспыхивавший злостью, стал ключом, отворившим один из внутренних замков. Зверь по имени "совесть", которого Дазай не видел, наверное, лет с двух, проснулся и вцепился зубами и когтями в уязвимую душу, побуждая взять ответственность за того, кто вверил ему всего себя и своё будущее.

- "Ещё не поздно всё исправить", - говорила совесть голосом Одасаку.

Эта тварь знала, что действует на него лучше всего.

Дазай сопротивлялся долго, целых несколько недель. Мучился от болей в органе, который после десятков курсов лечения от Мори-сана болеть просто не мог, и надеялся, что оно само пройдёт.

Не прошло.

Груз собственных ошибок, напомнивших о себе в лице бывшего ученика, стал только тяжелее, кошмары - чаще. Почему-то теперь в них умирал совсем другой человек, а вместо слов напутствия звучала просьба о помощи.

Акутагава никогда не просил о помощи.

Это не значило, что он в ней не нуждался.

Дазай стенал. Дазай ныл. Дазай бежал от правды, как от огня, но пора было признать - ему не наплевать на Акутагаву. Так же, как Одасаку было не наплевать на него.

Переступая через себя, Дазай рассматривал Акутагаву как под микроскопом, разбирал по полочкам все его желания и надежды, стремясь добраться до нутра его существования, до той причины, что заставляет его двигаться.

Он искал то, что сможет поднять мальчишку на поверхность, несмотря на цепи, которыми тот себя сковал.

Он стряхивал с Акутагавы налёт старых правил, которые сам же помогал усвоить, и учил принимать новую точку зрения, используя подручные средства. Он занимался рутиной, привычной им обоим дрессировкой, которой Акутагава поддавался с поразительной лёгкостью.

Только на пирсе, глядя на догорающий в лучах заката Моби Дик и потрёпанного Акутагаву, еле стоящего на ногах, смотря на отчаянную решимость, направленную в одну единственную сторону, Дазай принял то, что будет для кого-то самым важным человеком.

Он протянул руку, предлагая Акутагаве ступить на новый путь, не отмеченный безысходностью людской жизни. И Акутагава принял её, как обычно слепо доверяя его решению.

Любуясь бликами солнца в морских волнах, Дазай подумал, что не готов вести за собой людей. Но одного человека может попробовать.