Ноги несли Хашираму в направлении поляны, у которой недавно разведывательная группа обнаружила Учих. По данным, пришедшим от Масаши — одного из наиболее быстрых шиноби клана Сенджу, который в основном выполнял роль гонца — на границе их поселения были замечены враги, вооружённые и наверняка враждебно настроенные.

В последнее время их стычки становились всё чаще и чаще, стоило лету укрепиться. Жара стояла неимоверная, вынуждая тела потеть и быстро уставать, что точно в будущем помешало бы в битве. Но больше всего пугала перспектива тайфунов — с недели на неделю должен начаться их сезон, что может плохо повлиять на посевы. Зима, в таком случае, пройдёт совсем тяжко.

Стоило небольшой группе, посланной на поддержку, проходить всё глубже в нужном направлении, как Хаширама начал подмечать знакомые приметы: деревья начали появляться всё реже и реже, ветер доносил знакомый запах реки, что текла неподалёку. Нака. Та самая река, на которой давным-давно встретились он и Мадара.

Сенджу помнит, как забрёл туда в яром желании спрятаться от других, погоревать в полную силу из-за потери младшего брата. Сидя у берега, чувствуя как камни впиваются в бёдра, он позволил слезам течь в полную силу, совсем не замечая происходящего вокруг.

Иногда Хашираме становилось стыдно, что их первая встреча состоялась таким глупым образом. Возможно, он хотел бы, чтобы Мадара узрел его в более «крутом» виде. Но, с другой стороны, о каком хорошем впечатлении могла идти речь? Сенджу не забыл, с какой причёской тогда ходил и уверен, что никогда не смог бы тронуть нити души, как бы не старался. Он до сих пор задаётся вопросом, кто же его так постриг.

Как бы то ни было, запах с реки начал доноситься всё настойчивее и настойчивее. Знакомый аромат ила и непонятной свежести действовал на Хашираму не так уж и хорошо: предаваясь ностальгии, он совсем не следил, куда идёт. А ведь на него равнялись остальные!

Быстро придя в себя, заодно помотав головой, он поправил курс, уже увереннее двигаясь в нужном направлении.

Ветер, шедший с севера, как раз от Наки, слегка остудил нагревшиеся тела, но наверняка не поднял настроение присутствовавших. Все они, как один, были резко оторваны от своих дел, дабы присутствовать на битве.

По тому, что было известно тринадцати людям, что сейчас двигались вдоль по реке, небольшой отряд Учих прямо сейчас уверенно двигался вглубь поселения Сенджу.

Обычно наследников клана предпочитали не звать на «неважные» стычки, однако в этот раз против них собрались не только Изуна Учиха, но и Мадара Учиха. Было неясно, с чего такая агрессивность, так как такой набор был редок. Неужели опять Сенджу, сами того не зная, случайно перешли границы, выполняя курьерские миссии?

Всему клану было известно, что красноглазые монстры, живущие по соседству, очень яро следят за границами. Иначе как же так вышло, что наследника — Кавараму Сенджу — убили? «Наверняка дело в гордости Учих!» — считали обыватели, не замечая за собой такого же трепетного отношения к границам поселения.

Стоило одной из сторон заметить, как член вражеского клана хотя бы слегка переходит границы, как на следующий день отряд выдвигался к злополучной точке, требуя некого реванша. Такая по-детски наивная тактика была популярна с обеих сторон, к тому же поощряемая Сенджу Буцумой.

Тобирама, замыкающий их небольшой отряд, прямо сейчас чувствовал небольшое головокружение. Отвратительный болотный аромат, неожиданно пришедший по ветру, покосил его ноги.

Ранее он никогда не был настолько чувствителен к запахам, но в последнее время стал по-настоящему чуток к настолько мелким деталям. Он ощущал не только зловоние воды и ила, так присущий рекам, но и мерзкий рыбный аромат, гниль и плесень. Как человек, ранее любящий свежую рыбу, Тобирама ненавидел такие перемены в ощущениях.

Однако он не смел жаловаться. Сенджу помнил, как молил богов, промокая под дождём, чувствуя, как с каждой каплей ткань начинает сильнее прилипать к телу, даровать ребёнку шанс на жизнь. Конечно, его поняли неправильно, но теперь Тобирама не смел жаловаться. Раз свыше решили что он обязан выносить и родить, так тому и быть; он постарается быть настолько хорошим родителем, насколько это возможно.

Также он не знал, как сказать об этом отцу. Была ли вероятность того, что тот сам всё понял? Как-никак, в последнее время токсикоз донимал почти постоянно, слуги наверняка бы доложили о его бедственном положении родителю. В каком-то смысле, Тобираму поражало, как другие ещё ничего не поняли. По его ощущениям, живот был огромен, а все симптомы прямо указывали на беременность.

Но, если быть честным с собой, он был рад этому, так как был уверен, что дитя, в конце концов, родится, так как оно было благословлено богами, что даровали ему очередной шанс на жизнь, и совет будет недоволен. Тобирама не представлял, что же придумают старики, занимающие свои почётные посты, но знал, что ни к чему хорошему это не приведёт. Но небольшое затишье перед бурей наверняка было бы кстати.

С каждым шагом приближаясь к цели, с каждой пылинкой, поднявшейся в воздух, с каждым дуновением ветра, потревоженным скоростью передвижения их отряда, Тобирама чувствовал, что где-то внутри него поднимается не только тошнота, но и паника.

Он понимал, что сегодня встретится с личным демоном — Мадарой Учихой. Сенджу был почти полностью уверен, что тот ничего не будет помнить с той ночи — его помутнённые глаза, бешено крутящие шаринган, наверняка даже не понимали, что же творят с человеком, находящимся под их владельцем. Тобирама не забыл слова сельчан о том, что, используя шаринган, Учихи запоминают всё до единой детали, но не воспринимал их всерьёз, считая мифом. Если бы Мадара запомнил события той ночи, то... То что?

Только сейчас Тобирама всерьёз задумался об этом. Учиха не мог знать о его беременности в ту ночь, не мог знать о ней сейчас, учитывая, что лишь Хаширама и отец были о ней осведомлены. В таком случае, зачем Мадаре хоть что-то делать в отношении Тобирамы? Зачем искать?

Вдруг то, что произошло тогда, было сделано специально? Подстроить подобное точно бы не вышло, но это не исключало того, что стечение обстоятельств было не случайным.

Холодная дрожь прошлась по телу Тобирамы. Нет, невозможно. Учиха точно был не в себе, он помнит, в каком состоянии пребывала его чакра. Невозможно, чтобы Мадара был таким монстром. Невозможно скрывать чудовищную сущность под маской человека.

Или возможно?

Не успев до конца развить эту мысль, Тобирама резко оборонительно поднял меч, защищая себя от Изуны, что уже по привычке направился к нему, игнорируя других Сенджу.

В этот раз его язвительные комментарии не привлекали внимание Тобирамы, чей взгляд резко приковался к Мадаре, что сражался с Хаширамой.

Пытаясь следить за своим боем и за боем старшего брата, Тобирама пытался понять. Понять, что было бы, если случай много ночей назад произошёл намеренно.

Итак, над ним надругались. И что? Учиха теперь не обязан на нём жениться, не обязан объясняться. Неужели теперь они будут сражаться с братьями друг друга, делая вид, что ничего не было?

Тягучее раздражение прошлось по желудку Тобирамы. Он ощущал себя даже хуже, понимая, что в такой перспективе занимает положение не жертвы, а обычного тела, взятого на ночь. Как любовница, которой с утра сказали молчать о произошедшем. Теперь удары Изуны стали получать не менее слабые ответы.

Смотря в сторону Мадары, Сенджу пытался понять, как же относиться к нему. Мужчина не смотрел в его сторону, зациклившись лишь на своем противнике.

Кажется, в этот раз он старался даже больше, чем обычно.

Для Тобирамы не было секретом, что его старший брат не воспринимал битвы с Мадарой как что-то серьёзное. Конечно, Хаширама всерьёз относился к войне, что горела ярким костром вот уже несколько веков, но никогда не бил во всю силу их злейшего врага, цепляясь за детские воспоминания. Он считал это спаррингом. Считал, что происходящее сейчас — хороший способ вновь предложить мир. Казалось, что это работает в обе стороны: Мадара тоже не отдавался их бою во всю силу.

Тобирама не думал, что они видятся время от времени или что-то в этом роде. Возможно, они просто настолько сильно дорожат друг другом, что не хотят причинить вреда.

Но сейчас было видно, что Мадара вспотел и активно восстанавливал дыхание, сбившееся за это время, пытаясь подстроиться под ритм Хаширамы.

С того самого инцидента прошло чуть больше месяца. Была ли вероятность того, что Учиха так и не отошёл от дозы наркотиков, которую он вдохнул? В таком случае, вряд ли Мадара совершил то самое намеренно, раз даже сейчас не способен контролировать себя и своё тело.

Изуна, в свою очередь заметив, что соперник совсем не обращает внимание на него, ощутил заметное недовольство. Решив проверить свою теорию, он наклонился вправо, готовясь к атаке. Тобирама тут же перегруппировался, защищаясь с нужной стороны, но пропустил удар, который поступил с центра.

Такая уловка уже никого бы не удивила: для шиноби нормально готовиться к одной атаке, а совершить иную. Такому опытному бойцу, как Тобирама, такие детские шалости давно известны. Так почему же он попался?

Ответ был очевиден: он не следил за происходящим.

Такое неуважение по отношению к себе Изуна испытывал впервые. Как же так вышло, что соперник не относится к нему всерьёз? Привычные язвительные комментарии удосужились даже меньшего внимания, чем обычно.

Проследив за взглядом Сенджу, он заметил, что тот почти не отрывает взгляда от Хаширамы и Мадары. Скорее всего, он следил за своим старшим братом, хотя такая обеспокоенность явно была ни к чему. Наоборот, Изуне следовало переживать за своего аники, так как тот в последнее время совсем захворал.

Где-то месяц назад, вернувшись с недолгой миссии, он был в отвратительном состоянии. Уснув почти сразу, как переступил порог, Мадара не мог чётко рассказать, что же конкретно произошло. Однако ни Изуна, ни Тадзима не заострили на этом внимания. Конечно, наследник стал рассеяннее, но наверняка скоро придёт в норму. Не в первый раз уже.

Однако Изуне до сих пор было неприятно осознавать, что он не владеет всем вниманием оппонента, так что он решил на очередной язвительный комментарий, но в этот раз намного более забавный, чем предыдущие:

— Что, — деактивировав шаринган, намекая на то, чтобы ему взглянули в глаза, но понимая, что не добьётся этого, он приблизился к Тобираме почти вплотную, чтобы договорить, — влюбился? — подразумевая взгляды, что Сенджу посылал в другую сторону, насмехался Учиха.

Красные глаза, не опороченные чёрным, широко раскрылись. Тобирама взглянул прямо на Изуну, уделяя тому то внимание, что тот так желал. Ухмылка появилась на его лице, уродуя своей самодовольностью.

Но Учиха явно не ожидал того, что произошло позже. Сенджу, услышав подобное, почувствовал, что к уже привычной какофонии, состоящей из тошноты, духоты и страха, прибавилась ещё и ярость. Как Изуна вообще мог об этом подумать?

Как Тобирама был способен влюбиться в человека, совершившего такой грех? Неужели его репутация была настолько плоха, что другие позволяли себе такие мысли?

Неизвестное доселе ощущение с поразительной скоростью топило его в себе, заставляя забыть о плохом самочувствии, происходящем вокруг и здравом смысле.

Ещё никогда его так не оскорбляли. Ещё никто в этом мире не смел говорить такие вещи, смотря ему прямо в глаза. Ещё нигде не думали сказать такое.

Тобирама понимал, что действия, которые он собирается совершить, не приведут ни к чему хорошему, даже наоборот. Враг мог запомнить комбинации ручных печатей, которые он собирался использовать, и настроить против, но Сенджу также понимал, что прямо сейчас он не осознаёт, что делает. Поступая импульсивно, ни к чему хорошему не придёшь, но эмоции с головой топили его в своей густой пучине ярости, негодования и ненависти.

Складывая руки в знаки, известные только свиткам в его лаборатории, он лишь смутно осознавал, что техника ещё не готова. Она есть только на бумаге, на практике ещё никогда не была опробована, но глупые слова Изуны настолько сильно выбили из колеи, что Тобирама необдуманно решил его наказать.

Столп дыма, поднявшийся вскоре, ослепил всех присутствующих на поле боя. Из-за пыли и грязи, лезущей в глаза, никто не мог ничего увидеть. На секунду обе стороны замерли на месте, не решая двинуться.

Резко они услышали вскрик мужчины и сразу после этого лязг металла. Это был знак вновь начать бой, прервавшийся так же неожиданно, как и начавшийся.

Не успели шиноби набрать темп, как увидели, что Мадара Учиха стоит перед Тобирамой, загораживая младшего брата. Очередной знак, в этот раз значащий паузу. Все замирают, пытаясь понять, что же произошло за ту секунду, что они ничего не видели.

Тобирама стоит, еле держа спину ровно из-за ощущения острой боли, пронзающей кожу. Окружающий мир начал давить, чакра, которую до сих пор он чувствовал, как что-то привычное, начала агрессивно стискивать со всех сторон. Сигнатуры огненные и спокойные, яростные и недоумевающие сжимали его взор, затемняя периферию.

Он не понимал, что произошло. Помнил лишь, что в ходе выполнения техники даже не успел поставить нормально Дзюцушики, наскоро прикрепив его к спине Изуны.

Отступив на пару шагов, он переместился к метке, поставленной на врага, но никак не ожидал, что, оказавшись за спиной Учихи, опешит. Дым, боль сбивали с толку, Тобирама не понимал, где находится.

Он падает? Стоит на ногах?

Увидев, что враг застыл, Сенджу напал со спины, ладонью ударив в шею, заставив Учиху оцепенеть. Тобирама помнил, что такой удар парализовал тело, так что следующим ходом он планировал нанести какое-нибудь ранение, но не успел.

Тёмная фигура резко возникла пред его затуманенным взором, своей чернотой поглощая весь солнечный свет. Учиха Мадара стоял, загораживал брата, но никак не двигался, лишь пилил взглядом Тобираму.

В ту же секунду Хаширама занял своё место напротив Мадары. Всё поле боя замерло, но не опустило оружия, ожидая.

Давние друзья смотрели друг на друга, сверлили взглядом. Хаширама видел напротив бурю эмоций, в основном яростных, и полностью понимал причину, но прямо сейчас, стоя перед Мадарой, он понимал, что готов защитить своего брата, несмотря на их связь.

Может быть, Учиха это заметил, так что сделал слабый шаг назад, в направлении Изуны, прося разрешения. Возникал вопрос: на что?

Хаширама не двигался, только смотрел. Его рука не дрогнула, стоило Учихам начать отступать. Его спина уверенно стояла на месте, тело спокойно следило за тем, как враги уходят в свою сторону леса.

Тобирама в это время еле-еле заставлял конечности не дрожать. Затемнение в уголках глаз не прошло, ему казалось, что ужасающие глаза Мадары до сих пор следят за ним в тех местах, что были ему неизвестны из-за черноты. Силует брата загораживал его от чужих взглядов, но липкое ощущение слежки не уходило.

Яркие краски ослепляли его половинчатое зрение, расплываясь в непонятной мозаике. Красные треугольники, чёрные квадраты, зелёные ромбы украшали собой взор Тобирамы, местами сливаясь, а потом вновь убегая в свои стороны. Ветер доносил перемешанный запах ила и крови, металла и едкого пота.

Его память не желала работать в полную силу: в один момент он стоял за Хаширамой, в следующий миг он чувствовал, как его тащут за руку в неизвестном направлении, а сейчас сидел на татами перед старшим братом.

Знакомый материал жёстко впивался в ноги, что сейчас были неуверенно сложены в коленях. Только-только приходя в себя, Тобирама пытался понять, что происходит.

Прислушиваясь к своим ощущениям, он только-только понял, что находился в домашней одежде. Темные брюки и чёрная водолазка знакомо сидели на его фигуре, согревая. Тобирама не помнил, когда переоделся. Он делал это сам или с чьей-то помощью?

Комната, в которой сейчас пребывало его тело, была знакомой. Личные апартаменты Хаширамы обычно радушно встречали Тобираму, широко раскрыв свои объятья, но сейчас атмосфера была далека от приятной.

Тени уродливо вытягивали форму, меняя мебель до неузнаваемости. Ледяной ветер гулял по полу, кусая за оголённые пятки.

Знакомый силуэт прямо сейчас смотрел в противоположную ему сторону, следя за прудом, что был специально сделан для наследника клана.

Эта комната передавалась от поколения к поколению. Каждый юноша, достигнув возраста, когда становилось ясно, что следующим главой станет именно он, переезжал в это помещение, заполненное бесконечным количеством свитков и оружия. Многие поколения Сенджу выращивались в этих стенах, обучаясь руководству кланом. Хаширама был не первым и не последним наследником, любующимся прудом, находящимся рядом. Хотя, может быть, он был первым, кто смотрел в эту сторону каждый раз, как ему становилось скучно читать книги, но никому не было достоверно известно, не делал ли того же их отец — Сенджу Буцума.

Тобираме в детстве казалось, что у ото-сана не было детства. Что он родился взрослым и грозным человеком, настолько чужда была мысль о наивном ребёнке.

Как бы то ни было, прямо сейчас он смотрел на своего Аниджу, не понимая, что происходит. У Тобирамы возникло ощущение, что последние полчаса его жизни пропали в какофонии боли и цветастых событий.

Обводя взглядом сильные плечи и руки, он молчал, словно ожидая приговора. Иногда Хаширама так сильно был похож на отца, что становилось больно.

— Тобирама, — наконец раздался голос старшего из сыновей, — ты понимаешь, что сделал? — До сих пор не смотря на брата, отвернувшись, начал говорить Хаширама. Его голос и тело не подавали признаков того, в каком настроении пребывал мужчина, всё было настолько нейтрально, что младший не понимал, что должен ответить.

Только открыв недоумённо рот, Тобирама был сразу же прерван.

— Тобирама. — шатен развернулся на пятках и стремительно пошёл в сторону своего брата. Встав на несколько шагов подальше, он громко сказал, — Ты понимаешь, что ты мог совершить? — ярость кричала в его глазах и словах.

Тобирама, совсем недавно готовый ответить на вопрос, тут же замолчал, не понимая.

— Изуна важная личность в нашей с тобой истории, — начал говорить Хаширама, лишь сильнее вводя в недоумение, — Он младший брат Мадары. Отото, я ещё не являюсь главой нашего клана и не могу повлиять на судьбу, но, — внимательно посмотрев в глаза младшего брата, шатен пытался передать всю серьёзность своих слов, — я могу заставить всех понять, что мои слова о мире не глупы. Что я не наивный мальчишка, потерявшийся в своих мечтах. Но что они подумают, если мой родной брат убьёт родственника Мадары? Они подумают, что я лжец. — Руки Хаширамы, до этого сжатые в кулаки, расслабились. Положив ладони на щёки Тобирамы, он продолжил. — Отото, ты мог убить нашего союзника, слышишь? Ты мог зачеркнуть мою мечту дуновением ладони, — пальцы сжались, удерживая на месте. — Я знаю, что ты не специально. Но, пожалуйста, впредь будь аккуратнее. Хорошо? — улыбка расцвела на его лице, но оно не могло соврать. Тело всё ещё было напряжено, руки всё ещё удерживали на месте, вместо того, чтобы ласково гладить.

Тобирама не мог ничего сказать, даже покачать головой, он лишь глупо смотрел в глаза брата, медленно осознавая происходящее. Хаширама, видимо решивший, что его молчание означает согласие, покинул комнату, напоследок хлопнув младшего по плечу.

Оставшись один на один с собой, Тобирама только сейчас понимал слова своего брата.

Да, младший никогда не возражал своему Анидже, предпочитая отмалчиваться каждый раз, как слышал его мечтательные высказывания, но он никогда не мог бы подумать, что Хаширама решил бы, что Тобирама всеми руками за его идею. Может быть, это было так. Может быть, не было. Но это не отменяло того, что его только что отчитали за... За то, что он чуть не убил своего врага?

На руках Тобирамы было немало крови. Он убивал много и грязно, но ещё никогда его за это не осуждали. Убивать — его профессия. Почему ему должно быть стыдно за то, что он выполняет свою работу?

...Почему его брат считает, что жизнь младшего брата их врага важнее, чем жизнь родного младшего брата?

Чувство обиды было чуждо его организму. На самом деле, он привык ничего не чувствовать по поводу межличностных отношений, но весь сегодняшний день от начала и до нынешней секунду вводил его в пучину неизведанных эмоций.

Импульсивность также была ему чужда. Любые необдуманные действия были когда-то чужими его личности и принципам, но прямо сейчас он двигался в сторону отцовского кабинета, входя без стука.

Такая фривольность была не про него. Грубость и вседозволенность, которая сквозила в его словах с просьбой дать ему задание, были не про него.

Лицо его отца также было далеко не таким, каким обычно его привык видеть Тобирама. Вместо нахмуренных бровей на него взирали глаза, всегда скрытые. Настроение Буцумы на удивление было хорошим, морщины разгладились, так что на лёгкую невоспитанность сына он отреагировал далеко не так плохо.

В руки Тобираме был вложен тонкий свиток, самый обычный.

— У нас гостила семья Камадо. Тебе необходимо провести их до пункта, что находится на западе. Двигайся в сторону Химачи^{- столица страны Огня}, не промахнёшься. Они уже ждут тебя, иди.

Наскоро развернувшись, он направился в сторону своей комнаты, дабы надеть доспехи.

Миссия была простой, максимум на один день. Из того, что стало известно из отчёта, на западе находится небольшое поселение, где семья забронировала коней, что доставят их домой, но до тех пор, пока они не добрались до места, их необходимо довести и защитить. Из-за близости границ идти было опасно.

Семья Камадо была известна всем Сенджу. Давным-давно одна женщина из их клана решила выйти замуж за человека с фамилией Камадо. Это была частая практика и обычно о таких семьях быстро забывали, но этот случай был особенным — через несколько поколений в их семье родился священный мужчина, который на сегодняшний день был беременен. В этом, с одной стороны, не было ничего удивительного — женщина приходилась дальней родственницей главы клана, так что в каком-то смысле принадлежала главной ветви, но, с другой стороны, такое не должно было произойти никак.

После свадьбы эта семья не стала богатой, престижной или что-то подобное, обычные гражданские. Клан, в свою очередь, забывал о существовании человека, как только фамилия менялась.

Никто поначалу не верил парнишке, утверждавшему такие вещи, что было вполне себе понятно: его нашли в одной постели с мужчиной, вроде как самураем, и все, как один, назвали это извращением. Парень, чьё имя было Мэдока Камадо, быстро придумал отмазку, заключающуюся в том, что боги благословили их союз ребёнком. Все понимали, что это ложь, пока живот Мэдоки не начал стремительно расти.

Тогда Сенджу и обратили внимание на их семью. Нельзя было допустить, чтобы благословлённый был обычным гражданским, не защищённым кланом. Именно в этот момент появились проблемы.

Гражданские слабы. Всегда были и всегда будут. Сам факт существования благословлённых заключался в том, чтобы порождать кекей генкай своего клана. Это мог сделать лишь наследник этого самого клана. Даже если у крестьян выходило зачать, это не означало, что они смогут выносить ребёнка. Тело, неподготовленное, погибнет, либо убьёт дитя.

По этой причине никто в клане Сенджу не воспринимал слова Мэдоки всерьёз. По этой причине всего-то месяц назад Хаширама твердил Тобираме о том, что его случай уникальный, так как даже он не верил, что гражданский сможет родить.

Как бы то ни было, Сенджу были обязаны помогать семье Камадо как могли. Поэтому их семья время от времени навещала поселение, дабы встретиться с Нобуко-сан — знахаркой и повитухой. Кажется, у них всё нормально, хотя Тобирама не мог утверждать наверняка.

Приближаясь к воротам, он лишь думал, насколько же это всё иронично. Всё становилось хуже, стоило увидеть на горизонте семью Камадо.

Мужчины стояли, нетерпеливо ожидая, когда же подойдёт их сопровождающий. Высокий шатен, одетый в обычную форму, был спортивно сложен — сказывался опыт самурая. Он и являлся неудачным папочкой ребёнку, которого носил Мэдока.

Насколько Тобирама знал, они встретились в столице, когда Ичиро Такахаши — тот, о ком шла речь — выполнял задание, заключающееся в защите своего даймё. Сенджу, не особо любящий сплетни, однако был уверен, что Ичиро наверняка не планировал ни отцовство, ни всю эту историю со свадьбой, которая обязательно должна состояться до рождения ребёнка.

— Я вижу, вы не особо торопились, — стервозно прокомментировал прибытие Тобирамы Мэдока, нарочито положив руку на живот, что совсем чуть-чуть выпирал.

Сенджу, пытаясь не показать раздражение на подобную провокацию, мирно ответил:

— Извещение о задании пришло поздно, за что прошу прощения. Идите за мной. Если устанете, скажите — устроим привал.

Стоило их троице начать путь в нужном направлении, как Ичиро шустро подошёл к Тобираме и попытался начать диалог, расспрашивая о «службе». Невзирая на молчаливость собеседника и некую односторонность, самурай продолжал говорить, мерно повествуя уже о своих военных буднях. Было видно, что его подобное устраивало: строгий режим и служба мастеру.

Сенджу его не слушал, предпочитая смотреть вперёд, рассчитывая дорогу, всё ещё переживая из-за погоды.

Из-за особого положения одного из них, группа ходила по земле, размеренно и небыстро. Тобирама, пытающийся идти вровень с остальными, дабы следить за состоянием каждого, всё равно слегка забегал вперёд.

— Идите медленнее, я не успеваю, — раздался сзади недовольный голос, сразу заметивший отдалённость Тобирамы от группы. Обернувшись, Сенджу остановился, дожидаясь Камадо, уже в который раз отметив про себя утрированную походку, свойственную беременным женщинам на поздних сроках, и громкие недовольные возгласы. Вновь бросив взгляд на живот мужчины, так и не найдя особых признаков беременности, он недоуменно нахмурился, задаваясь вопросом, не будет ли вести себя точно также через каких-нибудь два месяца.

Ичиро, стоявший рядом с ним и недовольно покачивающийся вперёд-назад в нетерпении, что-то тихо ворчал, явно желая побыстрее со всем закончить. Тобирама, не понимающий такой спешки, спокойно ожидал, когда же присутствующие здесь уже привыкнут к обществу друг друга и наконец перестанут портить настроение.

Солнце, которое уже стремилось к горизонту, поразило своим положением. Совсем недавно они начали путь, а уже закат. Оглянувшись по сторонам, можно было понять, что прошли они чуть больше половины пути, хотя по расчётам уже должны были быть в пункте назначения.

Тобирама, уже подуставший от медленного темпа и плохого настроения вполне определённого человека, уже в третий раз требовавшего устроить перерыв, начал понимать недовольство Ичиро в начале их пути.

— Разведите огонь, уже холодно, — недовольно пробормотал Мэдока, сложив руки на груди.

— Ещё рано. Если мёрзнете, то лучше накиньте что-нибудь, — мирно ответил ему Тобирама, не ощущая ни холод, ни тепло. Как ему казалось, температура была что ни на есть идеальная, учитывая жару пару дней назад и высокую влажность. Запах плесени на плитках уже начинал раздражать тонких нюх мужчины.

Камадо, не добившись своего и став оттого только более недовольным, всё равно сел на ближайший пень, объявляя тем самым третий перерыв.

Сенджу уже видел, как открывается рот самурая, не терявшего попыток вывести его на разговор, но тем самым вызвавшего лишь большее недовольство... жениха, подпитываемого чувством ревности, как вдруг услышал шорох, несвойственный ни их маленькой группе, ни окружающему пространству. Тобирама, воспитанный опытом и строгим отцом, знал, что лучше лишний раз проверить обстановку, нежели сидеть сложа руки.

Встав, он уже собирался идти в сторону подозрительного звука, но заметил, что Ичиро сделал то же самое, похоже, также услышав странные колебания воздуха. Взглядом показав, что им стоит находиться на месте и не мешать, Тобирама уже увереннее двинулся в сторону, спеша поскорее разобраться не только с возможным противником, но и с уже надоевшим заданием.

Тихо пробираясь в кусты, навострив ухо, он оглядывался по сторонам, не желая пропустить нападение, которое случилось мгновением позже, больно ранив бок.

Сенджу, тут же отскочив в сторону, пригнулся и осмотрелся, увидев лишь тройку мужчин в масках обычных бандитов. Из-за того, что солнце потихоньку садилось, деревья вокруг них начали казаться темнее и выше, ограничивая обзор, что всё равно не помешало нанести урон одному из них.

Быстро обезвредив одного за другим сначала с помощью сюрикенов, а после броском куная, Тобирама вдруг ощутил болезненный укол в тот же бок, ранее уже раненный. Оказалось, один из нападавших встал на ноги, пока никто не смотрел.

Пытаясь работать как можно тише, шиноби всё равно слишком сильно ударил соперника, не рассчитав чакру, которая весь день, если не всю последнюю неделю, не желала слушаться, сбив не только его, но и близлежащее дерево. Не обратив на это особого внимания, он вернулся обратно на поляну, уже ожидая недовольные комментарии.

— Разве Вы не опытный ниндзя?! Мне нельзя переживать, а тут такое происходит! — истерически закричал Мэдока, нежась в объятьях Ичиро, который лишь хмуро смотрел в сторону Тобирамы.

— Вы ранены? Нужно перевязать, — было единственным, что произнёс Такахаши.

— Мне жаль, — коротко сказал Тобирама, обращаясь к Камадо. Посмотрев же на другого мужчину, он сказал, — Не стоит беспокоиться. Рана неглубокая. Давайте выдвигаться, вечерами люди становятся активнее.

Пара, видимо напуганная произошедшим, уже активнее начала действовать, в этот раз не выражая ропота по поводу решений Тобирамы.

Путь и в правду стал намного быстрее, учитывая, что к позднему вечеру они уже были на месте назначения, разговаривая с кучером, который подвезёт семейку до дома.

Сенджу, давно решивший вместо сна в отеле направиться домой, уже спешил развернуться в нужном направлении, как услышал сзади отклик.

— Думаю, главе клана было бы очень интересно узнать, что же произошло за сегодняшний день. Так называемый отчёт, если Вы понимаете, о чём я, — пред Тобирамой стоял Камадо, кутавшийся в хаори. Он протягивал ему свиток самого обычного цвета, весьма дешёвый и как будто смятый в агрессии.

Тобирама уже слышал о неприятном характере Мэдоки от соклановцев, говорящих об его излишней наглости, возникшей сразу после известия о беременности, но предпочитал не варить. Как оказалось, зря.

Он не имел представления, что же мог мужчина написать, но мог понять, что ничего приятного. Вполне вероятно, что тот придумал что-то, дабы наказать. Как бы то ни было, Сенджу не желал врать отцу, так что решил, что всё равно передаст послание, лишь бы поскорее вернуться.

Ничего не ответив, Тобирама вскочил на ветку и умчался. Путь, занявший почти целый день с небольшой компанией, в этот раз уместился в жалких несколько часов. Он уже был на месте, стоило солнцу зарябить на восходе.

Конечно, ему показалось странным, что дорога прошла смазанным пятном в его памяти, никак не отпечатавшись, но, стоя пред кабинетом отца, Тобирама решил не обращать на это внимания. Стуча в дверь, уже зная, что родитель не спит в такую рань, он вошёл лишь после разрешения.

Бледные руки, державшие в себе два свитка, послушно отдавали себя и предметы на истерзание грозным глазам, ожидая приговора.

Мужчина, молчавший какое-то время и на удивление внимательно вчитывающийся в написанный текст, держал сына в напряжённом молчании. Но, закончив с этим делом, он поднял взгляд, сложил перед собой руки и взглянул в душу.

— Что это такое? — прозвучало слишком громко для такого раннего утра, словно гром среди ясного неба, заставив слегка подскочить от неожиданности.

Перед Тобирамой стоял сложный выбор того, что ему стоило ответить. Простое «Отчёт» прозвучало бы как насмешка, но объёмное объяснение также могло дорого обойтись. Впрочем, найти нужную реплику в недрах ума ему не пришлось, так как он тут же был прерван отцом.

— Врёшь мне? Стоило лишь раз закрыть глаза на твое поведение, как ты тут же начал позволять себе лишнего? — размеренный голос сладким мёдом раздавался в комнате, омрачённый лишь фигурой, вставшей из-за стола. — Мне казалось, что я воспитываю достойных людей, способных носить фамилию гордо... Но что я получаю в итоге? — Руки, до этого сложенные за спиной, направили фамильный кинжал в солнечное сплетение, словно не решаясь, целиться в горло или всё-таки в живот. — Я не глупец, дитя.

И без того неровное дыхание начало учасаться, стоило увидеть острие возле себя. Стоило как можно быстрее выкрутиться, иначе одним Богам было известно, что же совершит отец.

— Я не знаю, что делать, — смиренно промолвил Тобирама, признавая поражение, тут же жалея об этом, так как почувствовал, как кинжал сильнее впился в торс. Не позволяя себе опустить взгляд, он продолжал молчать.

— Не знаешь? Так позволь помочь, — мрачно произнёс глава клана, с каждой секундой становясь злее, сгущая окружающее пространство в тёмные оттенки.

Они смотрели друг другу в глаза. Отец и сын, достойный и жалкий, хищник и добыча.

Ощущая стук сердца в ушах, Тобирама не понимал собственной реакции. Почему он так переживает? Разве нельзя согласиться на извращённое предложение помощи со словами «я сделал всё, что смог»? Почему душа так против этого?

— Я созову совет. Раз ты не можешь справиться сам, тебе помогут другие, — наконец прозвучал приговор. Это означало, что совсем скоро Тобираму опозорят перед главными людьми клана, словно пальцем тыча и смеясь. Он не знал, что же хуже — решение, предложенное отцом или же советом?

Тихо закрывая за собой дверь, парень было направился в спальню, но вновь, как по традиции, увидел брата, поджидавшего там.

— Ну что? — нетерпеливо спросил Хаширама. Тобирама, глядя в глаза, ожидающие ответа, задавался вопросом, почему общение с родным человеком стало теснее только после определённого неприятного условия. Почему они не общались так близко в привычной обстановке? Почему им обязательно нужна какая-то серьёзная тема, нуждающаяся в обсуждении, прежде чем они просто-напросто посмотрят друг на друга?

— Ничего, — коротко ответил Тобирама, ощущая грусть от настигнувших мыслей, — Я устал.

— О! — губы старшего сложились в идеальный круг, так же, как и его глаза, прежде чем он сказал, — Конечно-конечно! Иди отдохни. — наскоро положив руки на плечи, обнадёживающе сжав, пародируя объятья, Хаширама отпустил брата, так и не добившись того, чего хотел.

Слушая топот, созданный быстрый шагом младшего брата, шатен выбросил из головы любые вопросы, решив просто подождать хорошего расположения духа, чтобы лишний раз не напрягать.

Младший же лишь сейчас вспомнил о ранении, полученном на задании, стоило лишь ощутить острую боль в боку. Устало закатив глаза, сетуя на слишком уж долгий день, он принялся быстро доставать из сундука, лежащего возле стены, бинты.

Сняв одежду, он получше рассмотрел полученное ранение и заметил, что, пусть оно и было поверхностным, но умудрилось растянуться с нижних рёбер вплоть до пупка, неприятно стягивая засохшей кровью кожу.

В голову ненароком пришла мысль, что, будь рана поглубже, помощь отца и не потребовалась бы, пугая, заставляя чувствовать иррациональную тревогу.

Мозг, чья активность обычно доставляла удовольствие, заставляя открывать всё новые и новые техники, сейчас лишь мешал. Собственное тело было слишком непослушным, чувствуя то, что обычно было чуждым. В том числе сильное желание спать.

Заваливаясь на скверно расправленную постель, ощущая, что перевязал себя неравномерно, отчего неудобно лежать, Тобирама спешил уснуть в попытке не отдохнуть после тяжёлого дня, скорее для того, чтобы забыться, прекратить чувствовать... Всё это.

Лёжа с закрытыми глазами, то ныряя, то всплывая в пучине сна, он ощущал слишком много: тепло и холод, свет солнца и темноту ночи, жар и озноб. Его бросало из крайности в крайность, Тобирама желал поскорее проснуться, вырваться из своеобразной пытки разума и тела.

Ему чудилось море, в которое он погружался с каждым вздохом, сделанным на удивление просто. Глубина, наполненная пузырями, манила своей светлой атмосферой, на удивление не сгущающейся внизу. Шарики, наполненные водой, двигались, подчиняясь течению, которое не трогало Тобираму. Один из них радостно устроился у того на диафрагме, маня и требуя себя потрогать, приласкать.

— Отото! Проснись! — раздался крик возле уха. Открыв глаза, парень увидел своего старшего брата, склонившегося над ним. Волосы шлейфом опадали вокруг, скрывая обстановку комнаты. — Уже вечер, а ты до сих пор спишь. — недовольно проворчал Хаширама, по-детски надувая губы. Расслабленным жестом он положил руку на лоб младшему, чтобы почти тут же ее шокированно отдёрнуть, — У тебя температура! Неужели снова заболел?

Ощущая хлопоты старшего брата, Тобирама не мог ни возразить, ни помочь, так как не был способен даже поднять руку. Температура, о которой говорил шатен, и впрямь тяжёлой кувалдой била прямо по вискам, не забыв острыми ногтями впиться в нервные окончания.

С этого эпизода и началась тяжелая неделя, наполненная лихорадкой, невозможностью двигаться и просто-напросто жить, что уж говорить о миссиях.

Никто не понимал, что происходило с Тобирамой: рана, полученная ранее, не была заражена, а иных отклонений нет. Он просто неожиданно захворал, не стремясь лечиться, несмотря на целебное дзюцу брата.

Находясь в странном состоянии, младший наследник клана испытывал в первую очередь раздражение. Неясные иллюзии моря начинали надоедать, пузыри не стремились к нему в руки, а звуки, раздающиеся вокруг принадлежали то ли ему, то ли другому человеку. Одно он знал точно: шёпот, раздавшийся тяжёлым басом, принадлежал не ему. Не могли эти слова принадлежать ему.

— Дитя проклято, наверняка оно и убивает его.