— Всем привет, — говорит Феликс по-корейски и тихо входит в зал, где все тренируются, репетируя свои шоукейсы. Его самого приняли в компанию только вчера. На прослушивании он немного потанцевал, а петь ему не дали.
🩶
— Ёнбок? Даааа, — тянет девушка, пока выдает ему номерок. — Редкое имя, у меня дедулю так звали.
Она хихикнула и на прослушивании Феликс представился уже своим австралийским именем.
— Из него вырастет красавчик, — тыкал в него ручкой менеджер, говоря другим членам комиссии по набору, — черты лица замечательные.
— Не знаю, — с сомнением тянул второй, потирая подбородок, — эти щеки... и веснушки... никаких контрактов с косметическими фирмами.
"Щеки?", растерянно думал Феликс, проводя рукой по своей челюсти.
— Это не щеки, это детская припухлость, — отмахнулся первый, — ты посмотри на контур губ!
— Мне нужно петь? — Спросил тогда Феликс по-английски, потому что забыл уровни вежливости на корейском и боялся ошибиться.
Первый менеджер только рассмеялся, махнув рукой и отправил его в кабинет для оформления на стажировку.
🩶
Теперь Феликс стоит в зале, нервно закусывает нижнюю губу и неловко улыбается, не показывая зубы. Выходит немного по-мультяшному.
— Всем привет, — говорит он чуть громче, и пару мальчиков, отдыхающих на диванах, обращают на него внимание, — меня зовут Феликс, я из Австралии. Я плохо говорю по-корейски, извините.
Мальчики равнодушно кивают, и Феликс улыбается уже шире, довольный собой. Он все утро заучивал эту фразу, чтобы ничего не перепутать.
Он садится у этих диванов на пол, чтобы не привлекать много внимания, и замечает, как в центре зала репетирует свою партию один парень. Невысокий и стройный, с шапкой густых черных волос, он умудряется танцевать и, поднося ко рту бутылку, зачитывать рэп. Он не задыхается, не сбивается и чеканит слова так, что несмотря на быстроту, Феликс слышит каждое отдельное слово. Не понимает, но слышит. Это так радует его, после того, как он вслушивается в речь людей каждый день по тысяче раз, пытаясь разобрать беглый разговорный корейский.
У него, в отличие от Феликса — никаких веснушек и никаких щек. У него треугольная челюсть, вытянутое лицо и большой нос. Он весь — не-Феликс. И он выглядит замечательно.
Он смотрит на выступление, сравнивает уровень этого парня с остальными и с собой.
У него вообще нет шансов. Единственное оружие в его арсенале — низкий голос, но петь Феликс умеет средненько. Остается уповать на уникальность звука, а не на качество.
— Йоу, бро, — парень, читавший рэп, опускается рядом с ним и, улыбаясь, легонько бьет его кулаком по плечу. — Как сам, бро? Меня зовут Чанбин. — Он все это говорит по-английски, и Феликс улыбается, пребывая в восторге от того, что, возможно, сможет с этим Чанбином подружиться.
Чанбин громкий и смешно морщит нос.
Феликс сглатывает и чувствует, как по затылку бегут мурашки. Поговорить с кем-то очень хочется, у него ощущение, что он сейчас взорвется от букв, которые он сдерживал. Феликс вываливает на него все: как он переехал из Австралии, как там остались две сестры, и он по ним очень скучает. Жалуется, что друзья совсем не пишут, что еда тут непривычно острая, а кофе он вообще не любит. Говорит, что он волнуется, что его выгонят, потому что все, что он умеет — низко говорить и сносно танцевать…
— Бро, — громко говорит Чанбин по-английски, смущенно улыбаясь, — Я плохо знать английский. Как тебя зовут?
Феликсу очень хочется завыть.
— Феликс, — тем не менее, он протягивает руку и улыбается. Добавляет по-корейски, — я плохо говорю на…
— Да я слышал, — отмахивается Чанбин. Он говорит очень медленно, тщательно выговаривает слоги, и Феликс готов его расцеловать, — у меня друг тоже из Австралии, пойдем, познакомлю.
🩶
— Ли Ёнбок Феликс, — приветствует его Чан, обнимая своими длинными руками и одобрительно кивает, — видел в списках.
— Ёнбок! — Радостно повторяет Чанбин и Феликс морщится. — Какое красивое имя, это же «счастливый дракон»! Ты счастье приносишь, получается, — он хохочет так звонко, что у Феликса разом вылетают из головы все тревожные мысли.
Чан выглядит мягко: светлые кудри и широкая улыбка, но Феликс понимает, что он — маленькая, но акула среди остальных. Все улыбаются ему, общаются весело, но стараются не переходить на панибратство и сразу же исчезают из его поля зрения, когда у Чана вместо смешинок в глазах появляются острые лезвия.
Они появляются достаточно часто, но Феликс принимает это. Он заслужил. Петь он не умеет, в танцах делает ошибки, языка не знает. Он должен стать лучше а еще, желательно, куда-то деть уже свои щеки…
Феликс хочет, чтобы Чан принял его слова так, как он принимает его критику. У Феликса слов много, нужно только помолчать немного, хотя бы сделать вид, что он слушает. Но Чан не утруждает себя, они лишь коротко обмениваются:
— Как сам, бро?
— Отлично, бро!
И расходятся по своим делам. Феликс знает, что вечером его ждет колючее: «Еще раз, Феликс!», его ждет жестокое: «Это совсем плохо, Феликс», его ждет разочарованное: «Почему я должен курировать ваш шоукейс, если ты даже не стараешься?».
Феликс кивает и поет еще раз.
Феликс кивает и опускает голос так сильно, что у него болит горло и неприятно вибрирует диафрагма.
Феликс кивает и старается.
Уже потом, через несколько лет после дебюта, Чан будет извиняться перед ним за это много-много раз. Феликс прощает, потому что, если бы не Чан, он бы сломался от первого же Пак Чинёновского: «Это ерунда какая-то, никуда не годится». Но благодаря Чану, критика самого ПД-нима звучала симфонией комплиментов. Ерунда — это не дерьмо, так ведь?..
💗
Но поговорить хочется уже настолько, что когда Феликс начинает рассказывать случайному туристу о том, как прошла его неделя, он натурально пугается. Делает все, что может — анонимно переписывается на форумах, звонит сестрам так часто, что они уже перестали брать трубки. Старается вводить в курс дела всех новичков-иностранцев в компании, хотя сам еще плохо помнит, где на втором этаже мужской туалет.
Запертые в нем слова рвут его изнутри, прогрызают путь наружу через совсем негуманные методы: он начинает специально косячить, чтобы Чан с ним поговорил. Пусть ругает, а он будет оправдываться, но ведь это тоже разговор?
Чан не поддается на его провокации, устало выходит из студии, хлопая дверью, грустно бросая, что если Феликс будет продолжать так несерьезно относиться к работе, в компании на одного австралийца станет меньше, а он этого не хочет. И уходит.
Феликс остается один в студии и тогда впервые понимает, почему Чан настолько строг с ним. Хочется зареветь в голос, это он и собирается сделать, но, в открывшуюся дверь входит Чанбин.
— Ёнбок, — зовет он его и протягивает стакан из ближайшей кофейни.
— Я не люблю кофе, — Феликс отвечает по-корейски, злясь, что на корейском буквы «ф» как таковой нет, и все говорят букву «п», которая, по мнению Феликса, совсем на нее не похожа.
— Я знаю, ты же говорил, — кивает Чанбин, — тут чай.
Феликс пьет из трубочки и убеждается, что старший принес ему не кофе.
— Я говорил это по-английски, — говорит он.
Чанбин кивает:
— По-английски я говорю плохо. А слушаю хорошо.
Он садится на маленький диванчик позади режиссерского пульта и хлопает рукой рядом с собой.
— Рассказывай, Ёнбок— и улыбается.
Феликс сначала удивляется, что нелюбимое имя из уст Чанбина звучит даже приятно, потом злится на себя из-за выходки с Чаном. А после — садится рядом со старшим и извлекает из себя все буквы, которые он держал при себе. Все слова, которые хранились у него где-то за сердцем. Все предложения, которые он произносил тихо вслух, когда оставался наедине с собой. Он говорит, говорит и говорит, а Чанбин внимательно слушает: склоняет голову, восклицает тихое: «О! Действительно?» и смеется, похлопывая Феликса по плечу.
К концу третьего часа, когда он рассказал о любимом цвете, смешном случае с собой и девочкой из параллельного класса в восемь лет, о том, как убегал от кенгуру, которого разозлил, о любимом фильме и еще о тысячи вещах, которые его беспокоили, Феликс переходит к главной проблеме.
— И петь я не умею, — грустно выдыхает он, склоняя голову.
Чанбин просит его спеть в разных тональностях и резюмирует:
— Ну я не сказал бы, что прям не умеешь. Тебе нужно подобрать тон, это раз. Тебе нужно банально тренировать дыхалку, это два. Пока петь не научился, тебе надо занять нишу, в которой ты будешь хорош. У тебя крутой голос, надо им уметь пользоваться. Иди в будку.
Феликс встает у микрофона, ощущая легкое дыхание панической атаки за спиной. Она обнимает его за плечи и голосом Чана шепчет по-английски: «Это никуда не годится, Феликс, ты не стараешься».
Чанбин же не зовет его Феликсом, не обвиняет в том, что он не старается и вообще его не критикует. Феликс злится — как он улучшится, если Чанбин ни разу не подчеркнул то, что у него плохо вышло? Как он вырастет на комплиментах?
Но через неделю ежедневных занятий с Чанбином, Чан удивленно хмыкает, уважительно кивая: «Ну вот, Феликс! Умеешь, оказывается!»
А Феликс не сразу отзывается.
Потому что привык за эту неделю, что он Ёнбок.
💕
— Смотри, — Чанбин мягко проводит по его щекам пальцем и улыбается, — это — большая медведица. А вот это — созвездие дракона, твое, ты же Ёнбок. — Лицо Чанбина очень близко. Он доволен, что по памяти цитирует буклет по астрономии, находя в веснушках Феликса все больше скрытых созвездий, — Ха! Тут у тебя созвездие льва. А я — лев по гороскопу. — Он громко смеется, и у Феликса немного болят уши.
— Обведи ручкой, — просит Феликс, — льва и дракона.
Лев оказывается на правой щеке, а дракон — на левой. А ручка оказывается очень въедливой и не стирается еще три дня.
💕
Чанбин много тренируется, несмотря на худобу, он буквально каменный на ощупь, и Феликс любит трогать его мышцы. Он начинает интересоваться массажем и покупает кучу литературы, которую читает ночью, подсвечивая страницы мобильным телефоном.
Феликс все чаще просит Чанбина побыть подопытным на массаже, и даже пару раз случайно делает что-то не так, отчего Чанбин потом неделю ходит с болями в шее. Но от рук Феликса никогда не отказывается. Шутит, мол, хорошо Ёнбок не выбрал в качестве хобби стоматологию, а то трейни бы «оштались беш шубов».
💕
Чан берет его в группу на шоу на выживание, Чанбин светится и быстро шепчет ему:
— Счастливый дракон!
И дракон в тот день счастлив даже больше Чана, который с ужасом осознал, что мечта всего сознательного возраста у него в руках. Хрупкая и нежная, как младенец, которого впервые берешь на руки и боишься сломать.
💘
— Что делаете? — Феликс заглядывает в зал, на часах уже два часа ночи, но он хотел бы пойти в общежитие с Чанбином.
— А! А! — Кричит Чанбин, указывая пальцем куда-то в потолок. Хенджин сосредоточенно смотрит и пытается крикнуть так же: громко и отрывисто, но получается откровенно слабо.
— Не могу, — ноет Хенджин, — я бесполезный.
— Ты не бесполезный, — Чанбин кладет руку на плечо Хенджину и улыбается ему совсем как тогда в студии улыбался Феликсу.
Почему-то хочется стукнуть Хенджина.
— А! А! — Кричит Феликс, пытаясь повторить упражнение, которое показывал Чанбин.
На него наконец обращают внимание и Чанбин досадливо морщится:
— Ёнбок-и, не добивай Хенджина, у тебя хорошо выходит, но не надо хвастаться.
Стукнуть хочется теперь и Чанбина.
Феликс виновато улыбается и показывает на дверь:
— Когда домой? — По-английски спрашивает он, а Хенджин хмурится.
— Пеликсы, — зовет он его с таким акцентом, что имя становится обезображено. Позже Феликс привыкнет к этому, но именно сейчас это откровенно бесит. — Тебе даже ПД-ним говорил, чтобы ты подучил корейский. Говори и с нами на корейском.
Феликс рассеянно смотрит на Чанбина, ища поддержки, но тот возвращает ему виноватую улыбку:
— Ну вообще, хорошо бы…
Феликс с хлопком закрывает дверь и идет в общагу один.
💞
За все съемки происходит слишком многое: его и Минхо выгоняют, потом возвращают, они выступают на улице, они впервые записываются все вместе, Чанбин рассказывает, как он целовался с Черён, но они решили остаться друзьями. На съемках они с Чанбином и сами целуются, под пристальным вниманием камер и хитрым прищуром Минхо. Правда, только в щечку. Смеясь. Превращая все в шутку.
Но тогда сердце Феликса делает слишком много ударов, которые не одобрило бы ЭКГ, а Минхо улыбается так понимающе, что перед глазами возникает картина, как Феликс застал их целующимися с Джисоном ночью в туалете. Уже не в щечку.
💗
Хенджин больше не бесит: Феликс узнает его лучше. Они втроем с Чанбином ходят по магазинам и много проводят времени вместе.
Чанбин с Хенджином хихикают и заставляют Феликса разговаривать по-корейски: общаться с продавцами-консультантами, заказывать еду, звонить самому преподавателям и отвечать курьерам. Феликс ужасно боится, но делает, и у него получается все лучше.
Чанбин придумывает тысяча и один нелепый подкат к Хенджину, тот ржет, в порыве смеха ударяясь обо все поверхности вокруг, и вслед за ним смеется уже Феликс.
🗡️
— Ты уже очень хорошо разговариваешь, — они сидят вдвоем на кухне поздно вечером, и Чанбин ест вареную куриную грудку с соусом «ноль калорий» и слушает Феликса. В последнее время его мышцы выросли чуть ли не вдвое, и делать ему массаж — больше не хобби Феликса, которое позволяет утолить кинестетический голод, а необходимость для тела Чанбина, которое нужно грамотно расслабить перед следующей тренировкой.
Они уже почти не переходят на английский. Феликс использует простые слова, но изъясняется уже достойно, и над ним почти не смеются за пределами общежития.
— Я практикуюсь каждый день, — кивает Феликс, — иногда даже думаю на корейском.
— Это круто, — кивает Чанбин, — я бы так не смог, ты такой удивительный.
Феликс смотрит на него как-то слишком пристально, а старший даже перестал жевать, набив щеки курицей.
Феликс видел в одном фильме, как девушка в столовой смела поднос с едой в сторону, залезла на стол и поцеловала парня, который с ней принимал пищу.
Феликс так не поступит: разбитая тарелка привлечет мемберов; ему не хватит длины ног и ловкости, чтобы сходу забраться на узкую барную стойку; Чанбин расстроится, что его ужин на полу.
Чанбин в целом может расстроиться.
А Феликс не такой человек, который будет его расстраивать.
— Ты видел? — Чанбин спрашивает с набитым ртом, потом дожевывает и заканчивает нормально, — Чонин в чат кидал видосики фанатские. Мы — чанликсы, а Минхо с Ханом — минсоны. — Чанбин смеется сначала как обычно, громко, а потом испуганно закрывает себе рот рукой — кто-то может спать. — еще есть ты и Хенджин, это хенликсы.
Феликс фыркает:
— Почему не фелиджины? Феджины… — он задумывается на несколько секунд и стонет, — а хрен с ним, хенликсы и правда лучше звучит… да, видел, конечно. Ты забыл хенибини.
— Бинихены звучит как два старших близнеца Бина, — Чанбин усмехается. — Самое забавное, что в ком-то они не ошибаются…
Феликс знает, о ком речь, потому что эти кто-то сегодня опять спят на одной кровати за шторкой. Но где-то в груди надежда легонько проводит по сердцу ноготочком и подмигивает.
— О, и насчет кого же? — Улыбается он так невинно, как только может.
Чанбин кивает головой на комнату, где спят Джисон с Минхо, и усмехается:
— Хорошая шутка.
Феликс складывает руки на груди и и хмурится:
— Это не в счет, там все слишком очевидно. Как там… — он подбирает слово и произносит по-английски, — канон? Как по-корейски это?
Чанбин пожимает плечами:
— Да так и будет, канон. Есть ли еще кто-то, ты это имеешь в виду? — Чанбин своим подмигиванием стреляет в Феликса лезвием острее, чем были у Чана в период стажировки. Оно зазубренное, и рана уже не затянется гладко. Феликс кивает так серьезно, как только может, чтобы исключить из разговора даже намек на шутку. Чанбин вытаскивает лезвие медленно, смакуя каждый слог, разрывая все внутренности, — может быть, — хитро говорит он, быстро моет опустевшую тарелку и, коротко обняв Феликса за плечи, уходит спать в комнату хён-лайна.
💝
Чанбин просит у костюмеров рубашку, чтобы не выступать в одной майке, и впервые спорит с ними, покраснев.
Чанбин набрал вес и выглядит просто прекрасно. Феликсу хочется укусить его за щеки, за большие бицепсы. Он даже пару раз это делает, пока массирует старшего после очередной тренировки. Тот весело визжит, сучит ногами и не помогает унять острый приступ агрессивного умиления.
Тренироваться в одном зале становиться тяжелее: футболки на Чанбине натягиваются, заставляя представлять вещи, о которых думать на тренировках не надо.
А еще становится очень грустно.
Потому что Чанбин почему-то уверен, что он жирный.
Стей совсем не спасают положение, когда не кричат при его появлении. Когда Чанбин проигрывает в опросах на симпатию к мемберу.
Когда Чанбин сидит в зале на полу, откинув голову на диван, и загнанно дышит, Феликс садится рядом и привычно начинает разминать его плечи и руки, периодически просто поглаживая.
— Много жира, да? — Чанбин притворяется, что ему на все насрать, но Феликс понимает, что, в индустрии, где все помешаны на красоте, ему не просто. Не понимает только, почему индустрия не понимает, что Чанбин — буквально самый идеальный человек на планете Земля.
— Никакого жира, — качает головой Феликс, щипая его, — я чувствую только сильные мышцы, много первоклассного мяса. Много силы. — Он хлопает его по рукам, и Чанбин довольно выдыхает. Пальцы Феликса чувствуют расслабление.
— Ты всегда готов говорить мне комплименты.
— Я всегда готов говорить тебе правду.
Феликс лукавит. Он никогда не говорит всей правды.
— И какая же правда?
— Ты это ты, — просто говорит Феликс. — И ты идеален.
Чанбин лицом не выражает ничего, но под руками Феликс чувствует каждую эмоцию: спина напрягается, расслабляется после пары неровных вздохов и позволяет пальцам глубже провалиться в мышцы.
Минуту спустя он резко выдыхает воздух через губы и качает головой из стороны в сторону.
Не верит.
❤️🔥
Он целует Чанбина впервые, когда они снимают какой-то контент в коттедже. Пока все пьют на улице, Феликс просит помощи достать лед из морозилки: «Он там намертво, хён».
Резко толкает его к стене, когда они идут по темному коридору, прижимается и благодарит Бога за то, что он чуть выше Чанбина — невероятно удобно просто немного наклониться и найти своими губами его губы, стараясь вбить в него свое лезвие.
Чанбин легко целует его в ответ, меняет их местами, вжимая Феликса в стену, и больно кусается. Он тяжело дышит, хватает Феликса за шею, другой рукой обхватывая тонкую талию.
Но лезвие Феликса уступает. Оно, наверное, для раскаченного теперь Чанбина, слишком короткое, слишком маленькое, края отполированы. Рана не оставляет следов.
Между ними витает запах пива и вины.
Которые усиливаются на утро, когда Чанбин, на обратной дороге, прячет глаза за очками, рот за маской, уши защищает большими наушниками, а руки засовывает в карманы худи.
Хенджин совсем не читает комнату и, при наличии свободных мест, садится рядом с Чанбином и кладет голову ему на плечо.
Тот на это никак не реагирует.
❤️🩹
Ничего не меняется. Чанбин делает вид, что ничего не произошло. Он продолжает общаться с Феликсом как раньше, и Феликс подыгрывает, насколько это возможно.
Потому что теперь держаться отстраненным намного сложнее.
В смехе Чанбина мерещится то насмешка, то призыв.
Во фразах всегда находится двойной смысл.
В его вздохах Феликсу слышится его тяжелое дыхание в том коридоре.
В прикосновениях его рук — …
Когда Чанбин вызывается делить с ним номер в отеле — никто не удивляется. Кроме Феликса.
Он нервно ходит по номеру, массируя сам себе руки, чтобы хоть чем-то их занять. Моется. Придирчиво смотрит на себя в зеркало и поправляет прическу. Расстроенно смотрит на свою старую пижаму с шортами, больше похожими на трусы.
Чанбин приходит совсем поздно, когда Феликс перенервничал настолько, что уснул поверх покрывала.
Сквозь сон он чувствует, как теплые руки приподнимают его и двигают на соседнюю сторону кровати, накрывая одеялом. Чувствует, как старший обнимает его со спины, крепко прижимая к себе.
Он еще долго не может понять, слышал ли он это или ему привиделось, но возле уха кто-то тихо прошептал голосом Чанбина:
— Я тебя люблю.
❤️🩹
Феликс готов расцеловать подразделение, занимающееся съемками, потому что в очередной раз им дают возможность выпить и отдохнуть за городом. Они поют смешные песни в караоке, играют в игры. Феликс на пару часов даже забывает, в какую камеру играть, настолько все естественно проходит.
Джисон утопает восторженно-маслянистым взглядом в Минхо. Тот попивает пиво, развалившись на плетеном стуле, как будто в какой-то рекламе. Он не накрашенный, растрепанный и правда очень секси. Феликс понимает, почему Джисон влюбился.
Феликс переводит взгляд на Чанбина, который, как это часто бывает на таких посиделках, ведет разговор. Он травит какую-то байку уже минут тридцать, но удерживает внимание слушателей так хорошо, что никто даже не перебивает. Иногда Хенджин уточняет что-то, когда рассеянно выпадает из рассказа, но старший повторяет это другими словами, добавляя подробностей, и интерес тех, кто слушал внимательно не угасает все равно.
Феликс переводит взгляд с одного мембера на другого, каждый раз задерживаясь на Чанбине.
Он вдруг понимает, что не может объективно сравнить Чанбина ни с кем другим.
Он может для себя решить, кто красивее на его вкус.
Он может выбрать, кто из группы самый пластичный, кто — самый артистичный.
Он определенно знает самого внимательного участника.
Он знает, кто самый веселый.
Кто ответственный.
Кто смелый.
Кто работоспособный.
Кто…
Но когда он смотрит на Чанбина, он не находит конкурентов.
Каждый из них лучше других в чем-то.
Но Чанбин — это Чанбин. И он идеален.
Они идут в одну комнату, за ними идет Сынмин, и Феликс чувствует себя более чем комфортно. Три — безопасное число для ночевки. Три — это спокойно.
Но Сынмин, забрав свои вещи, ехидно улыбается:
— Я выгнал Лино-хёна с кровати к Хану на диван на последнем этаже. Счастливо вам поспать на полу!
Феликс и Чанбин понимающе переглядываются. Это не Сынмин выгнал Лино-хёна, это Лино-хён ушел к Хану. Хорошо, что под их комнатой — комната Чана и Йены: Чан храпит на невозможных децибелах, а Йена надрался так, что не вспомнит завтра, какой сейчас год.
Они раскладывают матрас на полу, и он ужасно маленький. Они сплетаются ногами, и Феликс обнимает старшего, как большую подушку, наслаждаясь теплотой его тела. Ноги мерзнут, и он упирается в него ступнями, чтобы погреться. Чанбин шипит, но не отстраняется.
Гладит вдруг Феликса по волосам. И целует его нежно, совсем не так, как тогда, в коридоре. Аккуратно проводит языком по верхней, а потом по нижней губе, раскрывая их. Выдыхает зубной пастой с зеленым чаем ему в рот.
Феликс отвечает в тон: медленно открывает рот и аккуратно поддается поцелую, как будто бы Чанбин сейчас может исчезнуть.
Феликсу так не хочется.
Ему хочется сжать Чанбина. Хочется, чтобы он вжимал в матрас, чтобы он больно впился пальцами в талию, прижимая к себе. Феликсу хочется почувствовать на себе всю силу его раскаченных рук, он хочет принять вес его тела, он хочет…
Слишком многое, а позволяет себе всего-ничего: прижаться боком и тихонько простонать Чанбину в губы.
— Прости, — говорит Чанбин сбивчиво и отстраняется, в неловком жесте в темноте тянется, чтобы пригладить свои волосы.
— Нет. — Феликс не готов повторить для себя всю ту агонию между первым и этим поцелуями, — продолжай.
Феликс смелеет и перехватывает инициативу. Он сам сминает Чанбина, сам впивается в него, крепко держит и целует с напором, нависая. Феликс раздвигает коленом ноги старшего, чтобы удобно лечь на него сверху, но тот останавливает его, аккуратно кладя руку на грудь Феликса.
— Не надо, — говорит он загнанно и виновато. — Не надо, пожалуйста.
Они засыпают на разных сторонах матраса, но просыпаются в обнимку. Чан хихикает, когда они вдвоем с оператором видят эту картину, и бежит обниматься к ним.
💗
— Ты достал валяться на моей кровати! — Кричит Хенджин, пытаясь сделать вид, что сердится. — Ты специально на ней засыпаешь. Ну как можно ее перепутать со своей? Это было преднамеренно! — Он тычет в Чанбина указательным пальцем и поворачивается к Феликсу, ища у него поддержки. — Свидетель, внесите в протокол! Он виновен!
Чанбин смеется высоко и кутается в одеяло Хенджина.
— Это было бы преднамеренно, если бы ты уже лежал на этой кровати.
Хенджин на миг замирает в шоке, а после разражается громким хохотом, сопровождая его беспорядочными махами головой, такими сильными, что случайно запинается на ровном месте. Споткнувшись, он ударяется о край кровати Чонина.
От этой картины Феликс и Чанбин ржут уже вдвоем, показывая на Хенджина пальцами и смахивая слезы в уголках глаз.
❤️🩹
— Да, поскольку у нас есть некоторые… незапланированные шипы, — менеджер смотрит на Джисона, который привалился к Минхо, и фыркает. Минхо посылает менеджеру воздушный поцелуй, а Хан легонько хлопает его по руке, цокая. — Нужно будет добавить фансервиса. Минхо, повзаимодействуй с Сынмином, — Сынмин закатывает глаза с такой силой, что они грозят перевернуться, — Чанбин, ты, как обычно, с Хенджином.
Хенджин весело обнимает Чанбина, складывая на него свои длинные руки. Старший хохочет уж слишком довольно и танцует свой победный танец.
Который, вообще-то, они с Феликсом придумали вместе.
И что это еще за: «Как обычно»?
Хенджина снова хочется ударить.
Феликс перестает стесняться совсем. Нужен фансервис? Он его устроит!
Он не скрывает двусмысленных взглядов, лапает Чанбина совсем по-хозяйски, на фанмитинге натурально трогает его член перед десятками тысяч стей. А что? Не нужно было такие конкурсы придумывать, ехидно решает он.
Чанбин сначала просто смеется и отшучивается. После — неловко смеется и отшучивается. Еще через некоторое время Феликс замечает, что их общение вне камер стремится к нулю.
❤️🩹
Феликс зависает над очередным прочитанным сообщением, которое хён оставил без ответа. Ничего важного, простое «как дела?».
Это не было проблемой, пока Феликс думал, что 3RACHA усиленно работает над альбомом.
Это стало проблемой, когда Феликс увидел фотографию Хенджина в бабл, где он, вместе с Чанбином, ест в «Чили-краб».
Это стало большой проблемой для Феликса, когда Хенджин отвечает на своем прямом эфире, что в последнее время много времени проводят с Чанбином: они часто едят вместе и тренируются.
❤️🩹
Раны от лезвия, которое всадил в него Чанбин, кажется, загноились.
В Феликсе столько злости, что он готов спалить весь мир.
Видео с нелепым названием: “Хенибини. Хронология”, находит его неожиданно, между просмотром о том, «какой процессор лучше в этом году?» и видео «снимаем отеки за 10 минут».
Четыре часа этой нетленки пролетают для Феликса слишком быстро.
И чересчур болезненно.
Какие-то моменты мозг определяет, как «это вот точно был фансервис», но тут же помечает ярким стикером: «так правдоподобно сыгранный?». Но какие-то…
Какие-то моменты делают больно Феликсу так сильно, как будто бы в него всадили не одно, а тысячи лезвий. Не вытащили и прокручивают. Он подмечает те же фразы, которые Чанбин доверительно говорил ему в тени гостинной, пока все спали. Замечает те же привычки — одинаковая манера объятий. С самого, мать его, дебюта…
И замечает вдруг то, чего не было в их с Чанбином «хронологии».
Взаимности.
Хенджин кринжевал с подкатов и смеялся, махал руками и куксил смешные рожицы. Неизменно вкладывая свою руку обратно в руку старшего. Продолжая его обнимать.
Чанбин всегда держал до последнего зрительный контакт и практически никогда не отстранялся первым. Нет, от Феликса Чанбин не шарахался. Но всегда первый отстранялся, ровно в тот момент, когда у Феликса начинали шевелиться в животе бабочки.
Или черви от гноящейся раны, которую оставил Чанбин.
Чем больше Феликс продвигался к концу видео, тем чаще Хенджин сам игриво подначивал Чанбина. Тем чаще он начинал сам привлекать внимание Чанбина. Тем больше они начинали походить на парочку.
❤️🩹
Они сидят в кабинете, обсуждая новый контракт, и Феликс наблюдает так сильно, как только может.
У него есть единственный референс, в котором он уверен, поэтому он вбирает глазами Минхо и Джисона. Он хочет запечатлеть их динамику у себя в подсознании, а потом сравнить, потому что сейчас — это единственное, что он может. Он проводит настоящее исследование.
Феликс помнит, как первые годы они смущались своего же флирта. Как у Минхо постоянно горели уши. Как постоянно горел весь Джисон, с ног до головы.
Он записывает в мысленный блокнотик их пристальные взгляды. Когда Джисон встает, чтобы принести себе воды, Минхо, не стесняясь, плотоядно на него пялится. Под столом они явно играют руками — если намеренно не смотреть, то не заметишь.
Но Феликс смотрит так намеренно, что Минхо, заметив его взгляд, вопросительно приподнимает бровь, а Джисон довольно улыбается, собственнически притягивая старшего к себе, обнимая.
Он переводит взгляд на Хенджина и Чанбина, которые сидят рядом. Смотрит так старательно, что в глазах щиплет — моргает он редко.
Он не видит ничего того, что замечал в Минхо и Джисоне.
А потом Чанбин говорит, что хотел бы жить с Хенджином. Хенджин закатывает глаза, жеманно отмахивается и говорит, что лучше бы жил с их менеджером, только бы не с Чанбином. Все смеются, а Хенджин вдруг кладет свою руку на руку Чанбину и томно тянет:
— Конечно, дорогой, а как иначе?
Все смеются уже совсем истерически. Чанбин притягивает к своей груди их сцепленные руки, и Хенджин начинает ржать в голос, отнимает свою руку и бьет ею по столу. Он больно ударяется, начинает ныть, и тут уже от смеха не могут сдержаться их менеджер и двое юристов.
Феликс смеется вместе со всеми, расслабленно выдыхает.
«С кем только кого не шипперят», — мысленно он закрывает свой воображаемый блокнотик и убирает на дальнюю полку своего разума, туда же отправляет видео, которое смотрел накануне.
Вдруг он перехватывает взгляд Чанбина и не понимает, почему ему кажется, что этот взгляд виноватый.
А после, когда он сам идет на перерыве в туалет, он видит, как в закутке, у куллера, Хенджин смущенно быстро целует Чанбина в губы и убегает.
Чанбин улыбается, как идиот.
🗡️
Феликс не знает, как лечат такие раны.
«Да, теперь я смотрю аниме. С Хенджином».
Фекликс не понимает, нанес ли он их себе сам, или это сделал Чанбин.
«Хенджин заказал мусорку, и мы ждали ее месяц! Это ужас какой-то. Она настолько дизайнерская, что я теперь вообще не могу ее найти дома».
Феликс играет днями и ночами, когда нет расписания, убивая, убивая, убивая в разных играх монстров, и в каждом из них видит то себя, то Чанбина.
Хенджина, почему-то, не видит ни в ком из них. Он видит только прямые эфиры Хенджина со второго аккаунта, бабл Хенджина, ответы на комментарии Хенджина в фансе.
«Моя женушка сейчас в студии, 3RACHA много работает».
«С днем рождения мою женушку!»
«Да, я опять один, моя женушка на работе»
«Чанбин любит все миленькое, я купил ему розовый коврик в комнату, и он был в восторге!»
«Чан, Хан и моя жена сейчас пишут музыку, они очень заняты. Что вам нарисовать сегодня?»
Феликсу всего этого хватает с головой. Хенджин выглядит таким счастливым, что хочется пожелать ему счастья.
А потом сдохнуть.
С горькой усмешкой Феликс думает, что у него запоздалый подростковый кризис.
Сынмина дома нет. Он торжественно обещал не возвращаться до завтра, потому что у них с Чонином предвиделась крепкая попойка, пока Чан умотал в Китай к другу. Феликс в его отсутствие абсолютно не следит за своим графиком. Он не помнит, ел ли он сегодня вообще и когда в последний раз вставал в туалет.
В дверь звонят, что странно, потому что Сынмин с Чонином никогда не пьет так, чтобы не помнить код от замка.
На пороге стоит Чанбин и выглядит так разбито, что хочется вызвать полицию. Только такие случаи полиция не регистрирует.
— Впустишь? — Старший смотрит настолько виновато, что, где-то в глубине души, Феликсу по-садистски даже приятно.
Он пожимает плечами и пропускает Чанбина в квартиру. Молча наливает ему стакан воды — на чай для Чанбина у него нет ни сил, ни желания.
Феликс давит в себе весь жестокий стендап, который зарождается в его голове.
«Что, женушка не дает, прибежал к более подходящему варианту?»
Он ломает все иглы, что хочет выпустить.
«Я думал, 3RACHA пишет музыку, а не ходит по чужим квартирам ночью».
Он сглатывает весь яд, что накопился у него во рту.
«Ваша дверь в квартиру с Хенджином настолько дизайнерская, что ты не смог ее найти?»
Он молча садится в кресло в гостиной, складывает руки на груди и ждет.
— Я не возвращаюсь домой раньше ночи, — вдруг непривычно тихо говорит Чанбин севшим голосом. Он сел рядом, на диван, широко расставив ноги. — Я выдумал себе вдохновение, позвал парней в студию, а сам показываю им свои старые треки, которые никто не видел. Они классные, но это не новая работа.
Феликс угукает, абсолютно не понимая, к чему он ведет. Он замечает, что ковыряет прыщик у себя на руке, чтоб как-то занять руки. Он облизывает губы и, все, что он может из себя выдавить это сухое:
— И?
Чанбин прижимает ладони к лицу и вдруг делает то, что Феликс никогда прежде не видел с момента их съемок шоу на выживание. Хотя и тогда это было… не так.
Чанбин судорожно всхлипывает.
Он плачет так же громко, как и разговаривает, и это ужасает Феликса настолько, что он, забыв про все на свете, бежит к Чанбину с салфетками.
Садится рядом и, с силой отняв его руки от лица, впихивает ему в руки салфетки. Тот сморкается и вдруг обнимает Феликса.
Он висит на нем, горько всхлипывая ему в плечо, периодически совершая попытки привести себя в порядок с помощью салфеток. Выходит откровенно плохо: пол уже усеян жертвами соплей, а потоп воды из глаз Чанбина не останавливается. Как будто бы он копил эти слезы все эти семь лет.
Феликс растерянно гладит его по голове и по плечам, отмечая в себе противное удовлетворение от плачущего Чанбина. Отмечая, что его собственное тело обожает обнимать Чанбина. Ощущения под руками нисколько не изменились, с первого дня и до сих пор, Чанбин — лучшее, что когда либо трогал Феликс.
Наконец, с окончанием салфеток заканчиваются и слезы, и старший, стыдливо отстраняясь, говорит, периодически шмыгая носом.
— Ёнбок-и, я запутался…
— Ты всегда можешь поставить второе мусорное ведро у себя в комнате, не перепутаешь, — Феликс почти ненавидит себя за то, что отвечает так жестоко. И даже двусмысленно.
Он хочет вонзить в Чанбина столько лезвий, сколько в него влезет, пусть они у Феликса маленькие, пусть они почти не колят. Но если одно из них, то, крохотное и тонкое, наконец, дошло до сердца Чанбина, он хочет вонзить в него их все и готов ждать еще хоть двадцать лет, пока они также достигнут его сердца.
Феликс этого не делает. Держит все свои маленькие острые лезвия в руках, сжимая их так сильно, что с рук капает кровь на любимый коврик Сынмина. Хорошо, что метафорическая.
Чанбин вдруг разжимает его руки — лезвия все падают на пол — он держит Феликса так нежно, что раны Феликса начинают гноиться сильнее.
— Ты как-то сказал, — шепчет Чанбин, — «Ты это ты. Ты идеален».
Феликс чувствует, как в него вонзили еще одно лезвие. На этот раз оно — старое и тупое. Он скоро так умрет от заражения крови, у него совсем нет к такому иммунитета.
— Я не могу без тебя, Ёнбок-и, — Чанбин дает конфету и тут же ее отнимает, — я… не знаю, что это за чувство, но я не могу без тебя. Ты мне нужен.
Феликс тоже не знает, что это за чувство. Как можно хотеть человека так сильно и так же сильно хотеть никогда его не встречать?
— Давай жить вместе? — Чанбин трясет Феликса за руки, а его отчаянные нотки в голосе можно потрогать рукой. — Я скажу завтра Сынмину, и он поменяется, он без проблем…
В кармане старшего что-то настойчиво пищит, и Чанбин вытаскивает телефон, читает сообщение. Набирает что-то в ответ и начинает собираться.
— Мне пора, там… у Хенджина засохли банки с краской, надо помочь открыть, — он надевает кроссовок, запинается и чуть не падает, ударяясь головой о дверь. — Я позвоню Сынмину завтра, мы все переиграем, да? — Чанбин сам кивает после своих слов, а Феликс наблюдает за его сборами молча, понимая, что он не чувствует свое тело.
Феликс смотрит на происходящее отстраненно, будто ему показывают фильм. Он больше не чувствует боли, не чувствует рану от лезвий Чанбина. Он издает смешок, но Чанбин трактует по-своему:
— Ты только не плачь, мы все переиграем… — рассеянно бормочет Чанбин, натягивая на себя толстовку.
— А мы играли? — Тихо спрашивает Феликс.
— Что?
— Ничего. Хенджину привет.
Чанбин не звонит Сынмину ни на следующий день, ни на следующей неделе.
❤️🩹
Минхо уже вторую минуту нахваливает песню Хана на интервью.
— Twilight — совершенно особенная песня. Все песни Хан-и это как отдельный жанр! Они такие чувственные и эмоциональные, когда он в роли продюсера и мы с ним записываемся…
Джисон сверкает, как трехлетний ребёнок, который выиграл свою первую медальку.
Наконец, еще через пять минут, журналист прерывает Минхо и спрашивает то же у Чанбина.
— Какая песня вам нравится из альбома?
Чанбин хитро улыбается и поет кусочек новой песни I like it.
Тот кусочек, от которого сердце Феликса издает звон разбитого бокала.
Он больше не слышит ничего, что происходит в комнате, кроме шума в ушах. Глаза выхватывают смеющиеся лица мемберов и один сочувствующий взгляд Минхо.
Когда речь доходит до него, Феликс блекло говорит, что ему нравится заглавка, и все одобрительно кивают.