Спасение

Стать Нежитью – мечта многих парней Изгороди, и далеко не каждому подвластно к ним вступить. Клану десяток лет, хотя небольшой группой они собрались еще раньше.

Ракель ненавидел имя, каким его нарекли. Пока рос, мальчишку часто задирали и дразнили овечкой. Ракель каждый раз ввязывался в драку, и часто получал, во рту, кажется, поселился солоноватый привкус крови, но это все равно его не останавливало. Бабушка не переставала вздыхать и качать головой, принимаясь обрабатывать новые ссадины, что образовывались поверх не успевших толком зажить старых. К четырнадцати годам тело Ракеля начало меняться: мышцы стали расти и крепнуть, и в росте прилично прибавил. Вместе с ним возмужали и двое его друзей. Вот тогда обидчикам пришлось несладко. Ракель узнал о том, что некоторые писатели брали себе псевдонимы и последовал их примеру, вот тогда и появился Бизон. Мано стал Саолой, а Ухин – Гауром.

Только Бизон отметил двадцатилетие, как его волосы стали покрываться сединой, он приходил в ярость, видя, как виски все больше белеют. Саола предложил помощь и с помощью специального состава превратил его темные волосы в огненно-рыжие, это вышло ненамеренно, но зато седины не было видно. Чтобы поддержать главу клана, другие (а их число выросло до пяти) тоже перекрасили волосы в яркие цвета, и это стало еще одной их отличительной чертой. Тогда к ним и приклеилось название “Нежить”, что вполне устроило парней. Придать себе еще более устрашающий вид они решили с помощью курток из кожи с множеством цепей, шахтерских грубых штанов и их же массивных кожаных ботинок, которым добавили звонкие стальные набойки.

Состав Нежити особо не менялся в течении последующих десяти лет, приняв в свои ряды еще троих после получения названия и славы, хотя от желающих вступить не было отбоя. В то время собрался еще один клан, что прозвали Смертниками – щуплые ребята в свободно висящей рабочей одежде с синдромом широкой спины и чего-то огромного в штанах, судя по походке. Нежить никогда не вступали в драки с теми, кто слабее, но эти сами кидались в бой и получали уже в ответ.

Когда Бизону перевалило за тридцать, появился очередной кандидат, который сказал, что не желает ничего больше, чем стать Нежитью. Это был крепкий парень двадцати лет с такими же огненно-рыжими волосами, что и у главы. Что-то в нем напомнило Бизону самого себя. Киар получил свой шанс, и был принят в клан, исполнив три “желания”: получил свой псевдоним, сменил одежду и покрасил волосы. Если с первыми двумя пунктами у него не возникло проблем, то вот с третьим свыкнуться было очень непросто, и вот почему… 

Зебу трясся, ожидая своей очереди. С прошлой покраски прошло достаточно времени, корни начали отрастать. Такой подлости от своего организма он никак не ожидал. Парень не мог забыть тех непередаваемых ощущений, что были после первого раза, когда он вылетел из покрасочной с воплем: “Гало испеки!”. Голову пекло так, будто светило так и сделало, и не с кем-нибудь, а с ним. Раз в пять недель приходилось поддаваться экзекуциям, пытку изощренней он и представить не мог. 

Саола только закончил с волосами Бонго. Мятноволосый парень гордо задрав подбородок прошагал мимо, от его головы исходил легкий пар. Будто и не он перестал истошно вопить всего пару минут назад. А уж какие выражения он выкрикивал! Зебу проговаривал, чтобы не забыть и позже узнать, что они значат. Парень сглотнул, поправил прищепку на носу, сжал трясущееся колено, пытаясь унять дрожь, распрямился и зашел в помещение.

Саола принимал в небольшом строении, в стороне от дома. Несло оттуда хуже, чем от неухоженного свинарника. Прищетка лишь придавала успокоения, запахи выжигали слизистую рта, глаза слезились бесконечно. А хозяину покрасочной было хоть бы хны, он только кисти защищал чудными перчатками до локтя из неясного материала. Свои волосы он красил прядями: зеленый, желтый, голубой, ну и какой вздумается, менял по настроению. Своей девушке (наличие которой само по себе было удивительным) тоже окрашивал волосы разноцветными прядями. Пара смотрелась весьма необычно.

Зебу занял кресло. С прошлого раза на том появилось несколько новых прожженных дыр, дерево не выдерживало контакт с краской. А головы Нежити вполне, так что те хмыкали, когда слышали в свой адрес: “голова твоя дубовая”, а иногда: “тупой как пробка”. На что у них были неопровержимые доказательства того, что такие умозаключения неверны, в виде того самого кресла. Про действие веществ на то, что находилось внутри черепной коробки, все как-то забывали, что и неудивительно.

Ожидание длилось бесконечно долго, а сам процесс – вечность. Зебу каждый раз казалось, что когда он покинет покрасочную, то мир успеет измениться, вырастет как минимум несколько поколений новых людей. Но каждый раз, как он выходил, узнавал, что прошло не больше двух часов. Так случилось и в этот раз. Он старался не свалиться в обморок, хотя бы до тех пор, пока не окажется дома и не попросит у матери банку жира. Опытным путем он выяснил, что данная субстанция немного успокаивает кожу головы, зуд утихает. Каждый раз мать говорила, чтобы сразу сунул голову хряку в зад, чтобы поближе к жиру и продукт не переводил. Правда потом сразу же утверждала, чтобы не смел так делать, а то знает она сына и его умственные способности. Зебу лишь буравил взглядом пол, пока его отчитывали, и все равно получал необходимое. Ну а к вечеру отец ремнем придавал его заду оттенок схожий с цветом волос. “Раз в пять недель, не так уж часто”, – успокаивал себя Зебу, возвращаясь домой с восьмой по счету экзекуции.

С наступлением лета пришла беда откуда не ждали. Гало предательски припекал. В куртке из кожи и шахретках (так называли штаны), да к тому же грубых ботинках, существовать под лучами светила стало практически невозможно. Вступив в клан осенью, Зебу как-то и не задумывался об этом, а с наступлением тепла, собратья сообщили, что ходят так весь год (как он узнал позже – врали, решили так испытать новенького). Зебу купался в реке, не снимая вещей, иногда залезал в бочку для полива урожая, долго понежится не удавалось, отец гнался, выудив ремень из штанов, и всякий раз догонял…

Все изменилось в один день. Зебу упал в обморок прямо у прилавка, где работала предмет его воздыханий. Грезэ тогда стащила с него куртку и ботинки, оставив штаны лишь ради приличия, и заверила, что вернет вещи лично главе клана в руки, после того, как вместе с его бабушкой задаст тому трепку. А бабулю Эртр боялись все, у нее всегда наготове были самые упругие лозины в округе, и отхаживала она ими и тридцатилетнего внука, и всю его “шайку”, не разбирая на своих и чужих. Стоило услышать грозное: “Раке-е-ель”, как все бежали врассыпную, перепрыгивая соседские заборы, не замечая собак, уцепившихся за штанину или зад, и стоптанные грядки.

Зебу подарил Грезэ в благодарность брошь, а та сказала, чтобы зашел за ней после работы. Он чуть еще раз в обморок не грохнулся. Девушка старше на четыре года, очень привлекательна, но любые ухаживания пресекала на корню, а тут напрямую указала, что вечером пойдет с ним. 

Зебу проторчал в прохладной реке около часа, пока мысли не прояснились. А на берегу сорвался с места и чуть не вынес входную дверь в дом, забыв как открывается. Перемерил все, что было. И только к моменту выхода смог определиться. Наспех уложил волосы, несильно надушился отцовским одеколоном, прихватил с кухни маминых сладких пирожков, домчал до поля, где нарвал цветов, и вальяжно пошел по улицам до прилавка. Сердце готово было выпрыгнуть, щеки изнутри изгрыз, но внешне старался держаться.

Грезэ внимательно осмотрела его, кивнула, приняла букет и завернутые в бумагу пирожки. Зебу получил поцелуй в щеку, и больше ему для счастья ничего не надо было.

Они вышли за пределы городка, прогулялись вдоль леса до поляны, где до темна беседовали, присев на бревно.

По пути к дому девушки, она все же решилась сказать о том, что беспокоит.

– Не место тебе среди Нежити, ты слишком хороший парень для этой шайки: добрый, нежный. Вот зачем тебе все это, подумай, – сказала она, взяв его руки в свои, и мягко улыбнулась, не отводя взгляда с его глаз.

Ну разве он мог пойти против такого приема? Зебу и сам знал, что слишком мягкий для бесконечных разборок, а если была возможность избавиться от покраски волос и дурацкой одежды, так он всеми конечностями за. Пообещав подумать об этом, парень получил поцелуй в щеку и долгие крепкие объятия. И все мысли разбежались.

Весь следующий день Зебу собирался с силами, чтобы поговорить с Бизоном, но, как оказалось, этого уже не требовалось. Из клана его выперли с превеликим удовольствием, за что даже как-то обидно стало немного. Как оказалось, Грезэ все же дошла до бабули Эртр, и та задала такую трепку Бизону и тем, кто сбежать не успел. Она пригласила ребят на чай с пирогом, а те и рады были стараться, пока она двери не заперла и не достала новую лозину. Двое успело слинять через окно, третьего она схватила за пояс и отходила лозиной. Тут же рявкнула, что если кто еще ломанется наружу, то придет к ним домой, выволочит на улицу и выпорет прямо на пороге. Позорится на всю округу желающих не нашлось, так что Нежить собралась в некую очередь, где любимый внучек шел последним, и вынесли побои и нотации с какой-никакой честью.

Удивляться, что Зебу после такого выперли, естественно, не стоило. Грезэ была в любимицах у бабули Ертр, и если та еще что ляпнет, то ждать Нежити что-то покрепче лозин, хотя куда уж, но в изобретательности этой грозной женщины никто не смел сомневаться.

Киар (от псевдонима Зебу пришлось отказаться) в тот вечер снова пришел за Грезэ к лавке, явно расстроенный произошедшим. Ссутулившись, он бубнил о том, что понятия не имеет, что теперь делать. Распрямиться заставил поцелуй, на этот раз в губы, короткий, но пьянящий, и очередные крепкие объятия после. Разве после такого можно продолжить унывать? Грезэ сказала, что у нее есть неплохая мысль насчет того, чем же Киар может заняться. И пока они прогуливались в сторону окраины города, успела поделиться идеей. Киар не то чтобы был против, вот только сомневался, что удастся договориться.

Грезе оставила поцелуй на щеке и скрылась в баре, всего на мгновение, и появилась на пороге уже вместе с вышибалой.

– Ближе к делу, – пробасил Орк, размяв шею.

Грезэ коснулась его предплечья и прощебетала совсем не своим голосом:

– Берн, я слышала, тебе смена нужна. Киар – отличный вариант, только поднатаскай его немного.

Вышибала смерил его взглядом, будто они не были знакомы почти всю жизнь младшего, и кивнул.

– Даю неделю, не справишься – пеняй на себя.

Зебу широко улыбнулся и кивнул. Девушка прощебетала благодарности, и встав на носочки, дотянулась до щеки Орка, оставив на ней поцелуй, ради которого тому все же пришлось немного наклониться. Он потянул уголок рта в сторону в улыбке, потрепал ее по макушке и скрылся в баре. Киар опешил, но решил, что расспросит, отчего Орк с ней такой… не Орк, как-нибудь потом.

Киар внимательно выслушивал наставления всю следующую неделю и неплохо показал себя в борьбе, хотя солоноватый привкус крови во рту сопровождал каждую тренировку. Работа вышибалы состояла из того, чтобы не спускать глаз с посетителей, вовремя вмешаться, а лучше просто вырубить виновников и выволочь за пределы бара. Вырубать с одного удара, да так, чтобы без серьезных последствий – этому и учил Орк.

Инцидентов было не так много, от Орка требовался лишь взгляд, чтобы зачинщики потасовки захотели проделать в стене новый проход. Киар же предпочитал подойти и указать на дверь. Все и так понимали, что если устроить потасовку внутри, то в бар все равно будет дорога закрыта. Их просто не пустят в следующий раз, а питейное заведение у них на всю округу одно.

После того как Киар успешно отработал две первые смены и ушел на выходные, он, естественно, наведался к Грезэ. До этого они виделись лишь урывками, времени ни на что не хватало. Девушка в этот раз была дома и попросила прийти попозже, как стемнеет. 

Киар ждал около калитки, наблюдая за входом в дом. Свет в окнах не горел, все уже, видимо, спали. Грезэ неожиданно появилась с другой стороны, отперла калитку и тут же крепко обняла. Киар расплылся в довольной улыбке и получил заслуженный поцелуй.

Любовь тут же появился с порывом ветра тысячами розовых огоньков, коснулся невидимой ладонью влюбленных и был таков.

Грезэ мягко отстранилась и потянула Киара за руку за собой. Купальня встретила жаром, а они следом накалили воздух еще сильнее. У парня и так все сомнения в правильности решений исчезли, а когда он, потрепанный и невообразимо довольный, спустя время покинул чужой двор, то и мыслей никаких не осталось, только о Грезэ.

Волосы постепенно отросли, и Киару было совсем не жаль прощаться с ярким красным и вернуться к своему рыжему. Грезэ сама его постригла, избавив от последних напоминаний. Одежда стала по погоде и сезону, никаких мучений от покраски, никаких бессмысленных (как он разобрался позже) драк. Кажется, Киар понял, что ошибался в своих желаниях, хотя на него смотрели с недоумением, когда узнавали, что он вовсе не жалеет о том, что покинул Нежить. Им было невдомек, как можно мечтать о чем-либо еще. 

В середине осени он перед сменой заглянул к Орку в кузницу, показал набросок и спросил, сколько будет стоить такой обруч, и как много времени уйдет на исполнение. Киар был удивлен, когда увидел широкую улыбку на лице кузнеца, и еще больше, когда тот похлопал его по плечу и сказал:

– Молодец, вот этот поступок - правильный.

И эти слова очень четко попали в цель, в очередной раз подтвердив, что жалеть ему не о чем.

Через две недели сталь, завернутая в ткань, приятно оттягивала карман куртки, пока Киар направлялся на встречу с Грезэ. Волнение было такое, как в то первое свидание. Любовь, учуяв настроение, был тут как тут. Кружил вокруг, пока пара стояла у калитки. Киар не стал тянуть до конца вечера и сразу вложил обруч, обернутый в ткань, в ее ладони, прижав своими.

– Ты любовь моя и спасение. Не хочу больше ни одного дня и ночи провести без тебя.

А ответом был пылкий поцелуй, отливающий всей нежностью, и крепкие, долгие и такие необходимые объятия.