Похороны да-гэ. Лань Сичэнь знает, что многие главы клана Не умирают в довольно молодом возрасте, сражённые искажением ци, но одно дело знать об этом, а другое — видеть перед собой гроб, в котором покоится тело брата, погибшего такой страшной смертью.
Рядом стоит А-Яо. На его щеках всё ещё блестят дорожки невысохших слёз. Он винит в произошедшем себя, и никакие увещевания Лань Сичэня не помогают. Из-за него да-гэ сорвался, он оказался недостаточно силён, чтобы Песнь очищения уберегла его. Да-гэ умер из-за него. А-Яо тяжело переживает смерть да-гэ.
Но самый сильный удар настиг самого младшего и хрупкого из них. Хуайсан стоит ближе всех к гробу. Лицо обычно такого улыбчивого, жизнерадостного юноши сейчас ничего не выражает, даже слёз не видно. Он пустым взглядом смотрит на гроб, в котором лежит тело его старшего брата. Смотреть на такого Хуайсана Лань Сичэню тяжело. Лучше бы он плакал и звал своего да-гэ, как в первые дни после его гибели, лучше бы кричал, что его брат не мог умереть, не мог его оставить. Страшно представить, какого ему сейчас смотреть на остывшее тело брата и понимать, что тот больше никогда не проснётся.
После похорон Лань Сичэнь подходит к Хуайсану и осторожно кладёт руку ему на плечо:
— Хуайсан.
Хуайсан откликается на своё имя и смотрит на Лань Сичэня. В глубине потускневших глазах юноши плещется боль, но лицо всё также напоминает маску.
— Хуайсан… я… — Лань Сичэнь запинается, не зная, что сказать. Лань Сичэнь никогда не любил использовать банальные фразы о сочувствии, полагая, что от них тянет фальшью. К тому же это явно не то, что сейчас хочется услышать тому, кто только что похоронил самого родного человека. — Если тебе понадобится помощь, ты можешь обратиться ко мне. Я постараюсь помочь тебе.
— Спасибо, эр-гэ, — тихо отвечает Хуайсан, и Лань Сичэнь готов поклясться, что уголки губ юноши немного приподнимаются в улыбке.
— Я и А-Яо рядом, Хуайсан, — добавляет он, тоже легко улыбнувшись и мягко похлопав названного брата по плечу. — Помни об этом.
После этих слов он оставляет Хуайсана и уходит к своим покоям. Ему завтра стоит вернуться в Облачные Глубины.
***
— Глава, Вас хочет видеть глава Не.
Лань Сичэнь удивлённо приподнимает брови. Что привело Хуайсана в Гусу спустя всего неделю после похорон да-гэ? И почему он не предупредил о своём визите? Неужели случилось что-то серьёзное?
— Приведите его ко мне, — приказывает он адепту, доложившему о приезде Хуайсана. Тот кланяется и удаляется исполнить поручение главы.
Лань Сичэнь задумывается, пытаясь понять, что могло случиться. Может, Хуайсану понадобилась помощь с орденом? Всё-таки он стал главой всего неделю назад, к тому же он мало разбирается в тонкостях управления кланом. Неудивительно, что у него могли возникнуть трудности. Но он мог написать, совсем необязательно приезжать лично. Неужели что-то серьёзнее? Может…
Раздумья Лань Сичэня прерывает появление Хуайсана. Вид юноши поражает его. Траурные одежды надеты небрежно и покрыты пылью, а причёска растрёпана. Это не похоже на обычного Хуайсана, который всегда тщательно следит за своим внешним видом. Но сильнее всего бросается в глаза взгляд юноши, горящий каким-то жутким, лихорадочным блеском.
— Хуайсан! — Лань Сичэнь, забыв про правила Гусу, чуть ли не подбегает к названному брату и берёт его за плечи. — Что с тобой?
— Эр-гэ… Да-гэ… он… Сань-гэ… Цзинь Гуанъяо… — пытается ответить Хуайсан срывающимся голосом.
— Успокойся, Хуайсан, — мягко говорит ему Лань Сичэнь, одновременно пытаясь понять, почему вдруг Хуайсан назвал А-Яо полным именем. Он усаживает брата за стол и наливает ему чай. — Выпей это, Хуайсан. Это тебе поможет.
Юноша кивает, берёт дрожащими руками пиалу и начинает пить ароматный напиток маленькими глотками. Наконец он успокаивается, что видно по угаснувшему неестественному блеску в глазах и менее дрожащим рукам. Но Лань Сичэнь всё же спрашивает:
— Теперь можешь говорить?
Хуайсан кивает и на одном выдохе говорит:
— Цзинь Гуанъяо убил да-гэ!
В ханьши повисает тишина. Лань Сичэню кажется, что он ослышался. Как это, А-Яо убил да-гэ? Нет, такого не может быть. Да, они нередко ссорились, Лань Сичэнь сам не раз мирил их. Но у А-Яо не было причин желать смерти да-гэ. К тому же все знают, что да-гэ скончался от искажения ци. Как бы А-Яо мог поспособствовать этому? Не сходится. Тогда почему Хуайсан так уверенно говорит об этом?
— Хуайсан, — наконец может подать голос Лань Сичэнь, — почему ты так говоришь?
— Потому что это так! — восклицает юноша непривычно резким голосом. Это тоже не вяжется с обликом утончённого молодого господина, к которому так привык Лань Сичэнь.
— Но это была случайность, — возражает он, догадываясь, как он думает, о причине странного заявления брата. — Никто не мог предугадать, что очередная ссора да-гэ и А-Яо приведёт к искажению…
— Я не об этом! — перебивает его Хуайсан. Сегодня он совершенно не похож на себя. — Цзинь Гуанъяо убил его намеренно! Из мести, из-за обиды или ещё из-за чего, не знаю, но убил! — Он вскакивает на ноги и кричит, по щекам текут злые слёзы. Лань Сичэнь теряется, он никогда не видел Хуайсана в таком состоянии. Но уже через пару секунд он приходит в себя и просит, стараясь говорить спокойнее:
— Хуайсан, говори тише.
Юноша косится на открытое окно и нервно дёргает плечом. Лань Сичэнь имел в виду, что в Облачных Глубинах нельзя шуметь и повышать голос, но Хуайсан, видимо, подумал о том, что их могут подслушать. Но это неважно, так как юноша садится обратно и продолжает уже спокойнее:
— Он убил да-гэ. Я знаю это.
— Хуайсан, ты уверен в этом? — Лань Сичэню не верится, что А-Яо мог поступить так, но и понимает, что Хуайсан никогда не стал бы намеренно клеветать на кого-либо. Лань Сичэнь скорее подозревает, что какие-то недоброжелатели решили воспользоваться горем и неопытностью Хуайсана, чтобы стравить два Великих ордена между собой или чтобы просто навредить А-Яо, у которого до сих пор существует множество тайных врагов. — Это очень серьёзное обвинение. Нужны веские доказательства.
— Они есть, — отвечает Хуайсан и достаёт из рукава нетолстую книжку. — Я нашёл эти записи вскоре после похорон да-гэ. — Он протягивает книгу Лань Сичэню и начинает быстро рассказывать, словно боясь, что ему не дадут закончить. — Я ещё сам не до конца разобрался, но Цзинь Гуанъяо использовал какую-то Темную технику. Он изменил фрагмент Песни очищения, из-за чего она стала давать противоположный эффект. Он медленно убивал да-гэ все эти дни! Он воспользовался его нестабильным состоянием, чтобы убийство выглядело, как искажение ци, и никто не смог…
— Хуайсан! — резко перебивает его Лань Сичэнь, закрывая книгу, и сжимает пальцами переносицу. Прочитанное подтверждает слова Хуайсана, но кое-что не вяжется. Откуда он мог узнать о Песнях Смятения? Сборник хранится в запретном отсеке библиотеки Облачных Глубин, туда не допускаются даже многие адепты Гусу Лань, что уж говорить о тех, кто не принадлежит их ордену. К тому же он никогда не рассказывал ему, какие именно книги хранятся в запретном отсеке. Но доказательства у него в руках. Лань Сичэнь одинаково верит и А-Яо, и Хуайсану, он не может принять окончательное решение. Да и надежда, что это просто наветы неизвестных недоброжелателей, не желает покидать его. Особенно сейчас, когда он стоит перед столь сложным выбором.
— Хуайсан, — повторяет Лань Сичэнь более спокойно и пристально смотрит на брата, — ты сам нашёл эти записи? Или тебе их кто-то дал?
— Сам… — рассеянно отвечает Хуайсан, а потом хмурится: — Эр-гэ, ты не веришь мне? Думаешь, что я повёлся на чью-то уловку?
— Я не отрицаю такой возможности, — признаётся Лань Сичэнь, немного удивляясь, что Хуайсан догадался о его мыслях.
— Ты думаешь, я настолько глупый? — неожиданно злится юноша, снова вскакивая. Лань Сичэнь снова невольно думает, что Хуайсан сам на себя не похож, словно его подменили. — Или ты хочешь выгородить его? Ты мне не веришь? Думаешь, что я всё это напридумывал?
— Хуайсан, я не говорил этого, просто… — Лань Сичэнь тяжело вздыхает. — Мне трудно поверить в это. Пойми, Хуайсан, я доверяю тебе. Но и А-Яо тоже. Тебя я знаю уже много лет, а с А-Яо мы многое вместе пережили. Я не могу выбирать между вами.
— Вот как… — выдыхает Хуайсан. Он уже не злится, но продолжает стоять на ногах.
— Но это не значит, что я не обращу должного внимания на твои слова, — продолжает Лань Сичэнь. — Я знаю, ты не стал бы раскидываться подобными обвинениями без должной причины. Позволь мне провести собственное расследование, Хуайсан. Позволь составить свою картину произошедшего, и тогда я скажу свой ответ.
— Х-хорошо, эр-гэ, — покорно отвечает Хуайсан. Лань Сичэнь видит, что его брат ждал другого ответа, но сейчас он мог дать ему только это. Ему надо самому во всём разобраться, и только тогда он сможет понять, кому из названных братьев верить.
***
Сомнений никаких. Факты на лицо. Как бы Лань Сичэнь не пытается уверить себя в обратном, он больше не может отрицать очевидное. А-Яо убил да-гэ, причём именно так, как рассказывал Хуайсан. И вырванная страница с нужной мелодией из Песен Смятения — лишь одно из доказательств его вины.
Хуайсан молча стоит рядом. Он не улыбается и даже не напоминает о своей правоте, за что Лань Сичэнь благодарен ему. Впрочем, вряд ли юноша хотел бы оказаться прав. Они по глупости пустили волка к себе в дом, и вот чем это обернулось. Но, пускай да-гэ уже не вернуть, они могут попытаться вывести его убийцу на чистую воду и предотвратить другие возможные несчастья.
— Что ты об этом думаешь, эр-гэ? — подаёт голос Хуайсан после долгого молчания.
— Я не знаю, — признаётся Лань Сичэнь, вздыхая. — А-Яо… — Он осекается, произнося привычное обращение. Нет, он больше не будет так его называть. После того, что он узнал, точно нет. — Глава клана Цзинь хитёр и дальновиден. Нам будет сложно доказать его вину.
— Я уже думал об этом, эр-гэ, — соглашается с ним Хуайсан. — Того, что мы нашли, ещё недостаточно. Если мы прямо выступим с обвинениями, он найдёт способ «доказать» их необоснованность, и если в лучшем случае мы просто уроним свой авторитет в глазах других орденов и усложним себе поиск новых доказательств, то в худшем случае умрём в результате «несчастного случая». Мы должны соблюдать осторожность.
Лань Сичэнь кивает, удивлённо смотря на Хуайсана. Он не ожидал от него подобной дальновидности.
— Цзинь Гуанъяо не должен знать, что мы его раскрыли, — продолжает Хуайсан. — Он должен думать, что мы всё ещё доверяем ему. Пока мы не соберём достаточно доказательств, чтобы он не смог оправдаться, нам придётся обманывать не только его, но и весь мир заклинателей.
Лань Сичэнь морщится. Он признаёт правоту слов Хуайсана, но ему претит сама мысль об обмане. Правила Гусу Лань запрещают лгать, да и Лань Сичэнь в принципе презирает ложь. Но сейчас это необходимо. Хуайсан прав. Пока у них на руках не будут все доказательства, они не смогут привести убийцу к ответу. А для этого надо создать видимость незнания.
— Ты справишься с этим, Хуайсан? — спрашивает Лань Сичэнь. В ответ Хуайсан произносит странным голосом:
— Я постараюсь, эр-гэ.
***
Лань Сичэнь должен признаться, что он многого не знает о Хуайсане. Сейчас его названный брат глупо смеётся и о чём-то беспечно болтает с главой клана Цзинь, а перед этим слёзно умолял его помочь с очередной напастью в своём ордене. И этот же человек с неожиданной для него твёрдостью руководит орденом, где каждый адепт, пускай и не зная причины, но разыгрывает спектакль ничтожности и упадка некогда Великого ордена Цинхэ Не и безропотно подчиняется своему главе. И этот же человек создал свою сеть шпионов и разведчиков, имея уши и глаза везде, где ему нужно. И этот же человек, оставшись один, не скрывает своей всепоглощающей ненависти к главе клана Цзинь. Под маской изнеженного беспечного господина скрывается умелый стратег и интриган, просчитывающий каждый свой шаг и внимательно следящий за действиями противника, готовый нанести удар, стоит сопернику оступиться.
Лань Сичэнь не знает, как ему относится к такому Хуайсану. Ему не верится, что тот милый, наивный юноша, которого он знал, изменился до неузнаваемости всего за год. Неужели на него так повлияла смерть да-гэ? Или он всегда был таким, просто никто не замечал этого? Неужели и Хуайсан провёл их, пряча от всех свою истинную сущность?
Вечером они встречаются в покоях Лань Сичэня. Глупая улыбка слезает с губ Хуайсана, едва он пересекает порог, и на лице появляется выражение усталости и злости.
— У меня уже скулы свело, — пожаловался он, махнув веером. — Я и не думал, что целый день ходить с приклеенной улыбкой так сложно.
— Ты справляешься с этим на удивление легко, — ровным голосом замечает Лань Сичэнь. Он не знает, как относится к новому для себя Хуайсану, но намерен выяснить это. Он не позволит использовать себя снова.
Хуайсан на секунду замирает, но потом устало говорит:
— А я всё ждал, когда ты захочешь обсудить это, эр-гэ. Непривычно видеть меня таким, да?
— Вряд ли ты так сильно изменился после смерти да-гэ, — замечает Лань Сичэнь.
— Да, вряд ли, — соглашается Хуайсан и смотрит на веер в своих руках. — Эр-гэ, я не думал как-то обманывать тебя или да-гэ, просто… не показывал своих способностей. Не считал нужным.
— Хороший стратег необходим всегда. Твои способности пригодились бы во время Аннигиляции Солнца.
— Но вы победили и без них. Значит, не так уж они были и нужны.
— Хуайсан, почему? — спрашивает Лань Сичэнь. Многие люди стараются показать всем свои таланты и просто сильные стороны, чтобы выделиться, чтобы на них обратили внимание, но зачастую эти «таланты» оказываются скучной посредственностью. Хуайсан же, чей талант Лань Сичэнь успел оценить как выдающийся, прячет его от всех, всё время оставаясь в тени сначала брата, а сейчас друзей и других глав орденов.
Хуайсан вздыхает и мнётся. Видно, что он никогда не говорил на эту тему, слова давались ему с трудом.
— Я не хотел привлекать к себе внимание, — наконец отвечает он. — Эр-гэ, ты же знаешь, я никогда не хотел занимать место да-гэ. Мне хотелось развлекаться, жить в своё удовольствие и предаваться любимым занятиям. Я думал, что если выставлю себя ни на что не годным дурачком, никто не будет обращать на меня внимания и ждать от меня чего-то большего. И ведь так и случилось, только да-гэ упорно пытался сделать из меня что-то годное. — Хуайсан грустно улыбается при этих словах. — Видишь, эр-гэ, я не такой, как он.
Да, Лань Сичэнь видит это, и от этого становится спокойнее. Возможно, между Цзинь Гуанъяо и Хуайсаном много общего. Оба прячут за улыбками истинные эмоции, оба надевают маски, обманывая всех вокруг. Но если один скрывает истинные мотивы, чтобы вознестись, не стыдясь пачкать руки в крови, то другой прячет свои способности, чтобы жить спокойно и беззаботно. И эта разница всё решает.
— Вижу, — отвечает Лань Сичэнь и кладёт руку Хуайсану на плечо. — И понимаю, почему ты так решил. Но, думаю, да-гэ был бы рад узнать, на что ты способен, Хуайсан.
— Возможно, ты прав, — кивает Хуайсан, и Лань Сичэнь чувствует, как расслабляется его тело. Видимо, он переживал из-за реакции Лань Сичэня на такого себя. И Лань Сичэнь снова видит такого привычного Хуайсана, каким знает его уже много лет. Ему жаль, что за эти годы он не смог разглядеть истинных талантов Хуайсана, тоже считая, что его призвание — искусство, но никак не военное дело. Но Хуайсан сам решил прятать свои способности от всех, даже от родного брата. Это его выбор, и Лань Сичэнь поддержит его, нисколько не страшась тайной стороны брата, о которой никто не знал.
***
Лань Сичэнь не может поверить своим глазам. Он не может поверить, что человек может быть настолько жестоким, настолько преисполненным ненависти. За что? Что он сделал, чем заслужил это?
Зацепки привели их с Хуайсаном в окрестности горы Луаньцзан. Обычные люди, помня истории о беспощадном Старейшине Илин, избегают этого места, да и заклинатели тоже стараются без причины не заходить сюда. Идеальное место, чтобы что-то спрятать.
Неизвестно, сколько бы времени они блуждали в поисках тайника главы клана Цзинь, если бы Хуайсан не свалился в яму, зарытую между корнями давно высохшего дерева. Там они нашли продолговатый ящик грубой работы, запечатанный талисманами. Догадавшись, что это именно то, что они искали, Лань Сичэнь и Хуайсан достали ящик и вскрыли его. Там оказалась отрубленная левая рука, покрытая множеством талисманов, сдерживающие рвущуюся из неё энергию ярости. Едва Лань Сичэнь вспомнил, как они незадолго до этого обнаружили пропажу тела да-гэ, ему стало плохо от собственной догадки. Эта левая рука принадлежит ему.
— Это… это… — Хуайсана трясёт, он тоже догадался, чья это рука. — Боги… Это же… Это…
— Хуайсан, успокойся, — просит его Лань Сичэнь, хотя ему самому дурно. — Я сыграю Расспрос.
Хуайсан кивает, но Лань Сичэню кажется, что он не слышит его, продолжая смотреть на руку своего брата. Лань Сичэнь берёт сяо и играет мелодию Расспроса, желая вызвать душу почившего брата.
Но ничего не происходит. Это странно. Он выучил Расспрос ещё в далёком детстве и овладел им достаточно хорошо. Неужели он совершил ошибку? Лань Сичэнь снова играет, прилагая все силы и краем глаза замечая, что Хуайсан тревожно смотрит на него.
Да-гэ, отзовись. Я знаю, что это ты. Пожалуйста, ответь нам.
Но результат тот же. Он не смог призвать не то, что духа да-гэ, вообще никакой призрак не отозвался на его зов. Ошибки быть не могло.
— Я не могу его призвать. Никто не отвечает мне, — признаётся Лань Сичэнь.
— В смысле? — удивляется Хуайсан. — Разве духи могут не отзываться на Расспрос?
— Могут. Обычно они не отзываются, если заклинатель ещё не до конца овладел Расспросом…
— Но ты же владеешь им в совершенстве! — перебивает его Хуайсан.
— …Или же, — Лань Сичэнь замирает, думая, как сказать мягче и не сильно напугать брата, хотя понимает, что вряд ли сможет это сделать, — если душа разделена на части.
— Что?.. — Хуайсан смотрит на него в ужасе. — Разве… можно разделить душу?
— Да. Разделение души относится к Темным техникам. В таком состоянии невозможно призвать душу с помощью Расспроса. Не знаю, существует ли другой способ…
— То есть, он разделил не только тело да-гэ, но и его душу? — Хуайсан снова смотрит на отрубленную руку, не в силах поверить в услышанное. Лань Сичэнь тоже не может поверить, что глава клана Цзинь поступил так с да-гэ. Чем так провинился да-гэ перед ним, что не просто умер страшной смертью, но и даже не обрёл покоя после этого?
— Цзинь Гуанъяо… — Лань Сичэнь не сразу понимает, что этот низкий, рычащий голос принадлежит Хуайсану. Его глаза наливаются кровью, а руки сжимаются в кулаки, словно он хотел взять ими оружие. — Я… Я разорву его на куски!
— Хуайсан! — пугается Лань Сичэнь и поспешно снова подносит сяо к губам. Хуайсан никогда не проявлял должного внимания к тренировкам и не участвовал в настоящих битвах, что делало его состояние более стабильным, чем у большинства адептов Цинхэ Не, но Лань Сичэнь всерьёз опасается, что пережитое потрясение всё равно может вызвать у него искажение ци. Поэтому он играет Песню очищения, после чего с облегчением замечает, что Хуайсана прекращает трясти, а с его лица сходит выражение звериной ярости. Он с трудом стоит на ногах, и Лань Сичэнь поддерживает его за плечи, не позволяя упасть.
— Почему?.. — тихо спрашивает Хуайсан, даже не пытаясь стереть текущие по щекам слёзы. — Что да-гэ сделал ему? Почему он так поступил с ним? Почему?! — На последних словах его голос срывается на крик, и Хуайсан закрывает лицо руками, его плечи подрагивают от беззвучного плача. Лань Сичэнь приобнимает его, но молчит. Что он может сказать? Слова не помогут унять боль, которую сейчас чувствует его брат. Которую чувствуют они оба. И которую не сможет излечить даже Песня очищения.
***
Вот и всё. Они сделали это. Расследование, длившееся годами, закончилось успехом. Они доказали причастность Цзинь Гуанъяо не только к смерти да-гэ, но и к гибели Цзинь Гуаншаня и его собственного сына Цзинь Жусуна. Также вскрылись новые подробности гибели Цзинь Цзысюаня и даже правда о происхождении Цинь Су. Цзинь Гуанъяо не смог оправдаться. Совет кланов признал его виновным во всех преступлениях и приговорил к смертной казни. Бывший глава ордена Ланьлин Цзинь и Верховный Заклинатель спокойно воспринял решение Совета, словно уже давно знал, что когда-нибудь его раскроют. Лишь когда его уже выводили из зала, где проходил суд, он посмотрел на стоявших вместе Лань Сичэня и Не Хуайсана и сказал им со своей спокойной улыбкой:
— А вы неплохо поработали. Никогда бы не подумал, что понесу поражение от вас двоих.
Хуайсан поджал губы и отвернулся, не желая даже разговаривать с убийцей своего брата. Лань Сичэнь ответил, без труда сохраняя нейтральное выражение лица:
— О Ваших преступлениях рано или поздно всё равно узнали бы, глава клана Цзинь. Невозможно скрывать подобное слишком долго.
— Но вы приложили руку, чтобы это случилось раньше, — заметил Цзинь Гуанъяо, стараясь сохранять невозмутимость, но всё же Лань Сичэнь заметил, как он растерялся, не услышав привычного «А-Яо». Последние годы Лань Сичэнь называл его так только для прикрытия. На самом деле он уже не испытывал к нему той теплоты и привязанности, что связывали их раньше.
— Чтобы избежать ещё больших несчастий.
Сказав это, Лань Сичэнь сделал знак адептам, чтобы увели его. Он хотел больше никогда не слышать этого человека, но Цзинь Гуанъяо, как будто прочитав его мысли, бросил напоследок:
— Никчёмный Незнайка и доблестный Цзэу-Цзюнь. Насколько эти прозвища соответствуют действительности?
Лань Сичэнь промолчал. Последние слова не нашли отклика в его сердце.
***
— Эр-гэ!
Лань Сичэнь понимает, что погрузился в воспоминания, и, стараясь принять более соответствующий своему статусу вид, оборачивается. Но при виде посетителя он качает головой, пряча улыбку. Ну, кто ещё может обращаться к нему «Эр-гэ»?
— Не помешаю? — спрашивает Хуайсан.
— Нет, садись. — Лань Сичэнь указывает на место рядом с собой. Хуайсан опускается на него, улыбкой благодарит за предложенный чай и берёт в руки пиалу с напитком.
— Поздравляю, эр-гэ. Ты теперь Верховный Заклинатель.
— У меня как такового выбора не было. Все единодушно решили, что я самый подходящий кандидат на эту должность, — признаётся Лань Сичэнь.
— Но это так! Кому ещё занимать место Верховного Заклинателя, как не тебе? Не мне же. — Хуайсан издаёт тихий смешок, видимо, представив всю нелепость этой затеи.
— А почему бы и нет? — Хуайсан чуть не давится чаем, не вовремя делая глоток. — В последнее время к тебе стали относится лучше.
— Нет-нет, ни за что! У меня с моим орденом проблем много, не хватало ещё взваливать на себя проблемы чужих.
Лань Сичэнь хмыкает, но ничего не говорит. Он достаточно хорошо узнал Хуайсана за эти годы, чтобы утверждать, что у него хватило бы навыков и способностей для занимания должности Верховного Заклинателя. Но он помнит про его желание жить спокойно и не продолжает эту тему.
Пару минут в ханьши царит тишина, прерываемая лишь шумом ветра.
— Эр-гэ, — тихо зовёт его Хуайсан, рассеянно смотря в окно, — душа да-гэ теперь обрела покой?
— Я думаю, да, — кивает Лань Сичэнь, тоже переводя взгляд на улицу. Затем добавляет: — Он бы гордился тобой, Хуайсан.
Хуайсан смотрит на него. Несколько секунд его взгляд выражает нечитаемую смесь эмоций, но потом на губах расплывается улыбка, которую он прячет, опуская голову.
Наблюдая за Хуайсаном, Лань Сичэнь задумывается. Вдвоём они смогли разоблачить убийцу да-гэ. Но что было бы, если бы Лань Сичэнь не поверил Хуайсану? Что, если бы Хуайсану пришлось разбираться с убийцей своего брата в одиночку? Справился бы он? Или опустил бы руки? Или пошёл бы по зыбкой и опасной тропе мести, день за днём сжигая свою душу в огне ненависти?
На несколько секунд перед внутренним взором возникает образ утончённого господина, чьё лицо частично скрыто веером. Губ не видно, но тёмные глаза полны холодной, как клинок, и в то же время обжигающей, как пламя, ненависти, способной утопить весь мир в крови, лишь бы утолить свою жажду. Лань Сичэнь отгоняет странное видение и снова видит Хуайсана, с лица которого всё ещё не сходит улыбка, а в глазах отражается свет заходящего солнца. Глупо гадать, что могло бы быть, сложись всё по-другому. Главное, что сейчас всё хорошо, и Лань Сичэнь не жалеет, что несколько лет назад не побоялся посмотреть правде в лицо и поверил словам Хуайсана.