В окно просачивался скупой свет облачного дня, с трудом преодолевая задёрнутые шторы и едва рассеивая полумрак кабинета. За пространство широкой столешницы попеременно соревновались свечи, папки, бумаги, учётные книги, чернильницы, подставки для перьев и прочие бесконечные письменные принадлежности.

– В мою молодость были очень популярны чары снятия боли, – Нарцисса опустила перед Дельфини раскрытую на закладке книгу. – Правда сомневаюсь, что они достаточно сильны и позволят тебе отказаться от обезболивающего зелья, – леди Малфой неодобрительно поджала губы. 

Ей не слишком нравилось то, что её дочь травила себя токсичным зельем с пренеприятными побочными эффектами, и потому старалась сделать всё что в её силах, чтобы облегчить жизнь своему единственному ребёнку. Дельфини, не желая волновать мать больше необходимого, конечно, контролировала себя изо всех сил, не давая боли отражаться на лице, но даже она не была способна справиться с какой-то интуитивной родительской проницательностью. 

Дельфини склонилась над разворотом книги, убирая за ухо выбившуюся из куцего хвоста прядь. 

Заклинание и впрямь выглядело просто. Просто, но не слишком эффективно. 

– Пообещай попробовать, Дельфини, – строго произнесла Нарцисса, обхватывая руку дочери своими прохладным пальцами и чуть сжимая. 

– Конечно, мама, – вежливо улыбнулась Дельфини, с трудом не отводя глаза в приливе стыда от собственной лжи.

– Дельфини, – нахмурилась леди Малфой. – Это не шутки. Никто не может предсказать, как долго будет заживать твоя нога. А после вашего с Поттером визита в мэнор ей и вовсе стало будто хуже. 

– Всё в порядке, мама.

– И ты совсем себя не бережёшь.

– Всё правда хорошо, мама.

– Дельфини, – с нажимом произнесла Нарцисса. – прекрати мне лгать.

Дельфини воспитанно и как бы виновато склонила голову. 

– Попробуй, и потом хоть к гоблинам иди.

Сочтя это за прямое приглашение, юная волшебница вытащила ногу из-под стола, чуть задрала подол, высвобождая рану, и, направив на неё палочку, произнесла заклинание, в точности повторяя пасс.

– И как? – выжидающе спросила леди Малфой.

– Никакой разницы, – проглотив “как я и думала”, сказала Дельфини.

Леди Малфой разочарованно опустила уголки губ и кивнула прежде чем молча удалиться из кабинета. Дельфини с силой потёрла лицо ладонями, повторяя себе, что это не её вина, что заклинание не подействовало, и леди Малфой просто за неё волнуется.

После визита в мэнор нога и впрямь стала чувствовать себя хуже – Дельфини её откровенно перетрудила. Уже буквально через неделю надо было отправляться на восстановление Хогвартса, и Малфой была совсем не уверена, что она сможет это выдержать. Но сначала надо нанять рабочих для ремонта поместья и наведаться к гоблинам.

Тёмная графитовая мантия заняла своё место на плечах, укрывая такого же цвета закрытое строгое платье. Палочку Дельфини закрепила в рукаве и, опираясь на трость, аппарировала в Косой переулок.

Стоило ей трансгрессировать и выйти на аллею, как её ожгли злыми взглядами все присутствующие на улице маги. Распрямив плечи, вздёрнув подбородок и едва сдерживая бешенство, адским пламенем взвившееся в груди, волшебница уверенно шагала к белым ступеням банка, игнорируя отступающих от неё магов. В глазах слизеринки предупреждающе взвился огонь, отпугивающий прогуливающихся по аллее людей. Как её злили чужие презрительные взгляды, как злило их чувство превосходства, за которым был скрыт страх. В прямом столкновении Дельфини бы не сладила даже с самым слабым аврором, а вот заковыристо сглазить его – вполне. 

С гоблинами было проще и приятнее – те не шарахались в стороны, а скорее сбегались к перспективному клиенту, жаждущему восполнить дыру в финансах, обеспеченную министерством. С другой стороны, с ними надо было держать ухо востро, чтобы хитрые коротышки не обманули и не присвоили себе остатки их семейного богатства. 

Чуть откинув мантию и неторопливо двигаясь по холлу Гринготтса, Дельфини опять чувствовала все эти злые взгляды, но теперь в её сердце поднималось холодное злорадство. В душе зарождалось ощущение, что вот такой, скользкой и нелюбимой всеми, ей быть вполне по душе. Голову кружило от того, насколько выше и сильнее всех этих напуганных обывателей она была даже такой, раненой и окованной цепями. Она была страшным драконом, неторопливо ползущему по подземелью в поисках жертвы.

Улица высветлила аристократическое лицо солнечным светом, скользнувшим по блеснувшим белым золотом волосам, и вся её злость и напыщенность как по мановению палочки исчезли от этой эйфории мира и восстановления. Все те злые мысли и чувства, подтачивавшие душу, отливной волной покинули её, опуская лёгкое, как облако, состояние благоденствия и спокойствия. Дельфини со странной чёткостью осознала, насколько последние события подкосили её силы, раз теперь все её чувства и эмоции походили на маятник, беспрестанно мотающийся из стороны в сторону и не дающий найти опору под ногами. Чувства сменялись одно за другим, мотая волшебницу из стороны в сторону, выбивая почву из-под ног, путая и ослабляя.

Это открытие так ошарашило слизеринку, прежде, до войны, не занимавшуюся глубинным самоанализом, что она, почти не задумываясь, трансгрессировала домой, к родным стенам и привычному установившемуся укладу жизни. Судорожно обшарив письменный стол и ящички в нём, Дельфини вытащила пустую тетрадку в невзрачной обложке и начала с остервенением записывать пойманную за хвост мысль.