Чай получился совершенно пресный и невкусный, но выбирать было не из чего, и Миру пила что сама приготовила. Ни кулинария, ни чайная церемония, ни ядоварение никогда не входили в число её талантов, хотя, когда выпадала возможность, Миру старалась учиться и набираться опыта. Несмотря на то что профиль её был совсем другой.
Сведения. Шпионаж. Шифрование и расшифровка.
Поставив кружку на стол, Миру откинулась на спинку стула и посмотрела в потолок — серый, давно не белённый, с единственной лампой, сиротливо висящей посередине. Сейчас она не давала света. Мизукаге-сама и подчинённые ему люди, отвечающие за порядок в Деревне, внимательно следили, чтобы приказ о режиме затемнения не нарушался. В конце концов, бушевала война. Только в Скрытом Тумане она началась гораздо раньше, чем Третья Великая, началась — с воцарения Четвёртого Мизукаге.
Этот человек умел затыкать людям рты. Но, пожалуй, одного не мог даже деспотичный правитель Тумана.
Миру печально улыбнулась.
Он не мог украсть у людей улыбку.
Рождённые в Скрытом Тумане, они росли в холоде, страхе и жажде силы, чтобы жить, и Миру не оказалась исключением. Вполне возможно, что, родись она где-нибудь в другом месте — необязательно Деревне, — она бы не стала ниндзя. Не потому, что не хотела, просто родители не отдали бы свою дочь в Академию, как будто она клановая, обречённая на участь шиноби. Когда вошла в мрачные, угрюмые стены Академии, Миру было четыре с половиной года, и она испытывала не столько страх, сколько по-детски искреннее любопытство.
Суровые учителя, конечно, быстро его утолили. Может, они бы его и вовсе выбили, но мама всегда помогала Миру, поддерживала её и не скупилась на ласку. Пожалуй, только один раз эта сильная женщина плакала, прижимая к груди шестилетнюю дочь в липком от крови детском кимоно, и шептала:
— Тебе надо стать сильной, Миру, понимаешь? Понимаешь?.. Будь у нас иной способ выжить, я бы никогда не отдала тебя в шиноби, я бы… — Судорожный всхлип заставил сделать паузу, и мама попыталась взять себя в руки. Но голос её дрожал. — Этот мир — ад для слабых. Поэтому… стань сильной, Миру.
Повзрослев, Миру поняла — разные люди в слово «сила» вкладывают разное значение, но она всегда так любила маму, так тянулась к ней, так восхищалась, что насаждаемые диктатурой Четвёртого стереотипы об истинной силе шиноби в её душе не прижились. Мама часто улыбалась. Нет, конечно, другие ниндзя тоже не забыли, что такое улыбка, но у них она выходила какой угодно — злорадной, хищной, насмешливой, мстительной, невозмутимой или фальшивой, но только не такой, как у мамы. У мамы она была доброй.
Одноклассники никогда не понимали Миру, даже когда выросли.
Опустив взгляд на кружку с чаем, она вздохнула и отпила ещё глоток. Пресно, невкусно. Но уже что-то. Миру улыбнулась.
— Ты постоянно улыбаешься, — услышала она голос Амеюри, будто та сидела сейчас рядом.
Разговор, начавшийся с прозвучавших слов, случился давно, накануне выпускного экзамена. К полудню туман немного рассеялся, поддавшись силе солнечного тепла, и две одноклассницы, никогда не дружившие, волею случая оказались на одной крыше. Миру поприветствовала Амеюри улыбкой, на что та и ответила насмешливым удивлением:
— Ты постоянно улыбаешься.
— Прости?
— Получишь сто баллов за тест — улыбаешься. Пропустишь на тренировке удар в челюсть — улыбаешься. Ткнёшь противника мордой в грязь — улыбаешься, хотя тут я тебя, конечно, понимаю, — хищно сощурилась Амеюри. — Ты вообще всегда улыбаешься, и это настораживает. Ты же, будем честными, неспособная убить соплячка.
— У нас разные понятия о силе. — Миру только пожала плечами и заглянула ей в глаза — тёмные и холодные глаза бойца и убийцы. — Если улыбаешься жестокому миру, рано или поздно он обязательно улыбнётся в ответ.
— Вот так? — изогнув губы в кривой, игриво-злой усмешке, поинтересовалась Амеюри, но Миру лишь отмахнулась.
Она действительно всегда улыбалась.
Когда впервые получила сто баллов за сложный тест, она улыбалась от радости и гордости за себя.
Когда впервые увидела убийство такого же ребёнка, каким была в тот момент сама, она улыбалась, но губы подрагивали.
Когда на глазах у всех казнили дезертировавших трусов, Миру тоже улыбалась, но совсем не по-доброму, и это испугало, заставило посмотреть на себя со стороны и сравнить со своим идеалом — с мамой.
Когда погибла мама, Миру не хотела улыбаться, совсем не хотела, но губы будто сами приподнимали уголки. Словно жалкая попытка сказать: смотри, жестокий мир, я улыбаюсь, я выдержу твои удары, так улыбнись же мне в ответ, давай…
Выпускной экзамен. Амеюри сбила противника с ног и быстро, не дав времени, кунаем вскрыла ему горло, и отвлёкшуюся на неё Миру чуть не прикончил противник уже её собственный. Мальчишка Надаре, обожавший играть в снежки, но со временем полюбивший пачкать снег кровью. Метнув сенбоны, Миру совсем не ожидала, что попадёт в цель — и сдаст экзамен. Надаре вырвал боевые иглы из плеча, ключицы и горла, но подавить страх не смог, и Миру убила его кунаем. Кажется, кровь попала на лицо, стекла со щеки на подбородок, пересекая краешек губ. И Миру снова улыбнулась.
— Ты постоянно улыбаешься, — фыркнула стоящая рядом Амеюри. — Со сдачей экзамена тебя!
Только когда та отошла на десяток шагов к Академии, в Миру нашлись силы ответить:
— Спасибо.
В конце концов, такое поздравление можно было считать не «молодец, что убила», а «повезло, что выжила». И Миру после выпускного действительно радовалась, что там, на экзаменационном полигоне, погиб Надаре, а не она.
— Если улыбаешься жестокому миру, рано или поздно он обязательно улыбнётся в ответ, — прошептала она кружке чая и наконец опустошила её.
День выдался неплохой: туман был реже обычного, миссия предвиделась только завтра, пускай и придётся покинуть Деревню, и сулила не бои и шпионаж, а доставку важных шифров в пункт назначения, а это — намного безопаснее. Миру не считала себя слабой. Просто она была сильна в другом.
Сведения. Шпионаж. Шифрование и расшифровка.
— Единственная ваша охрана, — на следующий день, объяснив задание, команде шифровальщиков представили хмурого некрасивого мечника с жабрами на скулах, — Хошигаки Кисаме. Выступайте через пять минут.
Пять минут на знакомство. Офицер ушёл, оставив подчинённых наедине друг с другом. У мечника было невероятно бледное, синюшное лицо, маленькие и круглые, будто рыбьи глаза без ресниц. Небольшие жабры, ловя капли воздуха, едва-едва шевелились. Между приоткрытыми тонкими, почти невидимыми губами виднелись треугольные, как у пираний, зубы. Впрочем, такими обладала половина шиноби Тумана.
Напарники не спешили подходить к «телохранителю на задание», смотрели на него с холодным презрением невежд, считающих боевиков тупым мясом. Поэтому Миру первая подошла к нему и улыбнулась:
— Меня зовут Миру. Приятно познакомиться, Хошигаки-сан.
Он посмотрел на неё в меру удивлённо, но затем нахмурился и посоветовал:
— Не будь такой дружелюбной со мной, — после чего оглядел весь вверенный его защите отряд и спросил: — Кто капитан?
Странное желание. Миру никогда не пыталась вызвать добрые улыбки у других людей, но Хошигаки Кисаме… Может, поэтому она и позвала его пообедать после миссии. Хотела узнать его поближе и разгадать мелькнувшую в его взгляде тайну. Миру умела работать со сведениями, как и читать людей. Хошигаки Кисаме не был обычным мясником, выросшим в Кровавом Тумане. А значит, он мог однажды — по-настоящему — улыбнуться.
Интуиция подвела.
Шифровальщики Тумана столкнулись с АНБУ Листа и бежали, ведь единственным способным дать бой был Хошигаки, и шифры, требовалось защитить шифры, неважно какой ценой… Когда остатки отряда выбежали к обрыву с ревущей где-то далеко внизу рекой, эту цену сполна заплатил Хошигаки. Убил сначала мужчин, а затем, не успела Миру и выхватить кунай, с размаху всадил ей в плечо меч, рассёкший ключицу, грудь и живот.
На вопрос «почему» Хошигаки ответил правду:
— Это особая миссия. Она подразумевала убийство товарищей.
Девиз Кровавого Тумана.
Умирая, Миру улыбнулась Хошигаки, хотя должна бы проклинать:
— Какая… тяжёлая жизнь.
— Если улыбаешься жестокому миру, рано или поздно он обязательно улыбнётся в ответ.
— Вот так? — изогнув губы в кривой, игриво-злой усмешке, поинтересовалась Амеюри.