санеми стучит в дверь без призрачных надежд, что в четыре ночи, равно как и в четыре утра, кто-то ему откроет. но ангел настаивает на том, чтобы продолжать колотиться. и чудо ниспадает с неба подстреленной птицей, санеми слышит лязганье щеколды, дверь распахивается. на пороге он видит лицо, которое узнает из тысячи других. заспанное и поэтому недовольное, но такое родное.

-генья, ты охуел так расти? ты в дверь ещё помещаешься?

-санеми, ты охуел приезжать в четыре ночи?

они обнимаются и хлопают друг друга по спинам. потом санеми как можно тише разувается и проходит на кухню. по глазам наотмашь бьёт прогнивший обшарпанный дверной косяк и отошедшие с верхнего края обои. на полке стоят штук семь одинаковых по форме баночек, сослепу санеми не видит, что на них написано, но помечает крестиком у себя в голове, что надо бы прочесть. генья шмыгает следом за ним, и санеми замечает, насколько он не вписывается в крошечную кухню со своей косой саженью в плечах. санеми по старой привычке садится на подоконник и начинает дымить в форточку. генья дёргает его за рукав, на что получает две сигареты.

-ну что, как ты? учишься?

-ну да... - генья отводит взгляд в сторону, - нормально всё.

санеми прекрасно понимает, что ему пиздят. если мамка может врать с такой интонацией, словно преподносит истину последней инстанции, то на генье, как на воре, шапка горит.

-давай, говори. только честно.

-я на бюджет не прошёл. поэтому работаю сейчас.

-погоди, так деньги же были, мы ж так и рассчитывали, что ты на платке будешь.

-мы их вложили... неудачно, - генья морщит нос, и санеми знает, что он так делает перед тем, как заплакать.

-мы, говорит. так и скажи, что мать, - санеми барабанит пальцами по подоконнику, - финансовая пирамида?

-типа того...

санеми думает: "дура". ангел говорит: "почитай родителей". санеми очень зло на него зыркает.

-а это что такое? - спрашивает он, указывая на ранее замеченные банки.

-бады какие-то, - голос геньи ломается быстрее, чем разделённые прутья веника, - мама представитель компании теперь. партнёр этого бизнеса. заработать хотела.

-ну что, дохуя заработала?

-ну на той неделе слёт был, её награждали. пять тысяч дали.

-баснословно. а вложила она сколько в эту хуйню?

-не знаю... тысяч сорок точно, может, больше, - генья уже превратился в вопросительный знак, и продолжает сворачиваться до состояния точки.

-ясно всё с вами. кредиты брала?

-нет, её обанкротили же.

-знаю. через тебя, имею в виду.

-она просила, но я боюсь. я не стал, - генья окончательно сжимается до состояния атома, - она обиделась теперь.

-забей. на себя пусть пообижается.

санеми становится невыносимо гадко-мерзко-стыдно от себя, от того, что он приехал без рубля в кармане, потому что последние деньги потратил на штраф метрополитену и на золофт. вышло так, правда, потому что львиную долю дохода он отсылал домой, но корень проблемы, видимо, был не в количестве детей.

-генья, поедешь со мной? ты здесь, сколько там, не заработаешь никогда в жизни.

в глазах геньи вспыхивает намёк на надежду, он коротко кивает. на кухню заходит мать и, завидев санеми, всплёскивает руками:

-приехал всё-таки! так поздно, я аж издёргалась.

они быстро обнимаются, быстро высказывают слова радости от встречи. санеми с порога спрашивает:

-мам, отпустишь генью со мной?

-с тобой? и что он там делать будет? с тобой на пару спиваться? он тут учится, ты в своём уме.

-ух ты, и на какие же шиши? - санеми выжидающе смотрит на мать, - да не учится он нигде, хватит врать.

-да, так сложились обстоятельства, - она держит голову высоко поднятой. её волосы, по-колхозному мелированные где-то в местном салоне "центрифуга", собраны в пучок аляпистой заколкой с тяжёлой россыпью цветастой бижутерии, - денег не хватило.

санеми вдруг кажется, что мать ему никакая не мать, а младшая сестра, девочка лет двенадцати в расцвете юношеского максимализма и подростковой инфантильности. он кристально ясно понимает, что старую собаку новым фокусам не научить, что, будь они миллиардерами, это продлилось бы не больше недели. что младшим нужна помощь, для него непосильная, потому что деньги в материных руках - листья по ветру. это очень простые мысли, которые долгое время волчком крутились за кулисами сознания, сейчас же выкатились на авансцену. санеми становится до тошноты мерзко находиться в этом доме, который он считал родным.

-ладно, мам. чем помочь?

она, ни на миг не задумываясь, озвучивает словно по регламенту составленный список. санеми коротко кивает и идёт на улицу - вытащить из сарая старый стол. на пороге он замирает и закуривает, присев на рейку дверного проёма.

-я с тобой согласен, если честно, - обанай кладёт санеми руки на плечи и пытается его встряхнуть.

-с чем ты согласен?

-с тем, что ты думаешь. с тем, что твоя мать - безнадёжная инфантилка.

-блять, я не привык, что мои мысли читают, извиняй. я могу с этим что-нибудь сделать? - санеми смотрит почти с отчаянием, - вернее, я вообще должен с этим что-то делать?

-нет, не можешь, да, должен. это парадокс, об который разбиваются все правила морали старого и нового завета. как по мне, раз не можешь, то и не должен.

-обанай, - ангел вздрагивает, когда его называют по имени, - ты меня ещё больше запутал, но как будто бы стало легче.

тем не менее санеми думает о том, в какой беспросветной жопе находится его семья, пока тащит стол, пока подкручивает его обшарпанные ножки, пока чистит мелкую картошку и выковыривает из неё глазки, пока печёт блины и замешивает рис с изюмом. ангел пытается облегчить его страдания, накрывая крыльями, невесомо хлопая по плечу. и легче становилось, но ненамного.

-мамочка, родная, ну пойми ты, что твой бизнес - это секта. ты больше потеряешь, чем приобретёшь, - санеми собирает все остатки силы воли в кулак, чтобы не кричать, - не бывает лёгких денег, сама ведь знаешь. а генью отпусти, и ему легче будет, и денег больше заработает. вместе выберемся, не из такого дерьма выкарабкивались.

-санеми, ради всего святого, угомонись. ну подумаешь, небольшие финансовые трудности.

-искусственно вызванные, мам.

она не понимает. она упоённо рассказывает про таких же лохов из компании по производству и распространению бадов, про золотые горы, обещанные элитой этой компании. санеми перестаёт что-либо говорить, а после третьего рассказа про преимущество проклятых бадов ещё и слушать.

когда мать облегчённо выдыхает, утираясь вафельным полотенцем, и говорит, что вроде всё нужное они сделали, санеми просто бросает:

-прекрасно. я тогда поеду.

-как?! а сами похороны? ты что, не останешься? это же твоя бабушка!

-которую я видел раз десять в лучшем случае. а мне на работу. так что бывай, мам.

он поочерёдно прощается с каждым из младших, когда очередь доходит до геньи, он что-то шепчет ему на ухо, на что тот кивает с серьёзным и сосредоточенным лицом. мать ещё какое-то время охает и причитает, но санеми, не обращая на это внимания, идёт к большаку.

-чтоб я ещё хоть раз приехал, - шипит он сквозь зубы.

-да ты и не приедешь. по большому счёту тебе незачем, да и им ты незачем, - парирует ангел.