После того, как Талор разжег Дармару свет души, произошло много других хороших и плохих событий. После того, как Владыка едва его не убил — тоже. Советник Дармар довольно быстро влился в привычную колею работы, тем более, что в компании наследника заскучать не удавалось. Моррей находил не только приключения на свой весьма юный зад, но еще и способы из них выбраться. Чего стоил только чужой принятый практически на вечную службу наследник? Это заострило отношения с Лордом Андградом и привело к тому, что тот взвинтил цены на редкий минерал маолит, с помощью которого накладывали мощные зачарования на дворцы и замки Лордов. Учитывая, что у Лорда была самая большая выработка по добыче маолита, то пришлось бы раскошелить казну и выплатить ему таким образом весьма нехилую компенсацию за и так задолбанного сына.
Но Моррей выкрутился и тут. И вместо того, чтобы долго и нудно вести переговоры со старым хитрым Лордом Андградом, в которых он наверняка по молодости и неопытности проиграл бы, пошел иным путем. И велел начинать поиск маолита по всему Трайлериму в обход Лорда. И ангельский минерал нашелся. Именно там, где его труднее и тяжелее всего добыть — в ангельской же пустыне едва ли не в самом центре. Дармар считал, что наследник сдастся, но не тут-то было. Моррей решительно взялся за пустыню. И не только сам туда поперся, но еще и потащил его бедного на солнцепек жариться едва ли не при температуре кипения доброго чая.
Роптать Дармар не смел — если они и правда добудут маолит в обход Лорда Андгвара, то у Владыки станет на один рычаг давления больше. К тому же, Моррей проявил странную хозяйственность и облазил все доступные уголки пустыни, раздумывая уже не просто про добычу маолита и способы сделать ее наиболее выгодной, а также не угробить рабочих на жаре, но еще и про то, что неплохо было бы уже эту пустыню понемногу начать окультуривать. Дармар хватался за голову — у мальчишки мелькали весьма странные идеи, обещающие влететь в копеечку всему миру — прорыть каналы, провести воду, засеять для начала неприхотливую траву и кактусы, которые где угодно растут, дайте только каплю влаги. А там уж и окультуривать потихоньку, магов отправлять работать.
Дармар, глотающий пыль пополам с песком даже с намотанным в три оборота платком, только обреченно кивал. Потому что если наследнику чего-то хотелось… ну, спутник они все-таки с горем пополам запустили. И он даже не сдох там в той чудной пустоте, темноте и холодрыге. Так что пустыне тоже придется потесниться. Советник степенно делал заметки, записывал весь тот фонтанирующий поток идей наследника и старался даже не пытаться считать астрономические суммы золота, в которые это все ему обойдется. Хотя бы пока. Потому что если идея разовьется дальше бумаги, то считать ему все равно придется вместе с казначеем, который как ни странно, охотно выделял деньги на эти странные нужды.
Вернувшись из пустынной командировки в свои родные дворцовые покои, Дармар понял две вещи. Первая: песок попадает везде, даже в те места, куда по идее попадать не должен. Вторая: он загорел до черноты несмотря на целые слои намоток, платков и тряпок от песка и солнца. Впрочем, он же и выходил первым осмотреть окрестности из лагеря, как обычно игнорируя некоторые правила. Так что лицо, руки и немного ноги у него теперь напоминали загар демонов, обитающих у моря и островов — почти черные.
Но вместо того, чтобы ругаться, роптать и избивать слуг, Дармар отправился купаться и отскребать песок из самых потаенных мест организма. А вместо того, чтобы качественно напиться после такой нервомотной командировки, он завалился в кресло и… обнял ту плюшевую ящерицу, которую ему когда-то подарил Моррей. Глупость какая, но эта ящерица с ним так и жила, став едва ли не важной частью быта. Дармар нередко просыпался утром в обнимку с этой плюшевой заразой, а то и сам обновлял на ней зачарование, чтобы она и дальше дарила спокойствие и умиротворение. Сказать кому — высмеют и сделают объектом издевок до конца его дней. Так что игрушку он прятал тщательно и так, чтобы никто посторонний не нашел. Слуги, как ни странно, молчали, хотя они уж наверняка находили эту ящерицу то под подушками, то под кроватью, а то и вовсе спрятанную между пледом и креслом или в одежном шкафу.
Уже осмелевшая служанка притащила ему поднос с прохладными напитками и целой стопкой разномастных пирожных. Дармар лишь благосклонно кивнул и указал на столик. Он даже не знал, что после пустыни его нюх настроится на любую жидкость и он станет ощущать воду буквально везде. Пустыня заострила в нем практически все чувства — зрение, слух, нюх, вкус, осязание. В пустыне он стал еще немножко другим. И даже не состроил злобную рожу в ответ на улыбку служанки, хотя раньше при нем никто не улыбался.
Дармар взял бокал, сделал глоток освещающего напитка с мятой и почесал плюшевую ящерицу между мягких тряпичных шипов. Пожалуй, он уже дорос до того, чтобы завести живую и это не закончилось бы трагедией. Впрочем, в его доме жена и дочь развели уже столько зверья, что иногда советнику казалось, будто он попадает в зоопарк, а не домой. Но то их животные, не его. А он сам… действительно ли он хотел поменять приятную плюшевую игрушку на живого зверя, которому нужен будет уход?
— Нет, он же со скуки помрет, — вздохнул советник, положил ящерицу на кровать и принялся за трапезу. Ведь если наследник уже достал до пустыни, то командировки туда будут частыми и регулярными. И он сам скоро станет похож на прожаренную головешку.
Он не заметил, что служанка, якобы скрывшаяся за плотной темной шторой, подсматривает за его ужином. И тихонько вытирает слезу умиления, надеясь, что этот новый, измененный Дармар таким и останется навсегда. А потом, когда он уснет, она подоткнет ему одеяло и увидит, как он обнимает мягкую яркую зеленую ящерку — свою любимую игрушку, так сильно его изменившую.