Чужие взгляды, косые, неодобрительные, неприятно кололи, преследовали Цунаде от самого входа в госпиталь, поэтому она старалась не смотреть по сторонам. Подойдя к стойке записей, негромко спросила о Джирайе и о том, можно ли к нему заглянуть, опять столкнулась с сухим осуждающим взглядом, и хотя такое отношение она заслужила, было неуютно. И поделом! — разозлилась она. Сама же виновата!
Медсестра уточнила:
— Вы — Сенджу Цунаде?
За её ледяным тоном легко слышалось несказанное продолжение: «та, которая довела нашего пациента до полумёртвого состояния?» Джирайя действительно был почти при смерти, когда Цунаде наконец пришла в себя.
— Да.
— И вы хотите посетить его?
Цунаде сжала кулаки так, чтобы ногти больно впились в ладони, она понимала, на что намекали холодные вопросы медсестры. Дикарка, неадекватная дура, которая не может держать себя в руках, и… и Цунаде, чёрт побери, была согласна с этим! По её вине Джирайя оказался здесь, по её вине он попал в реанимацию, это по её, Сенджу Цунаде, вине вечно шумный улыбчивый дурак-извращенец Джирайя чуть не умер!
— Я просто хочу его увидеть, — негромко, но твёрдо проговорила она. — Убедиться своими глазами, что не убила его! Я его товарищ по команде и… — Слово «друг» застряло где-то в горле.
Но даже если Цунаде к Джирайе не пустят, она была готова проникнуть в его палату в обход правил, тайно, уж на что она куноичи. Однако мысли о незаконном вторжении не понадобились: медсестра, оставаясь такой же подчёркнуто холодной, назвала номер нужной палаты и дала пропуск. Поблагодарив, Цунаде чуть ли не бегом бросилась в сторону лестниц, но вовремя взяла себя в руки и продолжила путь спокойно. Услышанный следом шёпот: «Опасно, когда такая сила — у такой…» — заставил почти до крови прикусить губу.
Они правы.
Они все правы.
Чувство вины топило Цунаде. Цунаде топила себя в чувстве вины.
Передав дежурному охраннику пропуск, она торопливо зашагала к лестницам и безлюдным коридорам хирургии. Первый этаж занимали лёгкие пациенты, второй — насквозь пропахший кровью, смешанной с гнилью и медикаментами — гнойники, а палата Джирайи располагалась на третьем — самом тихом и самом безлюдном. Сдержанным шагом проходя коридор за коридором, по лестницам Цунаде летела, будто опаздывала на задание, и вот, наконец, третий этаж.
Сделав глубокий вдох и медленно выдохнув, она вошла в длинный просторный коридор, по одну сторону которого были окна, а по другую — белые раздвижные двери в палаты с самыми сложными пациентами, которые нуждались в полном покое. Совесть терзали противоречивые чувства: хотелось и бегом рвануть к Джирайе, влететь в его палату, побыстрее, поскорее увидеть, как он, но это было слишком эгоистично, непозволительно для той, кто во всём виноват.
Так что Цунаде медленно и тихо двинулась к нужной двери.
С чего началась эта ужасная история? Джирайя всегда был извращенцем, для него подглядывания — милое дело, горячие источники — любимое место, пошлые шутки — почти хобби, и на чувства оскорблённой женщины такой, как он, просто не обращал внимания. Цунаде столько раз предупреждала его, ругала, отчитывала, даже била! Но никогда не доходило до… такого.
Цунаде не искала себе оправданий. Пусть она сорвалась, пусть впала в безумную ярость, она прекрасно помнила всё, что делала, каждый удар, каждую деталь, и хотелось ненавидеть свою память за это, но ненавидела Цунаде себя. Свой чёртов вспыльчивый характер, свои собственные кулаки, которым всегда надо что-то сломать, чтобы избавить Цунаде от злости! Вчера, предвкушая прекрасный отдых, она вместе со старой знакомой погрузилась было в горячую, расслабляющую, успокаивающую воду, когда замерла. Ведь это чувство, слишком знакомое такой талантливой куноичи, как принцесса клана Сенджу…
Резко повернувшись в сторону, где чувствовала чакру, она с полным ярости воплем:
— Джирайя!!! — бросилась туда прямо в одном полотенце.
Сомнений не возникло даже на секунду, ведь чакру товарищей по команде она узнавала всегда. И этот белобрысый извращенец снова здесь! Потеряв всякое терпение, Цунаде со всей силы ударила прямо туда, откуда услышала испуганное «Ой!» Ой! Деревянная ограда не выдержала натиска куноичи, треснула, просела, а после второго удара в сторону полетели щепки, и Цунаде в один прыжок оказалась на мужской половине онсена, имея лишь одну цель.
— Джи-рай-я…
Сам его вид неимоверно взбесил: вот чему этот остолоп удивляется?! что, не ожидал, что за все его игры рано или поздно придёт расплата?! Не помня себя, Цунаде просто набросилась на него и нанесла первый удар, вбухав в него кучу чакры, и под её тяжёлым кулаком — отчётливо — треснули кости. Так Джирайе и надо! Во власти гнева, Цунаде уже ни на что не обращала внимания, кроме цели — выбить дурь из этого идиота, не понимавшего слов или просто их не слушавшего, донести до него наконец всё, что хотела сказать, заставить держать в уезде, чёрт побери, собственные развратные склонности и оставить её, Цунаде, в покое!
Кажется, Джирайя просил её остановиться и отбивался, но когда она одним точным ударом сломала ему челюсть, говорить он больше не смог, да и отразить остальные атаки — тоже. Цунаде от него еле оттащили, так яростно она вырывалась, будто и правда была дикаркой, не знающей слова «мера». Только когда туман гнева спал с глаз, она увидела, что натворила. Джирайя не мог встать, сдавленно хрипел в попытках дышать, и обе руки его были сломаны: из предплечья правой торчал острый обломок кости, а левая гнулась в обратную естественной сторону. Почти всё избитое тело покрывали гематомы…
Обхватив себя за плечи, Цунаде яростно помотала головой. Какое же она… Какое же она иногда чудовище! Вот зачем она использовала чакру?! Зачем била со всей силы, будто Джирайя был её лютым врагом?! Будто она ненавидела его! И теперь он лежал в палате на третьем — самом тихом, самом безлюдном — этаже и, вопреки обыкновению, не наводил шум, веселье и беспорядок. Коридор этого отделения утопал в безмолвии, оно обступало Цунаде со всех сторон, смыкало на горле невидимые пальцы и лишало дыхания, душило чувством вины перед Джирайей.
Он ведь действительно чуть не умер.
Поселившееся в груди холодное ощущение ужаса Цунаде подавить не смогла и, подняв взгляд от пола, подошла наконец к нужной палате под номером восемь. Такая же белая дверь, как все здесь. Такое же, как у всех здесь, квадратное стеклянное окошко на ней.
Не медля больше ни секунды, Цунаде взялась за ручку и отодвинула дверь в сторону. Белизна палаты, слишком стерильной, чтобы согреть уютом, на миг ослепила, и Джирайя — невероятно бледный, со светлой своей шевелюрой — казалось, сливался с фоном.
— Эй, Цунаде! — услышала Сенджу будто наяву. — Не хочешь сходить со мной на свидание?
Дурак…
— Внешность у тебя обычная, да и груди нет, но ничего! Я, Джирайя, приглашаю тебя!
Какой же он дурак…
Осторожно, стараясь не шуметь, Цунаде закрыла за собой дверь и медленно, заставляя ноги двигаться, подошла к кровати. Руки Джирайи обхватывал гипс, они были жёстко зафиксированы, грудь перехлестнули эластичные ремни, кажется, не позволявшие ворочаться с боку на бок как во сне, так и нет. Сейчас Джирайя спал, и Цунаде не собиралась его будить. Она не была медиком и совершенно не разбиралась в этом, но твёрдо знала: сон — лечит.
— Прости меня, — прошептала она чуть ли не одними губами. — Я ужасна. Я просто прекратила сдерживать себя, потеряла всякий стыд, не стала тебя даже слушать, поддавшись… этому страшному чувству, — сглотнув, Цунаде зло стёрла навернувшиеся было слёзы. — Врачи сказали, ты был при смерти, и то, что это — по моей вине… Ты только не умирай, чёрт побери! Можешь не прощать, но только попробуй умереть!
Пустые, корявые слова, который слышала одна лишь Цунаде, царапали, казались слишком мелкими и незначительными, чтобы выразить всё, что она испытывала, что хотела донести до Джирайи, лишь бы хоть так — собственной виной и раскаянием — смягчить нанесённый удар.
— Можешь даже подглядывать за девчонками, как ты любишь…
Что за бред…
— Я больше не буду тебя калечить.
Сейчас Цунаде молила богов только о двух вещах: чтобы Джирайя выжил и чтобы смог остаться шиноби. Не калекой, а полноценным, здоровым человеком! Иное его просто добьёт! Цунаде не была медиком и совершенно не разбиралась в лечении, не знала она и то, остался ли у Джирайи шанс встать на ноги и драться как шиноби снова, но…
Замерев, Цунаде ошарашенно распахнула глаза.
Решение пришло неожиданно и оказалось очень простым.
— Прости меня, Джирайя. Я больше не буду калечить друзей. Я буду…
…лечить. Не разводя слова с делом, Цунаде бесшумно покинула палату и отправилась к главному врачу с просьбой взять её в ученицы. В первую очередь — ради Джирайи. Ради дурака, который постоянно признавался ей в любви и звал на свидания.