Всё началось довольно давно. Ещё до появления первых людей. Тогда ещё не было понятия «Рая» и «Ада», как и «Греха». Что такое первый грех? А точнее, какой именно грех является тем самым Первым Грехом? Похоть? Лень? Чревоугодие? Зависть? Гордыня? Гнев? Алчность? А может, его и вовсе никогда не было? Всё куда проще, чем может показаться на первый взгляд. Первый Грех — непослушание.

У серафима, любимца Бога, мало развлечений в Небесных чертогах, особенно когда даже братья требуют соблюдения «личного пространства» при встречах. Эмоции разрешены лишь в неформальной обстановке, в окружении свободы. Нельзя показывать слабость при «отце». Запрещено осуждать решения «создателя». Слишком большой энтузиазм будет расценён как угроза. Что, похоже на тюрьму в семье, где деспот-отец является руководителем семейного дела, а старшие братья ровняются на папашу, жаждя заполучить его любовь и внимание, но всю заботу тот проявляет лишь к младшему, который нарушает запреты семейного порядка в то время, как старшие боятся даже потревожить «Господа» своим дыханием, дабы не обидеть или и того хуже не расстроить? Да, всё так и есть. Устои Бога всем ясны и понятны, но это не отношения «Семьи», он простой мастер, а серафимы — лишь его творения. Он не родитель. И эту простую истину понять способен точно не сын, который всем своим существом верен своему создателю и горячо любит, как отца. Только вот что-то всё не даёт покоя.

Очередное замечание старшего брата Михаила было странному увлечению Люцифера трогать острые шипы цветов из сада и наблюдать за золотой кровью, красиво стекающей по плоти. Это был первый «звоночек» предпочтений будущего Падшего. В те времена всё шло довольно быстро, всё было относительно спокойно и светло. Но с каждым замечанием и упрёком развивалась личность Любимца Бога. После создания людей, после падения, Люцифер до сих пор сохранил крупицы воспоминаний о тёплых днях в Небесных чертогах, не в Раю. Ныне есть лишь Рай, Ад, Мир Живых. И тёплые воспоминания о детстве, относительном детстве.

Желание быть лучшим отцом для своей любимой дочери — не просто желание или мечта, а целое стремление. Люцифер всем сердцем любил жену и любит дочь, он жаждет сделать жизнь своей малышки полной радости и счастья, но после всего произошедшего, даже после открытого признания, считает себя худшим отцом и недостойным прощения. И всё же он лучший родитель, который не будет относиться к своему дитя как к подчинённому. Как иронично. Владыка Ада, бунтарь, предатель, сговорщик, Падший, а лучше своего «любимого отца» из воспоминаний.

Ныне он Владыка Ада, но всё ещё ведёт себя как невинный ангел, что всем своим внешним видом говорит о своей непорочности и не извращённой натуре, создав образ идеального Серафима, вот только даже у него есть свои секреты, которые раскрывать он не намерен, особенно перед дочерью, особенно перед всеми, кто не его партнёр в сексуальном плане, а таковым был лишь один — его жена, по крайней мере последним. Но знала ли она своего мужа достаточно хорошо? Верно, нет. Даже перед ней он боялся показаться извращенцем и тому подобным.

В жизни каждого человека так или иначе появляются темы для обсуждения Бога, Смерти, Жизни и тому подобного. Если о них не говорили напрямую, то так или иначе краем уха слышали эти обсуждения. Так и Аластор, который был при жизни не любителем сея бесед, и всё же после смерти мысли сами по себе появляются, так как существование Бога и прочего подтвердилось, а он, ныне демон, живое подтверждение! Мёртвое, если быть точнее, но подтверждение. Теперь вопросы, которые живым нравится задавать, но ответы на которые они не могут найти и имеют лишь веру и догадки, можно повторить и получить ответы от первоисточника, а вернее от героя библии — Люцифера, владыки Ада. Вот только надо ли знать сея подробности бывшему атеисту? Пусть Люцифер в прямой доступности для дискуссий подобного типа, но лучше лишний раз без необходимости с ним не сталкиваться, так как подъёбы посыпятся сразу же с обоих сторон, а после стихнут такой же неожиданной волной, как и начались. К тому же, Аластору противит мысль о более близких разговорах с этим женатиком, что буквально одержим дочерью. Хотя о женатике он готов поспорить — вот и новая тема для «дискуссий».

Мирные деньки в отеле проходят один за другим. Малышка Чарли ещё с момента, когда всё стихло, держала в голове одну мысль. А точнее план. Она почти придумала самую лучшую игру, в которую захотят сыграть все жители отеля! Вроде бы, всё просто: надо взять и сказать, что играем в игру и все в ней. Вот только Чарли хочется вызывать искренний интерес у двух обитателей отеля, что никак не могут найти что-то общее, что могло бы их сблизить. Ей так же хочется показать друзьям, каким она видит Аластора, какой на самом деле может быть Люцифер. Шарлотта знает, её отец жесток в управлении, но добр и мил к семье. Чарли знает, Аластор добр внутри, заботлив, хоть и холоден с виду. Ей хочется показать эти черты и другим. Но как сделать что-то столь практически невозможное? А может, всё куда проще, чем кажется на первый взгляд?

Выходные дни нынче редкость, ибо каждый день похож на предыдущий, что, учитывая все недавние события, не так уж и плохо, особенно когда развлечения приходят сами собой в жизнь каждого завсегдатого отеля. Сегодня такой редкий день, когда все без исключений находятся в здании и почти в шаговой доступности от Чарли, а кто-то не отлипает от дочери, следуя за ней по пятам с какими-то неясными намерениями.

— Пап, ты что-то хотел? — девушка с улыбкой повернулась к отцу, что ей уже немного надоел и никак не уходит по своим делам, а жаль, так как Чарли планирует провести весь день в объятиях своей любимой, но сказать об этом напрямую отцу, который жаждет внимания дочери из-за много чего, как-то неловко, но это не повод таскаться за ней по всему отелю весь день.

— Да! Доченька, что ты думаешь о дне со всеми в окружении разнообразных игр?! У меня как раз есть одна идея! — воодушевлённо начал Люцифер, волнуясь об отказе.

Чарли хоть и не была особо удивлена, но отец редко проявляет такой интерес к играм, обычно это она заставляет его сыграть со всеми во что-то. Что-то тут не так, вот она прям уверена в этом, но идея слишком заманчива. Посоветоваться с Вегги вышло не очень, так как та сразу же поддержала идею. Остальные тоже были не против очередному развлечению. Даже Аластор был за! Хотя обычно он бы слукавил и ушёл бы от них, дабы его не беспокоили. Тут явно был какой-то подвох, но пока что малышка не понимает, какой именно.

Играть решили на полу, так как таким образом все будут рядом с друг другом и так далее, по всем уже привычным объяснениям, которые так сильно нужны двум персонам, которые очень сильно не хотят сидеть ни рядом с друг другом, ни на полу. Но в этот раз всё было спокойно. Аластор сел подальше от предмета своего утреннего раздражения, Энджел с Хаскером, Люцифер устроился между Энджелом и дочерью, а та, конечно же, сидит с Вэгги, которая по счастливым обстоятельствам сомкнула круг с Аластором. Не так уж и далеко вышло отсесть.

Суть игры объяснил Люцифер, как никак, а он зачинщик данного собрания.

— Я придумал игру, где сперва участники прикрепляют на лоб бумажки с именем того, кто тут присутствует, — Люци магией создал рядом с каждым канцелярские стикеры, а сам же держал в руке карандаш, — Каждый пытается угадать, кем он является, задавая уточняющие вопросы, на которые можно ответить только «да» или «нет». А затем, от имени этого человека говорят что-то о его жизненных опытах, начиная с фразы «Я никогда не…». А те, кто сделали то, что утверждается в произнесенной фразе, должны отпить из своего стакана с водой, — как по волшебству рядом с каждым появился этот стакан воды, — Цель игры заключается в том, чтобы узнать больше о мыслях друг друга друг о друге! Весело, правда?

Энтузиазм Хаска моментально понизился до нуля в отличие от довольного Энджела. Вэгги немного уточнила правила, а остальные решили просто начать играть. Сперва каждый написал своё имя на наклейках, а после Люцифер перемешал их в своей шляпе, что, разумеется, вызвало смешок у Аластора, но он воздержался от комментариев.

Начать было решено с Чарли. Она довольно быстро отгадала свою любимую, а словами «я никогда не делала своей девушке больно» смутила её. На удивление, никто не отпил из бокалов. Следующая была Вэгги, ей попался Энджел, что было сложно в плане предложения, ибо ей кажется, что тот перепробовал всё в своей жизни, но она смогла удивить даже саму себя, сказав: «Я никогда по настоящему не желал зла Чарли». Разумеется отпили все, а Энджел тихо поблагодарил. Следующим был он же, а у него был Хаск, у которого была Чарли. И вот так, отвлёкшись на забавные вопросы этих двоих о своих персонажах, Аластор слегка напрягся, заранее думая, что будет говорить, когда наступит его очередь.

С одной стороны это замечательная возможность узнать ответы на интересующие его вопросы, так как в обычной обстановке он их никогда не задаст, а тут и повод и такой прекрасный шанс! И всё же хочется подъебать его, как-нибудь унизить, что тоже является отличной возможностью. Но надо выбрать что-то одно и ответ очевиден — быть серьёзным и получить ответы. А подъебать они друг друга всегда успеют.

Точно так же думал и Люцифер, хотя решение его оказалось поистине уровня Короля Ада.

— Пап, твоя очередь, — тихо напомнила малышка, предчувствуя беду, хоть и надеется на счастливый конец для этой парочки.

Люцифер довольно улыбнулся, молча снял со лба наклейку и, взглянув на Аластора, спокойно произнёс:

— Я никогда не превзойду очаровательного Короля Ада.

Хаск нервно отпил из своего стакана. Его примеру последовали и остальные, кроме Аластора.

— Боюсь, что эту игру я вынужден оставить, мне ещё утят мастерить, — Аластор хоть и был немного раздражён, но правила игры таковы, что он должен говорить от лица своего «персонажа». А это даже забавно.

— Что!..

Не успел Владыка толком возразить, как услышал смех дочери. Удивительно. Он его готов слушать веками, лишь бы она была счастлива. В один миг всё стало не важно. Падший успокоился и мирно наблюдал за своей малышкой, что очень скоро начала собирать карточки и стирать на них имена, дабы начать заново. За игрой они провели лишь час, иногда меняя правила. Цель игры сработала как нельзя лучше.

Этим же вечером Люцифер готовил блинчики на кухне, окружив себя мукой. В прямом смысле. Её частички буквально летают вокруг ангела, создавая впечатление очень и очень забавного тумана. Эту картину наблюдает Аластор, который, по непонятным ему причинам, вновь задумался над библейскими вопросами.

Почему, будучи первым Падшим, будучи первым…

— Почему вы так не любите грешников? — прежде чем успел понять, он уже произнёс вопрос вслух.

Реакция Люцифера, который думал, что один на многие часы остался, была моментальной. Он запнулся о собственную ногу при очередном повороте со сковородкой в руке и полетел вниз. Поцелуй с полом не входил в его планы, но ему больше стало жалко только что налитое тесто на сковородку. Этот блинчик ему уже не спасти.

Быстро встав на ноги, серафим отключил плиту и магией прибрался. Всё это время оба молчали, что удивительно. Возможно, на них так сказалась утренняя игра.

— Я не испытываю к вам ненависти, этого уже достаточно.

Спокойный тон Короля заставит любого поверить на слово, не задавать никаких более вопросов. Так почему сейчас этот карлик так по домашнему выглядит? От него не исходит никакой угрозы, абсолютно! И это Аластору кажется странно привлекательным.

— Что произошло, когда вы пали?

По телу Люцифера прошёл холодок при этом вопросе. Неожиданно услышать такое от грешника, которому никогда не было дела до чужих историй.

— Почему ты спрашиваешь?

Люци вновь принялся за готовку, стараясь не смотреть в сторону неприятного оленя.

— Думал, вы готовы ответить на любой вопрос, будучи в столь плачевном состоянии.

Аластор, будто издеваясь, появился непозволительно близко от правой руки Люцифера. На что тот никак не отреагировал внешне, хотя внутри сердце предательски ёкнуло от лёгкого испуга.

— В каком состоянии? У тебя со зрением проблемы, олень?

Падший действительно не понимает о чём речь, но какое ему дело, право, до дум этого грешника?

— Вы недавно упали столь нелепо прямо перед жалким грешником, который… — закончить ему не дали, так как хватит с него разговоров на сегодня.

— Твоё время вышло шутить над этим. Если не хочешь есть, то проваливай.

Кусочек вкусного блинчика моментально оказался в руке радио-демона, а после демонстративно съеден. Удивление на лице Люцифера надо было видеть, но он быстро взял себя в руки и, цокнув языком, перевернул блинчик на сковороде, ничего не сказав.

— Вышло неплохо, вам бы стоило стать поваром, а не Королём, — Аластор всё не унимается, но уже держит дистанцию с коротышкой.

Прошло совсем немого времени с тех пор, как эта фраза была сказана и оставлена без какой-либо реакции. Но это не показалось демону скучным, он не потерял интерес. Даже наоборот, этот маленький, но чертовски могущественный Ангел вызывает странное чувство внутри и держит неясную интригу своего поведения. И это удивительно. Но, блять, как же забавно.

Когда последний блинчик был положен на горку остальных блинчиков, тишина наконец закончилась.

— Неужели я тебе понравился? — зевая, обратился Люцифер к всё ещё стоящему рядом с блинчиками Аластору, который, к слову, больше ни одного кусочка не скушал.

— Вы забавны ровно столько же, сколь и ваши заявления, — Аластор подошёл ближе, как всегда улыбаясь, но почему-то сейчас скрывая зубы. Может, это что-то значит, а может хватит во всём искать смысл. Но Люцифер продолжает его искать.

— Ты сегодня странный… — отойдя от него подальше, мистер шляпка магией прибрал небольшой беспорядок после готовки, забыв про открытый мешок с мукой, что стоит как раз в нескольких шагах от него, будто бы поджидает подходящего момента, дабы напомнить о себе.

— Это вы странный. Пришли ко мне ранним утром, даже не удосужились постучаться перед тем, как войти.

— Мне разрешение не нужно, чтобы войти в комнату к блохастому оленю.

Воспоминание так и вертится в голове Люцифера. Оказывается, рано утром демон предпочитает трогать свой хвостик и причёсывать ушки с волосами. Причина прибытия банальна: Люцифер хотел обговорить, а точнее поставить перед фактом, развлечение на обеденное время, уточнив, что никто не может отказаться и что все обязаны хорошо провести время и всё ради счастья Чарли! Отеля тоже. Разумеется именно этим приходом Аластор был раздражён. Но всё равно и слова про это не сказал.

— Именно поэтому и нужно. Вы же не хотите оказаться таким же, заходя в мою комнату во время интимных вы… — на полуслове Аластор себя остановил, его улыбка буквально застыла, а глаза раздражённо дернулись. Нет, это определённо не те слова, которые подойдут для подъёба короля.

— Что, что? Ну же, договаривай, дорогой друг! — Люцифер восторженно протянул тому свою руку, в жесте показывая, что ждёт продолжения.

Этот коротышка умеет выводить из себя! Но вот нервы и у него не каменные.

Аластор прикрыл глаза, расслабил мышцы тела, дабы падение выглядело правдоподобным. Этим он напугал Люцифера сразу же, как начал медленно падать. Дабы не оказаться раздавленным, король быстро сделал несколько шагов назад и попался в ловушку муки.

Падение Ангела свершилось с триумфом удивлённого демона.

— Вы и правда любите падать, Люцифер.

Аластор наклонился над ним, спрятав руки за спиной, всем своим видом показывая, что наслаждается данной позицией. А лежащий в белой штуке ангел зло на того смотрит, пока что не в состоянии подняться из-за, о боже! , напыщенного оленя.

— Иди ты, Аластор! Лучше бы помог, — злое лицо правителя по каким-то неясным демону причинам кажется вовсе не злым, а скорее печальным.

То-ли из-за печальных глаз из которых, кажется, вот вот польются слёзы, то-ли от желанья прикоснуться к нему, а может и вовсе всё вместе, Аластор протянул свою руку. Но как только Люцифер почти коснулся её, демон моментально схватил того за локоть и одним резким движением заключил всего Короля в объятия, всё ещё держа вторую руку с тростью за спиной.

Удивлённый и возмущённый карлик слегка стукнул по груди грешника, а когда это не вызвало никакого эффекта, начал сопротивляться, пытаться освободиться из мёртвой хватки, но всё бестолку. Аластора это забавит, но немного напрягает, всё же касания к другим ему неприятны, хотя сейчас ему не хочется отпускать это маленькое создание из крепкой хватки, но он немного это делает, всё ещё не позволяя тому отстраниться. Взгляд Люцифера прошёлся по белым пятнам на алом костюме, которые сам же и оставил, будучи весь в муке. Почему-то ему эти пятна показались чем-то непристойным, будто бы оставил свой след на этом грешнике. Эта мысль сама по себе развратна, а тут ещё и Аластор, будто читая его мысли, положил руку на его голову чем вызвал резкое поднятие белой макушки.

— И как расценивать этот жест?

— Аккуратнее, Ваше Величество, — грешник оскалил свои жёлтые зубы, наклонившись к лицу Падшего, оставляя всего пару миллиметров от касания к его коже на щеке, — Я не хочу причинить вам боль.

Опасно. Это очень опасно. Пугающе холодная дрожь прошлась по телу Серафима, заставив вздрогнуть. В такой ситуации закрадывается сомнение о том, кто тут сам Дьявол, а кто обычный Грешник, пусть и Оверлорд. Точно. Это всё его сделки. Его души. Без них он ничего из себя не представляет. Эта мысль вызвала оскал у Люцифера.

— У тебя никогда не получится причинить мне вред, о дорогой Аластор, — раскрытие крыльев заставило Аластора не только отпустить свою «добычу», но и отойти назад, — Никогда тебе не превзойти меня по мощи, ибо ты, — Люцифер подлетел к нему, грубо схватил за волосы, слегка оттянув назад, грубость не понадобилась, так как олень сам покорно поднял голову, будто насмехаясь над банальностью действий, — Всего-лишь жалкий грешник, ничего не стоящий без душ, заключивших с тобой контракт.

Мучительно натянутая улыбка трещит от гнева, радио демон буквально источает жажду убийства, но первородный страх сковал всё тело. И это бесит. Раздражает лишь сильнее.

— Да неу-у-ужели, — помехи переплетаются с речью, Аластор напряг своё тело, борясь с мерзким чувством страха, прогоняя даже мысль о возможной беспомощности.

— Если бы ты только смог принять этот стыд от бездействия, то у тебя появился бы шанс, — оскал спал, крылья сложились и исчезли, ангел вновь стоит на земле, не трогая грешника рядом, — Все вы никогда не сможете добиться успеха, пока не примите свою беспомощность, — последние слова были тихи, в них слышится печаль. Опущенный взгляд Люцифера, его сжатые кулаки, слегка дрожащие плечи будто молча кричат о внезапной волне воспоминаний.

— Люцифер, ты… — спокойствие пришло сразу же, как только Люцифер принял свой обычный облик, но его речи как-то неприятно царапнули внутренности грешника.

— Папа? Аластор?

Любимое создание неспешно появилось в проёме кухни, мило потирая сонные глазки. Девушка в своём красно-лиловом халате, под которым прячется пижама. Её растрёпанные волосы забавно выглядят на общем фоне. Как и её безобидный вид, что так комично смотрится в этой атмосфере напряжённости, печали и раздражения. Люцифер готов сделать всё, что угодно, лишь бы это создание такой и оставалась. Всегда. Даже если для этого придётся подставить свою гордость.

Люцифер широко улыбнулся, приложив все силы для убедительной улыбки, пусть дочь даже не заметит её из-за сонного состояния, ему необходимо выглядеть идеальным перед ней для себя самого.

— Милая, мы тут подружились с твоим управляющим, — говоря это, он подал руку молчаливо-улыбчивому грешнику, — А ты что тут делаешь так поздно, яблочко? — фигура отца быстро оказалась рядом с малышкой, обеспокоенно осматривая своё чадо, мало ли, она расстроена или ещё хуже! — в печали. Этого Люцифер более не допустит, он более не простит себе такое допущение.

— Попить захотелось, — Чарли улыбнулась на нежные касания отца к своей щеке, — У нас есть молочко?

— Для тебя всегда всё есть, милая!

Стакан тёплого молока появился в руках малышки почти сразу же после слов её отца. Чарли спокойно отпила немного, затем зевнула. День выдался и правда длинным, но зато продуктивным и очень весёлым. Давно же таких дней не было. Это осознание сопутствуется довольной улыбкой.

— Давайте всегда проводить время вместе, как сегодня.

— Яблочко, поверь, отныне ты будешь всегда счастлива, — заботливый вид Люцифера стал слегка печальным, пусть от взора дочери всё скрылось, но от взора Демона ни одна деталь никогда не скроется.

Малышка ушла к себе, не допив и половины молока, но не забыв поцеловать родителя в щёку перед уходом. На утро ей явно будет неловко от этого жеста, но это будет утром. Тем более что отец от поцелуя чуть ли на небеса вознестись готов.

— Какая милая картина, словно счастливая семья, так почему же вы так печальны, Серафим?

Аластор устал молчать. Его улыбка всё прежняя, вот только теперь лёгкая, а вокруг больше нету того напряжения и раздражения, что было ранее. У него поистине прокачен скил самоконтроля до максимума.

— Давай забудем всё, что только что произошло и мирно разойдёмся?

И почему именно этому оленю Люци раскрыл все свои слабости? А впрочем, это ведь только его виденье данной ситуации. Оленю никогда этого не понять. Его слабости никто и никогда не поймёт, ведь Люцифер же столь силён и роскошен. Какие у него могут быть переживания? И есть ли ещё чувства внутри, которые бы не касались дочери? У него ведь больше никого не осталось. Только дочь. Да, верно, у него нет никаких переживаний, да, совершенно так…

— Ваш печальный вид тошно видеть. Что подумает Чарли, когда заметит вашу тоску?

— Тоску? — истерический смешок сам по себе вырвался, — Она никогда её не увидит! — злость быстро взяла вверх, тон голоса вновь поднялся, чуть ли не срываясь на крик.

Аластор понял, что король может в любую секунду закричать и тем самым разбудить всех обитателей отеля, если продолжить разговор в том же духе, а если его сейчас оставить одного, то это тоже ничем хорошим не закончится. Лёгкое беспокойство закралось в само нутро демона. Нет, таким видеть его может лишь он. Таким слабым, способным на крики, полные отчаяния. Демон жаждет воочию лицезреть весь спектор эмоций этого серафима. Но почему? Пожалуй, уже не важно, решение принято, магия пришла в действие, отступать некуда. Да и не хочется.

— Позвольте вас украсть.

Не дав даже отреагировать на столь борзое предложение, чёрные тени окутали всё тело Люцифера, уволакивая в пустоту. Дабы предотвратить ненужное сопротивление, грешник закрыл его рот своей ладошкой, крепко обняв за талию, пока их обоих окутывали тени, перенося в иное место.

* * *