Мегаломания

Протяжный монотонный гул в голове медленно, но довольно верно сводит с ума, заставляет едва держаться от истерики. Насколько долго будет гудеть теперь внутри него, и отпустит ли его когда-нибудь? В этой жизни? В этом мире? Невозможно и бессмысленно искать ответ. Сейчас жизнь будто бы раскололась на "до" и "после", и, кажется, это "после" настолько черно и безумно, что мысли в голове от одного только вопроса "что будет дальше?" комкаются, как неудавшийся черновик. Руки дрожат до сих пор, лицо побледнело сильнее, чем обычно, сердце колотится так, будто бы сейчас покинет тело через горло, оставляя за собой багровые слезы из всех ранений, а в голове только и звучит это звонкое, отдающееся эхом, "Альбедо".

"Альбедо!"

Он нес маленькую эльфийку на спине без всяких усилий. Её, разодетую в яркие красные вещи, которые не отличались от окраса общей атмосферы ничем, кроме ее обычной жизнерадостности, он держал так крепко, как только мог. Она сильная, пусть и физически довольно лёгкая малышка, и рюкзачок на ее спине будто бы уже стал ее продолжением. Частенько она оборачивалась и кидала вокруг эти её самодельные бомбочки, выкрикивала что-то громкое и веселое, ободряла уставшего и измученного принца, заставляя двигаться дальше. Наверное, если бы её не было здесь, он бы бросил всё. Альбедо чувствовал, как она сжимает руки на его груди, впиваясь маленькими пальчиками в белую ткань плаща, а он, чуть наклонившись, бежал со всех ног. Поднималась пыль и грязь из-под сломанной каменной дорожки, не позволяя различать дорогу, но уже по выученному маршруту он мчался, как мог. Такая странная и непривычная, но безумно родная обстановка... И будь она проклята, та сколотая ступенька, которая стала роковой для них двоих. Кажется, чье-то коварное копьё специально сломало именно её, подковырнуло так, чтобы при опоре она пошатнулась и скользнула вниз, пусть Альбедо толкнулся со всей силы. Он разжал руки, которыми ранее упорно прижимал уставшие ножки Кли к поясу, а она разжала кулачки. Отчетливо чувсвуется в оставшейся на лице ссадине багрово-фиолетового цвета боль от того удара... В ту секунду было совсем не больно, зато стыдно и обидно, что он посмел вот так вот взять... И отпустить. Оборачиваясь назад, принц с беспокойным облегчением принял, что разделяло его и Кли всего несколько метров. Осталось ведь лишь только найти в себе те силы подняться и быстро взять её, успокоить и бежать дальше... Но она ведь сильная девочка, эта жгучая и мучительная боль довольно быстро отступит, даже если будет вынужденно вытечь немного крови.

"Альбедо!" — именно этот истерический крик позади заставляет названного выдохнуть что-то неразборчивое, но лишь себе под нос, будто бы в надежде, что никто и никогда не услышит того, что он так робко произносит. Нужно только собраться с силами и подняться, обязательно нужно...

В глазах резко потемнело по неизвестным ему причинам, но через секунду крик в очередной раз повторился уже где-то над ухом, и он почувствовал чьи-то дрожащие слабые руки подмышками, усиленно пытающиеся потянуть его вверх, чтобы непременно помочь подняться. Глубокий вдох... Альбедо поднимается на шатающиеся ноги и его в ту же секунду откидывает в сторону резким толчком, но перед глазами все же успевает встать картинка... Он всего пару секунд ищет взглядом маленькую эльфийку и тут же видит её, лежащую на ступенях на спине, совсем недалеко. Она поднимает голову, даже пытается присесть... Совсем не плачет, даже несмотря на то, что одежда чуть-чуть испачкалась и порвалась, а шляпка откатилась чуть назад. В глазах вновь темнеет, и Альбедо прикладывает руку ко лбу, прошипев от нарастающей боли в голове. Всего пара секунд... Пара секунд, и он слышит громкий визг совсем рядом и грохот, будто бы от огромного взрыва, заставляющий землю содрогнуться, и такие звуки, ставшие за короткое время привычными, не сразу заставляют его открыть глаза, однако всё меняется, когда недавняя спасительница тянет его за руку куда-то вперед.

— Подожди, нужно забрать Кли, — произносит он будто бы сам себе, настолько тихо, что даже человек с самыми обострёнными чувствами никогда бы не различил этих слов в общей суматохе. Открывает глаза, усиленно держась на месте и не позволяя себя оттолкнуть, но тут же замирает на месте. На месте, где только что была маленькая эльфийка, огромной грудой лежала голова статуи анемо архонта, привычная для каждого и любимая бардами-романтиками и добрыми монашками. Альбедо побледнел, и хотел было начать озираться по сторонам в поисках девочки, но увидел маленькую ручку, выглядывающую из-под огромных тяжелых камней, совсем недавно бывшими символом свободы.

— Господин Альбедо, прошу Вас! — слёзно умоляет Сахароза, продолжая усиленно тянуть его за руку. Ее волосы растрепаны, ушки непривычно подняты, лицо, шея, руки, тело — всё в пыли и грязи, а на плече зияет серьезная рана, идущая от плеча до груди и истекающая кровью. Но на всё это Альбедо не смотрит, ему не до этого, однако от того, что его ноги подкосились, в глазах в очередной раз потемнело, а в голове истошно запищало что-то, двинуть его помощница всё-таки смогла.

— Сэр Кейа, я могу чем-нибудь помочь? — очень громко своим визгливым и наивным тоном спрашивает девочка, что уже давно потеряла из виду рыцаря Искорку, которую сама же и вытащила на поле боя. Казалось бы, Звайте (а именно так и звали молодую девочку, которая проходила обучение у рыцарей последний год) должна чувствовать вину за такое неправильное поведение, не достойное настоящего рыцаря, ведь бросать своего верного товарища в беде нельзя... Разве не этому её учили всё это время? Но ведь когда перед лицом настоящая опасность, настоящее дело, хочется отдать себя этой опасности, и руки берутся за всё подряд. Например, за двуручный меч, что по праву принадлежал Ноэлль, но сама "рыцарь Звёздочка" вздумала, что ей он нужнее, и, скорее всего, сейчас бы получила долю замечаний в свой адрес от любого рыцаря, но как же так? Всё ведь во благо. Сейчас же малышка подбегает к капитану, откашливающему последнюю кровь, и становится с ним рядом, на дрожащих ногах пытаясь всё-таки держаться, чтобы показать, что она достойный рыцарь. Но почему же капитан не отвечает ей абсолютно ничего?

Ноэлль помогала Барбаре выносить раненных из города до самого конца, даже не имея за спиной хорошего оружия, она держалась молодцом — немного терпения и она наловчилась выбивать копья из рук врагов, смеющих подступить к ней достаточно близко, и с остервенением ломать их на две части, а остальную работу оставлять на рыцарей Ордо Фавониус. С болью в сердце она каждый раз вспоминает то, что это не ее дело, но в один момент что-то щелкает в голове. Она должна... Она обязана, даже без меча, даже если бросит Барбару.

— Подожди! — слышится позади крик, но девушка не решается на большее, чем просто крикнуть. Слёзы капают с щек Ноэлль, когда она выбивает у очередного мужчины, что стоит за честь своей страны так же, как и она, как и рыцари Ордо Фавониус, но отличие между ними одно — одни нападают, а другие защищаются. Сейчас же горничная принимает другую позицию... Лучшая защита — нападение. Она голыми руками дерётся с вооружёнными людьми, заставляя их терять собственные копья и рассудок.

Грубая линия появляется от скорости огромного лезвия, рассекающего воздух. Было бы разумно отступить, как было приказано, но Звайте продолжает держаться на одном едином месте, лишь разбивая подступающих противников, но с каждым новым ударом поднимать меч в воздух было всё сложнее.

Ноэлль вскрикивает, когда чувствует в очередной раз боль в спине, поворачивается и двумя руками со всей своей силы берётся за оружие и вырывает его из чужих страшных лап. Руки дрожат, когда она пошатывается и делает несколько шагов назад, глядя на окровавленное лезвие. В спине невыносимо закололо, когда в голову пришло осознание, что кровь принадлежит ей самой. Нет, нет, нет... Несколько шагов назад, ноги заплетаются и она с громким плепком падает на пыльную землю, чувствуя еще большую боль в ране на спине и закрывая глаза, пытаясь избавиться от нахлынувших слёз.

— Сэр Кейа, пожалуйста, не время сейчас отдыхать! Нужно... Нужно защищать Мондштадт! Вы же сами говорили! — Звайте ставит меч лезвием вниз и опирается о него, устало глядя вниз, на землю. Багровые капли крови неторопливо текут по запястьям и шее, как бы олицетворяя медленно утекающие силы, дыхание девушки выдаёт ту усталость и измученность от непрерывных размахиваний двуручником горничной. Ничего страшного, скоро больно не будет, скоро придет спасение, нужно лишь дождаться. Она не замечает то, как буквально под ее ногами закатывается что-то, похожее на бомбочки Кли... Такие красивые и миленькие... Взрыв раздаётся оглушительный и заставляет Звайте пролететь до самого фонтана и окунуться в воду, предварительно ударившись о все бортики и каменное дно.

Сердце стучит где-то в животе, когда под умирающей горничной образовывается лужа крови. Медленно чувства покидают её, и к концу пути мучения уже не были так сильны. Липкая алая жидкость закрыла глаза ей насильно, стекая по лбу. Она очень хотела вытереть пот и кровь с лица, но руки уже не слушались её. Всё тело не слушалось, заставляло её чувствовать вину за то, что она не может сделать ничего. Зря... Зря она бросила Барбару...

Новая вода в фонтан уже давно не поступает, сделав его лишь маленьким каменным бассейном смерти, ибо теперь, мучаясь от боли, в нем лежала маленькая девочка, изувеченная копьями, взрывами, осколками и собственной усталостью. Как же ей хочется провалиться сквозь землю и ничего не чувствовать... А это чувство уже совсем близко.

Что было дальше уже не помнится, и даже то, что произошло только что кажется страшным сном для каждого. Джинн держит себя в руках, но на лице ее видно подавленность... Идти ей помогает скаут Эмбер, которая была одной из первых, кто смог покинуть город, и сейчас она занималась больше моральной поддержкой всех и каждого, хотя слёзы на её лице вырывают только сочувствие. Она так судорожно держит магистра за руку, будто бы сейчас она захочет всё бросить и со всех ног ринуться обратно с криками, но у нее даже не возникает таких мыслей.

— Что будет... Будет... — тихо выдавливает из себя рыцарь Одуванчик, а после поворачивается на вызволенных из этого ужаса людей. Правильный ли выбор сделала магистр? Что она могла сделать, кроме как бежать? Вот бы здесь был кто-то, кто смог бы помочь, сохранил бы город, взял бы Джинн за руки и сказал "Сейчас мы всё исправим". Сейчас же нет никого... Джинн должна была быть тем, кто всё исправить, она не смогла.

Барбатос упал на колени, глядя на полыхающий город издалека. Нет-нет, не может быть такого... Это очередной кошмар со страшным сюжетом, которые в избытке снятся ему в избытке, но на этот раз сюжет сильно отличается, а все вокруг кажется слишком реальным.

— Как... Как ты мог это допустить... — шепчет он, не стесняясь ронять слёзы на траву, а после обнимает себя за плечи и сжимается от душевной боли. Сейчас, глядя на Диону, что долгое время пыталась держаться, но теперь разрывалась громовыми рыданиями в плечо своего злейшего врага от потери любимого отца, на Сахарозу, которая, несмотря на свои ранения, которые удостоены были лишь легкой перевязкой и щипающим до сих пор йодом, пыталась привести в чувства Альбедо, на сжимающегося от боли Рейзора, лежащего в ногах у Барбары и скулящего от постоянной тревоги и боли, Венти не может держать себя от слёз. Он поднимается на ноги, медленно проходя ближе к жителям его свободного города, а на его лице выявляется то выражение безмятежности и внутренней силы, знакомое любому жителю Мондштадта, как вечная любовь их архонта, иконой в сердце. Первое и последнее, что они смогут почувствовать — его любовь.

— Я сделаю что-нибудь... Я клянусь...

— Венти.. — медленно монашка подошла к юноше, что пускай и сам знал тяжкость ситуации, но не потерял дух, чем и смог приободрить парочку людей. — Барбадос Покинул нас, оставив на произвол судьбы, но не смотря на это.. Ты всё ещё пылаешь решимостью в завтрашнем дне?

— Оставьте фразы о богах. Они давно уже слабы - Бросил строго красноволосый юноша, у которого на глазу красовалась кровавая тряпка с цветом, подстать грязным волосам. - сейчас не лучшее время для этого. Нужно думать об крове.

Барбатос с нежной улыбкой осмотрел монашку перед собой. Она, всю жизнь привыкшая поклоняться ему, богу Свободы, казалась ему сейчас самым родным человеком в Тейвате и вполне оправдано. Вера ее, кажется, всё-таки угасает, что можно различить в ее глазах, и что-то внутри барда вздрагивает с отчаянием. Он довольно резко, но мягко берет ее истертую об камни и землю ручку, не отрывается от голубых глаз и улыбается.

— Никогда нельзя опускать руки. Барбатос с нами, он слышит наши молитвы. И нет ничего сильнее нашей веры... Пока мы вместе, — вторая рука Венти проходит по воздуху, показывая сначала узоры ветра и, по иронии судьбы или же его силе, вместе с его рукой двинулся воздух, нежно лаская растрепанные локоны монашки и оборванный рукав ее платья, а после указывает на тех живых людей, которые в своём небольшом колличестве смогли теперь почтить их своим присутствием и по счастливому стечению обстоятельств выжили, пусть и получили много серьёзных увечий. Этот жест вселяет надежду, пусть и, кажется, уже некуда смотреть без слёз.

— Рейзор больше не верит в Барбатоса, — грустно хрипит парень с красными глазами, глядя на барда, как на виновника всей ситуации. Возможно, где-то он прав, однако об этом не знает никто, кроме самого Барбатоса.

Фантомная боль в потерянной ноге заставила его вздрогнуть в очередной раз и сжаться, оскалив зубы, чем вызвав бурю жалости и окружающих. К нему тут же подоспела скаут Эмбер, которая теперь в полной мере одаряла каждого своим вниманием, замечая каждую перемену в настроении или физическом состоянии.

— Я тоже не верю... Барбатоса не существует, он выдуман всякими тупыми пьяницами, которые только и могут, что искать повод для гордости... — вырывается тут же из маленькой кошкодевочки, которая жалась возле своего злейшего врага, главы винной индустрии Мондштадта, и... Кто он сейчас? Без Мондштадта, без вина, свободы, одуванчиков. Наверное, теперь Дилюк и не враг ей вовсе, пусть Диона об этом не задумывается, но все равно переодически падает лицом на его колени и выжимает из себя все слёзы, которые в ней скапливаются.

Дилюк же медленно опустил свой взгляд, единственным глазом и положил руку на голову особы, чуть пришла живая и пытаясь успокоить.

-Венти, действительно ли ты готов ответить за свои слова? Где же наш бог, когда в нем так нуждается народ?

Барбара от этих слов еще больше поникла и прижалась к барду, разрыдавшись от боли и обиды, что накопились внутри.

Безмятежная улыбка прячется где-то в глубине души, когда объятия заставляют барда вздрогнуть и принять выражение беспокойства. Его стряхнуло судорогой, и, кажется, будто бы насовсем откинуло из мира. Язык уже не повернулся, чтобы сказать хоть что-то.

— Я... Нам нужно верить...

— Верить? Во что? — Сердито бросает магистр... Уже не магистр, а просто Джинн. — Если Барбатос есть, то ему глубоко плевать на нас.

— Это не так... — перебивает ее Венти, сводя брови и глубоко вдыхая, чтобы набраться решимости, дабы нести ее и другим. Сейчас его целью является не столько оправдание бога Мондштадта, сколько сохранение дружбы и общей веры между выжившими, однако что-то то и дело сеет раздор.

— Он не допустил бы стольких смертей, — говорит Джинн уже тише и далее называет имена. Чеканит их, как мору чеканят в Ли Юэ, холодно и беспристрастно, будто бы загробно и заставляя вздрагивать каждого, — Лиза. Донна. Ноэлль. Кейа. Мона. Герта. Кли.

С каждым названным именем Барбатос вздрагивал от вины, задыхаясь от охватившей его тревоги, но продолжал держаться, прижимать к себе Барбару и думать.

— Что вообще мог сделать Барбатос? — спрашивает бард, поджимая губы, и пытаясь успокоить не столько всех, сколько самого себя. Внутри пылало чувство вины, прожигая его изнутри, а в глазах встали слёзы, которые, казалось бы, только недавно отступили.

- В действительности, ничего.. Мало ли что может сделать бог свободы и пьянок, верно? - Бросил дилюк и вздохнул, усевшись на землю вместе с Дионой. - Если моя винокурня еще жива.. Можем перекантоваться пока что там..

"Бог пьянок..." — медленно и тихо повторил Барбатос тоскливым тоном, безмятежно прикрывая глаза и поглаживая по спине монашку, не позволяя ей покинуть объятия своего бога. Теперь же он задумался о чем-то далёком от здешних людей, их проблем и решений.

Судьбы людей в этом кровопролитном геноциде определяются не внешними факторами и не факторами внутренними, а лишь их удачливостью. Самыми уворотливыми в этом плане были маленькие дети, которые победили в чем-то судьбу: Диона была гибкой и проносилась чуть ли не между копьями, а Эйндзам была невзрачной, чем выигрывала возможность бежать прямо под ногами врагов. Обе, будучи потерянными для окружения, смогли если не лишить кого-то своих тараканов (а по мнению обеих, если бы погибли именно они, то всё было бы куда лучше), то лишиться чего-то.

Отец Дионы был пьян в тот момент, когда "Кошкин Хвост" закрывался в срочном порядке. Малышка вела его за руку, тянула со всех сил, и даже после того, как он потерял все силы и держался на волоске от смерти, она тянула его на себе. Нежелание смириться, отвращение от обстоятельств, боль от принятия факта. Сейчас в ее памяти даже не всплывёт то, как кто-то отдернул ее, вытащил из-под тяжелого тела, вынес из города. Она не скажет "спасибо", если от нее даже этого потребуют. Мысль о том, что, скорее всего, было бы лучше, если бы она осталась там, не покидает ее и до сих пор, заставляя вжиматься в мастера Дилюка вновь и вновь с короткими перерывами, произнося непонятные молитвы какому-то несуществующему богу или обращаясь к уже мертвому отцу.

— Куда ты? — произносит Эмбер, глядя на поднявшуюся с колен Эйндзам. Она сжимает руку на боку, где сияла необработанная глубокая царапина, но лицо ее не выражает боли. Что-то внутри нее шипит и пенится от агрессии и несправедливости.

О смерти сестры она узнала только тогда, когда не увидела ее среди выживших. Молча делает выводы и хмурится каждый раз, когда представляет ее обезображенное кровью безжизненное лицо. Что-то заставляет ее вздрагивать каждый раз. Но теперь же она молча поплелась куда-то, не глядя назад, также и проигнорировав вопрос скаута Ордо Фавониус.

- Мистер Венти.. Вы действительно верите в нашего Бога? Верите, что он не оставил нас? -Протерев рукавом глаза, монашка подняла взгляд на юношу, смотря с некой детской наивностью и подорваностью в чудо. Казалось, ее внутренний храм так же пал, как и храм города и кто-то отважится его востановить?

Медленно дилюк поднялся и пошел в сторону Эйндз, ложа руку на плечо.

-Она умерла, но умерла не зря..

— Конечно же не оставил... Неужели ты, веря в него всю свою жизнь изменишь свое мнение так резко, не дав ему ни единого шанса? Я уверен, он бы встал на колени пред тобой при первой возможности, чтобы ты... Смогла простить его... — произносит бард тихо, чуть ли не шепотом, чтобы более никто посторонний не вставлял своих комментариев. С каждым новым словом его голос дрожит всё сильнее и к концу своей недолгой речи он медленно опускается на колени, но не отпуская Барбару из объятий. Щекой он прижимается к ней и, кажется, он готов плакать ей в подол, но вновь его что-то удерживает. Теперь он едва слышно шепчет это "прости меня", но его голоса не слышно никому, кроме него самого.

Магистр Джинн делает шаг в сторону сестры, но всё же держится на расстоянии, заставляет себя отвернуться и устремляет свой взгляд туда, где покоились остатки Мондштадта, остатки свободы, остатки тел верных товарищей. Нет никакого желания доводить себя до слёз одной этой картиной, и она смотрит в небо, но и там не находит для себя покоя. Тучи сгущаются над Тейватом, предвещая дождливую ночь.

— Раз судьба так распорядилась, значит, так нужно. Я понимаю. — девочка кивает и медленно поворачивается на Дилюка. Теперь, сравнивая его нынешнего и того парня, что стоял за барной стойкой и разливал напитки, сравнивал ее своим ледяным взглядом, но не говорил ни слова... Эйндзам осознаёт, что до этого серьёзного удара в жизни каждого жителя Мондштадта он выглядел куда моложе и живее. Наверное, судить от этом сейчас не так уж справедливо, ведь не прошло должное колличество времени, но изменения уже явно видны.

Диона так и не отрывается от его ноги, вжимается с такой силой, будто бы это первое и последнее, что теперь у нее есть. Ненадолго слезы отступили и она осматривает окружающий мир ясным взглядом, но с прежней болью, которая теперь отступит разве что через годы, а может и десятилетия, если отступит вообще.

— Как он? — магистр подходит к Сахарозе и взглядом указывает на Альбедо. Глупый вопрос, на который она и сама, очевидно, могла бы дать ответ. Лицо алхимика не менялось с той самой секунды, когда Сахароза впервые схватилась него и потащила из рук смерти, и до сих пор держит, отдавая всю себя, но не получая ничего в ответ. Он смотрит куда-то в неизвестную никому точку, но не видит окружающий мир. Очевидно, Джинн понимает это, но задает вопрос из собственного желания убежать от одиночества и тоски, хочет вновь вернуться на пост лидера, даже если сейчас практически не осталось никого, за чью свободу она могла бы держаться.

- Ах, венти... - Легкая ручка принялась поглаживать голову юноши, успокаивая, хотя даже если той требуется этого не меньше, но может ли она отвернуться сейчас от дела, что благоволило ей столько времени. - Венти.. Не проси прощения у меня. Барбатос простит.

- Ты весьма легко воспринимаешь утрату. В этот что-то есть близкое ко мне. - Тяжелый вздох, после чего потянул руки к дионе, пытаясь ту взять на ручки. - И я сочувствую твоей утрате.

- Ах.. -Осторожно провела рукой по щеке сахароза, глядя с нежностью на того. -Кажется.. Он весьма.. Сломленс если можно так выразиться.

— Простит... Конечно простит, да... — прошипел Венти в подол платья Барбары и зажмурился, чтобы избавиться от подступающих слёз. Он поднял голову и посмотрел в лицо монашки, взялся трясущимися руками за ее руки и медленно натянул болезненную, измученную улыбку. С уст слетает смешок, затем еще один, а после он разрывается от хохота со слезами, и не понятна его причина, но смех его чист и искренен. Ничего больше, чем любовь в нем не читается. Судорожно он гладит руки Барбары и роняет слезы, не позволяя ничего больше, чем наблюдать, и точно не собираясь отпускать ее руку.

— Вы врёте. Вы не воспринимаете свою утрату так, как это делаю я. Мы не похожи. — Эйндзам чуть повышает голос совершенно невольно, но не вкладывает в эти слова той агрессии, с которой говорит это, хотя и заставляет Диону, что позволяет господину взять ее на руки без лишних комментариев, вздрогнуть. Увидев такую нежелательную реакцию, Эйндзам вздыхает. — То есть... Я тоже соболезную.

Альбедо не реагирует на нежные прикосновения ассистентки, не реагирует ни на что. Джинн обеспокоенно осматривается, как будто бы в поисках решения этой проблемы.

— Всё хорошо. Мы все переживаем потери... Она бы хотела, чтобы Вы были счастливы, господин. Она с Вами и с нами... — произносит Джинн неуверенно. Она не имеет опыта в поддержке и совершенно не знает, как именно повлиять на чей-то разум, особенно, если это человек, который всегда был скорее источником поддержки, чем ее потребителем. Когда же первый опыт не обвенчался ничем хорошим, Джинн вздохнула и взглянула на Сахарозу. — Он будет в порядке?..

Не зная же что делать, Барбара присела перед тем и второй рукой обняла юношу, пытаясь успокоить? А нужно ли оно сейчас? Кажется, он совсем в этом не нуждается или уже не требуется.

- Как знаешь. Может со стороны наши отношения с кейей выглядели не очень хорошо, но.. Я любил его, как брата. Он был.. Придурковатым веселым братцем.

- Я не знаю, но надеюсь на то.. - Тяжело вздохнула и прижалась со слезами к альбедо, крепко обнимая- Надеюсь.. Он оклимается.

— Я верю... Я верю и ты верь тоже. Поклянись, что будешь верить. — бард улыбается, смеется, плачет, пытается вытирать слезы. Теперь он похож на ребёнка, которого сначала очень расстроили, а после рассмешили, но разве есть в такой ситуации повод для веселья? Разве этот смех из ничего уместен, когда только что потеряны были множество товарищей, друзей и любимых? На эмоциях Венти обнимает Барбару и прижимает ее к себе с особой силой, гладит по спине и волосам, не прекращает смеяться. Кажется, вот-вот у него начнётся истерика, если еще не началась.

— Я понимаю. Я имею ввиду, вы переживаете это тяжело. А я нет. — бросает резко девочка, махнув рукой. Сейчас ей совсем не до чистосердечных признаний и всей этой информации про любовь и ненависть, однако прерывает она Дилюка не из-за этого, а скорее по причине того, что любую его фразу про Кейю могла бы принять на себя. Такая же безумная сестра, веселая и придурковатая рядом с ней, серьёзной и непонимающей. С какой-то стороны эти две близняшки похожи на братьев Рагнвиндра и Альбериха, но вот сейчас одни только мысли о том, что теперь она осталась одна заставляют ее хмуриться и сглатывать непонятный ком в горле. — Да и наверняка вы не единственный, кто так остро переживает смерть вашего... брата. Да. Все в Мондштадте любили Ордо Фавониус, так что, скорее всего, вы можете разделить своё горе с кем-то из выживших. Вам даже выбирать не нужно. Покажите пальцем куда-нибудь с закрытыми глазами, потом откройте их и на кого укажете, с тем и переговорите о вашей общей утрате. Точно не ошибётесь.

— Он должен... — только и может выдавить из себя Джинн, а после вздыхает и невесомо ложит руку на плечо Сахарозы. Теперь бы она хотела высказать ей всё своё сочувствие и признательность за то, что она держится на плаву даже в такой ситуации. Но в голове магистра нет ни одного подходящего слова, и так ли они нужны теперь? Джинн посвящает Сахарозе искренний взгляд, полный соболезнования и понимания, и это последнее и единственное, на что сейчас она способна.

- Обещаю.. Обещаю, что вера моя не пошатнется даже под копьем врага -Ответила без единого сомнения монашка венти и провела рукой по щекам юноши, стирая слезы.

- Пожалуй, и что же теперь будешь делать по жизни? - проронил негромко дилюк.

- Время покажет. - Вот наконец-то отпустила сахароза юношу и наконец-то отошла. - магистр джин.. Что теперь нам делать?

— Спасибо... Ты сделала меня самым счастливым бардом в мире! — воскликнул Венти, наконец, прекращая смеяться, но улыбаясь во всё лицо. Вся боль, обида, страх и ужас из взгляда ушли, и теперь оставались только символы Мондштадта — одуванчики, вино и свобода. Он хватает Барбару за щеки в ответ, а после прижимается к её правой щеке с протяжным поцелуем. Отстраняется, улыбается еще шире и целует уже в левую щеку. Новые слезы всё еще подступают, но теперь, кажется, это были слёзы счастья. Настолько ли неоправданного счастья?

— Я отправлюсь в Инадзуму. — отрезает она коротко, но не продолжает свою мысль. Никаких причин, объяснений, фактов или чего-то такого, что оправдало бы это желание. Ничего не было, кроме решительного лица и вновь нахмуренных бровей, поджатых губ.

— Сахароза... Ты не первая, кто спрашивает это у меня, и... — Джинн посмотрела на нее глазами, полными печали. Кажется, решительность на ее лице совершенно поддельная, и на самом деле нет ничего сильнее, чем ее желание заснуть навсегда в любой момент, но оставить тех, кто жив сейчас — зверство. Джинн хотела продолжить свою мысль, но не знала, как именно. Не знала даже, что делать.

— Мы можем построить новый Мондштадт! — Эмбер бодро подскочила к двум девушкам, и судя по всему, она подслушала как минимум несколько секунд их разговора. На лице скаута читается уверенность и счастье, хотя только что она лила слёзы. Не понятно, что изменило ее за такой короткий срок, но она выглядит вдохновлённой.

- Ах.. Венти, что же об этом скажет барбатос? -С легким румянцем спросила та, прикрыв один глаз, а после и второй

- и что же потянуло тебя в инадзуму? - Дабы прояснить сие желание, спросил дилюк.

- Но как? Взгляните на нас. Многие с трудом ходят, не говоря уже про физический труд. -С этими словами алхимик провела рукой вдоль всех, показывая подтверждение своих слов.

— Я думаю... Барбатос будет счастлив. — выдыхает бард и закрывает глаза со счастливой улыбкой. Он ласково прижимается лбом к плечу девушки и гладит ее по спине, как последнее и единственное своё сокровище.

Сокровище. Наверное, ему очень повезло с тем, что он не хотел прижиматься к кому-то уже остывшему и холодному. Он клялся себе, что больше никогда не привяжется к кому-то смертному, но теперь что-то в нем щёлкнуло и он без единой сторонней мысли жмётся к Барбаре. Обычной доброй монашке, которая восхваляет его, своего бога, в каждом дне и не подозревая, что после молитвы гнала подальше от храма именно его.

— Пусть Рекс думает, что убил его... Посмотрим, когда его сгрызёт совесть за последнего его друга, — говорит он шепотом, уже обращаясь не к Барбаре, ни к себе, и ни к кому в этом мире. Внезапная мысль, не связанная ни с чем другим ранее высказанным, кажется, просто отвлекает анемо архонта от посторонних эмоций, и вполне успешно.

— ...Там живёт один мой хороший друг. Возможно, он примет меня у себя, раз у меня теперь нет дома, — Эйндзам говорит это достаточно громко и грубо, а после смотрит на Дилюка особо пристально. Она хочет увидеть его реакцию? Да, определённо она ждёт, что именно он ответит на это. Диона оборачивается на девочку и смотрит на нее сверху-вниз, с рук красноволосого мужчины, и после не выдает ничего, вновь утыкаясь ему в грудь.

Эмбер осматривает живых быстрым взглядом, а после глубоко вдыхает и разводит руками с улыбкой:

— Ну... Мы чуть-чуть отдохнём и сделаем что-нибудь! Сейчас мы можем попробовать сделать лагерь в меру своих возможностей, а потом думать о чем-то большем! — бодро произносит она, а после смотрит на магистра, ожидая ее одобрения. Та лишь кивает, отводит взгляд, и вновь кивает. Голова ее забита совершенно не этими мыслями, но что-то ответить нужно.

- Что ж.. Будем верить в это и надеяться. -Негромко ответила Барбара и прижалась крепче в объятиях к юноше.

- Вот оно что. Могу лишь пожелать добраться до инадзумы. - Бросил в ответ дилюк и повернул свою голову ввысь, смотря как в небе виднеется все еще столп дыма, который намекал, где некогда кипела мирная жизнь.

- Тогда.. Нужно место по безопаснее.. Место, где нас не достанут. - Скромно бросила сахароза

- Будем верить... - прошептал бард и закрыл глаза, пуская слезу и улыбнулся. После нескольких минут этой нежности он глубоко вздыхает и поднимается на ноги и помогает встать Барбаре, не обьясняя причин. С улыбкой он осматривает окружение и неожиданно тянет монашке руку, - Я предлагаю решить судьбу каждого из нас. Знаешь, сейчас так хочется мыслить позитивно, даже несмотря на всё другое. Ты достойна того, чтобы о тебе пели еще много лет спустя после этих событий. Знаешь, личность вроде Венессы, Рагнвиндра, безымянного барда, Барбатоса? я уверен, что и о тебе будут говорить, как о героине, через много-много лет...

Эйндзам замолчала, задумчиво хмуря брови. Она осмотрела окружающих людей, а после вновь взглянула на Дилюка глазами, полными осмысленного желания что-то изменить.

- Мы можем называть себя свободными только утратив всё до конца. Иронично, что именно разрушение города свободы дарит нам ее настоящую. - отрезает девочка, прикрывая глаза и в манере Дилюка скрещивает руки на груди. Она меняет тему так резко и быстро, что не дает никаких сомнений в том, что ей не хочется расставаться сейчас. Хочется говорить, хочется продолжать чувствовать и быть человеком, пока тьма не поглотит ее и всё вокруг.

Джинн вновь кивнула, отстраненно и, кажется, уже не следя за ходом темы. Эмбер помолчала немного, заставив между троими встать неловкой тишине, а после посмотрела на магистра с ожиданием. Пытливый взгляд все-таки не поимел никакого влияния на девушку, и именно из-за этого скаут перенимает инициативу:

- В Драконьем Хребте ведь всё ещё держится ваша лаборатория, да?

- Ваши слава слишком добры во мне, венти. Я польщена, что вы так думаете -Подала свою ручку и опираясь, встала.

- Действительно.. Но именно этот город позволял многим быть тем, кто они есть. Кузнецы, торговцы, рыцари.. Все это пропало в пекле.

- В хребте? Да.. Все еще не тронута, а что?

- Я не думаю. Я знаю. - отвечает бард и вдыхает полной грудью воздух. По его ли воле поднимается легкий ветерок, или же нет, трудно сказать, однако теперь ветер игриво ласкает волосы Барбары, а Венти лишь улыбается и наблюдает за этим. - Я сделаю всё, чтобы твоё имя знали все.

История повторяется. Он опять ведет себя слишком тепло с кем-то смертным. Разве прошлый опыт не научил его?

- Свобода заключается в том, что ты в любой момент можешь отказаться от того, что у тебя есть. Ты ни к чему и ни к кому не привязан, и только поэтому ты свободен. Я так считаю. - кивает девочка, а после садится на траву резким рывком. Ей самой кажется, что она сегодня сказала больше, чем за всю предыдущую жизнь и не видит этому причин. Обычно молчаливая и закрытая, она теперь высказывается какому-то бармэну. Ущербно...

- Мы можем отправиться туда! Я думаю, нас не так много, чтобы занимать там слишком большое пространство, так что отлично подойдет! - воодушевленно вскрикивает Эмбер и кивает сама себе. Но в ответ вмешивается магистр, которая только что усиленно пыталась заставить себя слушать ее.

- Это опасно...

- Не стоит. К чему эта слава? - Бросила в ответ монашка и подняла взгляд куда-то вверх, на облака.

- Знаешь, звучишь уже как старец -С легким смешком проронил бывший бармен, вздыхая и уже не сидя, а ложась на землю, траву, что под гнетом ветра ласкала щеки.

- В действительности, магистр права.. Путь туда весьма тяжелый и опасный.

— Ты скромничаешь сейчас... Это понятная реакция. Но каждое живое существо достойно того, чтобы его вплетали в песню. И настала твоя очередь блистать, — произносит бард и улыбается, как вдруг в руках его появляется лира. Теперь он не просит разрешения, и уже отстукивает ногой невесомый ритм. Эта легкость и безмятежность просто поражает, и, кажется, он совершенно забыл о том, что было только что. Первые несколько нот, и легкие движения по струнам рождают приятную мелодию. Бард берет в легкие воздух чтобы начать петь...

Лира падает из его рук, зрачки сужаются, а лицо приобретает выражение чистого ужаса, когда что-то внутри в который раз щелкает. Барбатос внезапно хмурит брови и смотрит куда-то вперед, на дым от остатков города. Такая резкая смена настроения, казалось бы, ничем не обусловлена.

— Мне все равно, как я звучу. Я говорю тебе... Вам. Я говорю Вам вещи, в которых есть смысл. — отвечает она, махнув рукой на мужчину и опускает голову. Теперь, после всех этих агрессивных комментариев с ее стороны, она выглядит абсолютно спокойной, однако что-то все равно выдает то, как она опечалена.

— В Инадзуме тоже наверняка одни враги... Не иди туда, — вдруг произносит Диона, перевалившаяся на траву рядом с Дилюком. Очевидно, она уже давно не слушает, о чем говорят эти двое, но всё-таки захотела что-то вставить. В сердце этой маленькой девочки возгорела агрессия ко всему живому и мёртвому, и теперь, будучи абсолютно спокойной от слез (кажется ненадолго), она хочет общаться с кем-нибудь, кого не будет ненавидеть. Несчастный ребёнок, познавший боль так рано.

— Зато если мы сможем добраться до лаборатории, то будем в безопасности! И никто нас не достанет, — всё не унимается Эмбер и чуть ли не прыгает от прущей из нее энергии. Кажется, теперь она может не только пройти Драконий Хребет на одном дыхании, но и покорить весь Тейват, дайте ей волю. Но это рвение не разделялось магистром, которая нахмурилась, скрестив руки на груди, как обычно делает, если кто-то из Ордо Фавониус сильно провинился.

- Ах.. Венти, вы слишком добры ко мне, но не смотря на это, лучшая награда и почесть, это радость других. -Осмотрела уже других пострадавших. -каждый из них заслуживает внимание не меньше меня -и вновь вернула взгляд на барда, однако сменяясь беспокойством- венти, Что-то не так?

- действительно? Диона, мир не без добрый людей. -попытался как-то парировать претензию бармен, глубоко вдыхая -порой просто нужно довериться.

- Это же сложно.. Как мы проведем всех нас туда без последствий?

— Я... Всё хорошо. Я думаю, всё хорошо. — отвечает бард серьёзным тоном и глубоко вдыхает, пытаясь сохранять спокойствие. Сейчас нужно во что бы то ни стало обеспечить умиротворение всем вокруг, а если сам бог будет паниковать, то что будет с людьми? Нет, такого Барбатосу точно не нужно. Он вновь делает глубокий вдох и резким рывком поднимается на ноги, подхватывая и лиру. Он настолько окунается в свои мысли, что не замечает, как оставляет Барбару без должного ответа и на трясущихся ногах идет куда-то вперёд.

— Мы верили в то, что в Ли Юэ живут наши друзья, и теперь они лишили нас всего без всяких на то причин, — отвечает девочка, оскаливая зубы и угрожающе двигая хвостом. Брови ее сводятся в недовольстве и лицо выражает абсолютную ненависть, хотя в глазах вот-вот возникают слёзы. Эйндзам качает в ответ головой:

— Я согласна, что удар может быть неожиданным, но я не доверяю всей Инадзуме. Там есть лишь один чело...век. Которого я знаю достаточно хорошо, чтобы, если даже он и воткнёт мне нож в спину, то я не расстроюсь, — произносит она, только собираясь лечь рядом, но останавливает ее фактом своего присутствия бард, чуть ли не пробегающий мимо. Эйндзам хмурится и смотрит на него, откровенно прищурившись, хмыкнув что-то невразумительное. В её духе. Она определённо не может рассмотреть его лица, выражения, не знает, зачем и куда он идёт, но по ее осмысленному взгляду казалось, будто бы она уже додумала это в своей голове и теперь просто удеждалась, что абсолютно права.

— Я... Ээ... Не знаю, но у меня нет других идей, — разочарованно произносит скаут, разводя руками. Вновь что-то заставляет ее поникнуть, когда она осознаёт, что ничего хорошего не привнесла в ситуацию, а лишь заставила всех лишний раз поломать мозги. Однако свой вклад, пусть и не очень ценный, Эмбер внесла и готова продолжать вносить... Только нужно немного потерпеть, подумать.

И здесь бард проносится, буквально расталкивая девушек на своём пути, чем вызвал недоумение магистра Джинн и удивление Эмбер, но даже на единую секунду он не останавливается, чтоб прослушать хоть какие-то комментарии. Однако они могли увидеть, как Венти подскакивает к Рейзору, что до сих пор лежал неподалёку и отдыхал после новой порции бинтов. Бард падает на колени возле него и смотрит так жалобно, будто бы сейчас выдавит речь не хуже, чем ежедневные пожелания доброго утра от Фишль, и даже сам Рейзор, удивлённый такому резкому приходу, ожидал нечто подобное, однако бард лишь через отдышку выдаёт так громко, чтобы слышали даже те, кто потерял все чувства в бою:

— Рейзор... Отведи меня в Вольфендом...

Тут же монашка подскочила и пошла следом за бардом, дабы тот не сотворил чего, а может скорее уже из привычки, как ранее, высматривала того у храма, вот и сейчас.

-м? -Тут же бард приковал внимание и дилюка -Вольфендом? Зачем же тебе понадобилось идти туда? - Осторожно юноша поднялся и подошел к тому. - что же ты задумал, бард?

Кажется, Венти совершенно не слушает и не слышит, что происходит вокруг, и на данный момент для него существуют только он сам и Рейзор. Такое непривычное поведение для доброго бродяжки-выпивохи не остаётся без внимания не только потому, что он громко разговаривает, но и из-за его тона. Кажется, будто бы он не просит, а приказывает, и это крайне насторожило приподнявшуюся следом за Дилюком Эйндзам:

— Кажется он тоже сходит с ума. Вольфендома больше нет, как и всех живых уголков Мондштадта. — отрезает она, скрестив руки на груди, впервые за долгое время оторвав ладонь от горящей остро раны на боку. Она не замечает, как размазывает кровь по телу этими движениями, но не произносит лишних звуков, как будто это в порядке вещей, либо не желая привлекать лишнее внимание. В ответ на все высказывания бард отмахивается рукой, даже не поворачиваясь на говорящих. Довольно грубо, но сейчас оправдано, ибо отдан он всецело Рейзору.

— Наконец, после долгих терзаний и болезненных ощущений проклятых ярчайшими всплесками огромных вспышек, черный бархат сгущается над головами принцессы и ее верных спутников... Зияющие дыры, которые Оз выклёвывает в ткани бесконечности нирваны ночи, осветят наш путь, покуда я, принцесса отчуждения Фишль, желаю вести вас за собой... — до Мондштадта осталось совсем немного, и отряд разведки в виде Эмми, Беннета и Эолы медленно идут из Ли Юэ. Они знают, что, скорее всего, в городе сейчас трудно, но не представляют масштабы проблемы. Фишль болтает без умолку всю дорогу, и даже ее верный фамильяр устал переводить и отвечать на ее фразочки.

— Миледи... Я вижу дым, — вдруг произносит птица, то ли чтобы отвлечь девушку, то ли чтобы оповестить о том, что случилось нечто ужасное, а именно с этого расстояния отряд мог увидеть то, на что Оз и обратил внимание...

— Рейзор... Не отведет Венти в Вольфендом. Опасно. — отрезает мальчик-волк, хмуря брови. Венти сжимает кулаки и рвет под собой траву, кажется, только обдумывая, как именно он будет обкладывать всё окружающее ласковыми словами.

Барбара медленно встала и тут же подошла к венти, взявшись за того и пытаясь Как-то успокоить, утешить или привести в расскулок в зависимости от того, что же именно требуется и вот она осторожно ложит на плечо и тихо говорит: -Венти.. Все хорошо? Что же тебя так взбудоражило?

- Не уж очередной пожар? -воскликнул рыцарь в фартуке, делая гордый шаг вперед и устремляясь взглядом вдаль - так и знала что нельзя оставить город!

- Не похоже на обычный пожар.. Словно весь город полыхает - с желанием утихомирить подругу сказал беннет, делая глубокий вдох и заливаясь кашлем от запаха гари.

Произошедшая сцена заставила и Сахарозу обратить внимание на барда, задаваясь вопросами, пускай пока что и не говоря их вслух, с чем пожалуй не согласен бывший бармен, что без церемоний подошел и навис над венти: - и Как это понимает? Зачем тебе этот Вольф.. Место?

— Мне срочно нужно в Вольфендом, это не должно обсуждаться! — нервно вскрикивает Барбатос, выдавая в голосе внезапную горечь и то, как он откровенно держит в себе слёзы. Усердно игнорируя прикосновения Барбары и фразы Дилюка он лишь с отчаянием смотрит на Рейзора, который под таким взглядом морщит нос и чуть-чуть отодвигается от барда по непонятным ему самому причинам. Нога предательски ноет, когда он двигается, что заставляет его еще сильнее поморщиться, но именно в данный момент не очень уместно мучаться от боли. Венти сам даже не обращает внимание на то, что этому мальчику, даже не парню, а обычному подростку, сейчас не до переговоров и откровенно давит на него взглядом, хотя не хочет этого. Наверное, что-то в его душе сейчас смягчается, ибо теперь он вздыхает и сменяет гнев на отчаяние, — Прошу, Рейзор. Мне нужно туда и я знаю, что именно ты можешь отвести меня в нужное место.

— Оставь его в покое, пожалуйста, — вступается магистр, пусть и выглядящая сурово в этот отрезок времени, но голос ее совершенно спокоен. Что-то свыше говорит ей о том, что нужно если не уберечь Рейзора от лишней нагрузки, то как минимум заботиться о том, чтобы его не напрягал конкретно этот активный бродяжка.

— Оз! Как принцесса, я призываю тебя быть готовым в сию же секунду распахнуть свои величественные крылья, дабы подняться ввысь и приблизиться к звёздам, но смотреть лишь на то, как души несчастных смертных творят свои дела там, в городе, который призван был быть защищённым покровами моей Ночи! — произносит Фишль, поднимая руку вверх и делая приказание своему фамильяру. Он же, несколько потупившись, хотел было возразить что-либо, но бросил лишь короткое "да, миледи", и взлетел, принимаясь с высоты смотреть, что случилось с городом. Сама же девушка встала в величественную позу, готовая в любой момент принять его обратно, хотя по большей части желая произвести впечатление на Беннета и Эолу.

С высоты Озвальдо мог видеть лишь то, что осталось от города, и в этих обломках, кажется, он не мог разглядеть ничего более привлекательного, так что, даже не маякнув своей госпоже, принялся снижаться с особой скоростью долетая до самого Мондштадта.

- Барбара тут же убрала свои хрупкие ручки и сложила, словно в молитве, желая избавления для венти от его тревог, как бы не звучало тривиально, у него самого, но кто бы это мог сейчас знать? Однако, кто действительно не стал стоять в стороне, так это дилюк, что не смотря на груз в руках, между волчонком и бродяжкой, смотря с некой строгостью, как обычно отцы смотрят на провинившихся детей:

-Венти! Сейчас же успокойся и скажи, что тебе там нужно? Разве об этом сейчас нужно думать, когда столько траура?

Эолаьэ сжала кулачок и тут же поспешила в сторону города. Она кипела и желала вмешаться, Что-то сделать, Ъ возможно доказать свою силу, хотя и кое-кто пытался удержать ее за вторую руку, но безуспешно, ибо кажется, ее даже горы Ли Юэ не остановяо.

Венти только открывает рот, чтобы начать говорить. Отговариваться, объяснять причины, либо грубить — не понятно, ибо он так и не произносит ни звука. Глубоко вдыхает, медленно выдыхает и опускает веки, принимая вновь выражение абсолютной безмятежности, чем вызывает недоумение окружения.

— Ладно... Извините, я не должен был... Хорошо. — бард медленно поднимается с колен, но не смотрит никуда, даже не намекая на то, что искренне раскаивается. Кажется, теперь в нем появилась какая-то конкретная цель, и в доказательство этому служит то, как бард решительно направляется в сторону волчьего леса, который по не самой счастливой случайности находился не так уж далеко от нынешнего места их нахождения.

Ветер постепенно поднимается довольно сильный и неожиданный, как будто бы что-то заставляет его усиливаться с каждой минутой в арифметической прогрессии, и это обстоятельство явно не помогает Озвальдо лететь прямо, да еще и против ветра. Он быстро снижается прямо в город, а после пролетает довольно низко над землей, по улицам, огибая горящие остатки города и окровавленные тела.

"Мы опоздали" — эта мысль мелькает в голове фамильяра, когда он медленно опускается на ветку дерева, что по счастливейшей случайности или собственной удачи все еще стояло ровно. Оно лишь печально наклонилось, да и ветвь его держала Оза с таким наклоном и болью, что он сам хотел было извиниться перед растением, что заставляет держать такую тяжесть.

— Венти не должен идти в Вольфендом. Опасно... Венти умрёт. — только и смог выдавить из себя Рейзор, глядя вслед барду, который лишь уверенно шел своей дорогой, и, кажется, совершенно не собираясь останавливаться. За ним уже рванула Эмбер, готовая останавливать его, особенно после такого несчастливого прогноза от мальчика-волка.

Фишль была так же уверена в себе, как и ее спутница и совершенно не понимала, почему Беннет пытается остановить их. Принцесса гордо подняла голову, делая шаг вперед всех, глядя вверх, на глубокое небо, даже не обращая внимания на дым и абсолютную тишину в округе. Ее не настораживает то, что животные и птицы более не ходят по территории региона, да и сама она, кажется, до боли невнимательна и уверена в том, что все хорошо. Точнее, даже не допускает обратной мысли. Исключением для ее небрежности был только внезапно поднявшийся ветер, который чуть ли не сбивал ее с ног и был удостоен пары нелестных высказываний в несколько страниц монолога, которые так и не были удостоены перевода.

Несколько минут нахождения в городе позволили Озу понять, что он пуст и мертв. Ворон расправил свои крылья, дабы, наконец, вернуться к его госпоже, однако что-то заставило его остановиться в этой позе. Несколько секунд молчания и подготовки, и он взлетает, но не покидает город, а летит в его глубь, куда-то к храму, где почувствовал все еще не угаснувшую жизнь.

монашка сопроводила взглядом венти и уже на расстоянии шагов тридцати, та осознает, что не может просто так отпустит барда на произвол судьбы, ему нужна поддержка, нужна опора в случае чего и может именно ей суждено самими богами таковой стать? Как бы там ни было, Барбара вскочила и побежала за ним.

- Фишль, помоги мне ее остановить - вымолвил пиро юноша, уже обеими руками стараясь удержать спутницу, которая рвалась вперед подобно мустангу или лавине. Сравкний тут можно подобрать множество и пускай каждый сам решил, как именно стремилась Эола.

-а ну отпусти меня и дай мне разобраться со всем! -Воскликнула с раздражением уже хозяйка руки, которая стала жертвой плена со стороны мальчишки-неудачника.

-Отлично.. Такими темпами все разбредутся кто куда.. -сетовал на уходящих дилюк. Возможно он и сам бы пошел за ними или же своей дорогой, но ряд некоторых личностей категорически не позволяют ему покинуть банально место пребывание.

-мистер Райзер, почему именно нельзя идти туда? Это слишком опасное место? - в здравом смысле спросил сахарок, подходя к мальчику-волку.

— Волки... Их мало, но злые. Волки делали больно Рейзору, волки прогнали Рейзора. Волки больше не любят людей. — пытается произносить мальчик, на ходу размышляя, как же доступно объявить об опасности на человеческом языке. Мысли и чувства спутанны, пусть лицо его не выражает ничего особенного, но сейчас невыносимо трудно складывать слова.

— Не иди за мной, — бросает бард небрежно, когда понимает, что за его спиной находится Барбара, а заметил он это через довольно долгое время, когда уже подбирался к лесу. Он весь трясётся, что-то внутри заставляет его вздрагивать с каждым новым шагом, и медленно ноги несут его туда, казалось бы, в объятия смерти. И вот он останавливается, заставляет себя прекратить резкий порыв героизма и самопожертвования, ибо сейчас, когда рядом с ним находится смертная невинная монашка, которая может быть подвергнута опасности, мысли приходят в порядок, а в голове включается некий "синдром спасателя", желание уберечь и заботиться.

— Как смеешь ты, мальчик, преследуемый злым роком, отверженный этим миром и скорбящий от непризнания судьбой, отдавать свои указания великой принцессе? — отрезает Эмми, хмуря брови и глядя на Беннета, как на своего подчинённого. Конечно же она не пылает такой ненавистью к этому парню, однако знающие люди могут ответить четко, что она просто любит ролевые игры. Да и при том, что Бенни искренне верит ей, она очень увлекается и постоянно произносит лишние речи, не задумываясь о том, что может кого-то задеть. Оз обычно извиняется от ее лица, но прямо сейчас его нет рядом, так что трудно представить, что может успеть наговорить Фишль.

— Я бы предложила тебе... Вам. Отправиться со мной, так как я не уверена, что смогу дойти до Инадзумы без оружия или глаза бога. — чеканит сердито Эйндзам, скрещивая руки на груди. Говорит она это отстранённо, так что никто даже подумать не может, как важно сейчас то, что она произнесла без страсти, тихо и почти незаметно. Однако самой ей кажется, будто бы намекнула она слишком уж жирно и навязчиво, так что поспешила следом сменить тему, — А вообще, пусть все разбредаются, куда хотят. Когда умрет последний житель Мондштадта, можем считать, что анемо архонт был не достоин победить в войне архонтов.

- Венти.. Ты бредишь и именно сейчас тебе нужна помощь не меньше, чем другим и я здесь для этого. -Резко воскликнула монашка и подбежала уже в плотную, складывая скромно ручки вместе и опуская их.

На что юноша лишь простонал недовольно, вновь потянув подругу на себя и начал с неким раздражением говорить: - Смеет ли принцесса фишль порадовать нас собою и помочь низменным?

-Совместное приключение? -Спросил дилюк, даже не ожидая ответа, а потому лишь сразу кивнул и взглянул уже на диону- Ну что же.. Не желаешь побывать в инадзуме?

Самопожертвованием заниматься архонту не хочется, он действительно нуждается в помощи, но боится навредить невинной душе. Сейчас голос его разума кричит на него диким криком, и всё тело пытается сопротивляться, но Венти медленно протягивает руку Барбаре, ласково выставив свою мягкую ладонь, позволяя зацепиться и не отпускать. Сам себя он сейчас абсолютно ненавидит за это, но ничего не произносит, ведёт девушку в лес, в объятия смерти, как какой-нибудь маньяк. Наверное любой, кто его знает, был бы в нем разочарован, сердит и сказал бы что-то в духе "безответственный, бесчувственный, несуразный", и Барбатос сам это знает, но что-то человеческое в нем пробудилось, подобное страху и боязни одиночества. Эти её слова, это выражение "нужна помощь не меньше, чем другим", это кажется таким родным и приятным, так что Венти буквально тает и растекается в ее руке, как кусочек льда на солнцепёке.

— Чтож... У тебя есть шанс передумать. Здесь ты увидишь то, чего я бы никогда не хотел, чтобы ты видела. Услышишь то, чего не должна слышать. Подвергнешься страшной опасности... Я не смогу оставить тебя где-то, так что, скорее всего, тебе придётся узнать слишком много. Ты уверена, что хочешь идти со мной? — переспрашивает бард, поворачивая голову на девушку и в полной мере глядя на нее, в ее глаза и читая все эмоции в них, пока сам держался от лишних их проявлений. Его руки мелко дрожат, но разум твердо стоит на том, что сейчас Венти поступает неправильно.

Медленно ворон снижается, оказываясь перед принцессой и усаживаясь на ловко подставленную ему руку. Обычно принцесса не очень любит самоунижаться так, позволяя подчинённому другу использовать ее в качестве ветки, но в этот раз что-то заставило ее сделать так. Она не ответила Беннету, зато в полной мере слушала Озвальдо.

— Миледи... Я прошу вас быстрее направляться в город, это вопрос жизни и смерти, — говорит он размеренно, но с долей еле заметного беспокойства, заставляя Фишль принять неуверенность на лицо и возмутиться этой спешке. Она смотрит на него без единого слова, взглядом намекая, что ему нужно научиться изъясняться иначе, так что он продолжает, — Принцесса, это очень важно. Город пуст и мёртв, однако в нем сохранилась чья-то жизнь и она угасает прямо сейчас. Вы и ваши друзья обязаны уберечь её.

Фишль вздрагивает и неотрывно смотрит на Оза, а потом переводит взгляд на Беннета. В голове медленно складываются предложения, которыми она могла бы описать весь ужас происходящего, но она заставляет себя молчать некоторое время, а потом всё-таки взмахивает рукой, обрекая Оза покинуть ее руку, а потом хмурит единственный глаз, произнося со всей решительностью:

— Принцесса осуждения Фишль призывает вас, верная свита, прямо сейчас отправиться в город, дабы вознести душу смертного грешника, который по велению самой судьбы остался единым островком жизни среди бесконечности разочарования! — воскликнула она на манер ее обычных фраз, однако более обеспокоенно и неровно. Ее голос дрожит, как осиновый лист, саму Эмми охватывает паника, но она держится, все еще сохраняя образ принцессы отчуждения. Оз презрительно вздыхает и переводит для "свиты" язык Фишль:

— Миледи говорит, что вам нужно бежать в город, чтобы спасти умирающего человека.

Эйндзам нахмурилась в очередной раз, когда поняла, что на ее незначительную фразу господин Дилюк обратил должное внимание. Что-то в душе ей говорило, что так и будет, однако когда так случилось, стало противно. Будто бы она просит помощи. Будто бы она признает поражение. Будто бы она нуждается в ком-то ещё.

— Нет... Я не хочу никуда. Там одни враги, — отрезает категорично кошкодевочка, чем вызывает легкое облегчение и вместе с тем и тревогу единственной оставшейся близняшки. С одной стороны очень хотелось, чтобы кто-то шел с ней, с другой — не хотелось признавать поражение... Перед самой собой.

На что Барбара лишь медленно кивает и делает шаг вперед, всем своим видом говоря, что веди меня, хоть на край света, я все равно пойду с тобой и это было пожалуй правда. После всего пережитого ужаса, боли и смертей на ее глазах, сломить ее уже ничего не сможет:

- Да.. Я готова и я вся с тобой, венти..

Слетело с ее уст простое и короткое предложение, но сколько в нем смысла и уверенности, да и доверием не обделено.

- Слышал? - с некии нотами злорадство воскликнулаь эола над беннетем, возвышаясь морально, чем заставила наконец-то отпустить беннета, на что тот лишь пошатнулся и упал на землю:

-авч..и что же, нам идти туда? -Спросил с ноткой надежды на отказ юноша.

Осторожно рука дилюка пригладила бывшую соперницу, если можно было ее так назвать, после чего вздохнул и начал негромко шептать той:

- я тоже поеду. Ни один враги не устоит пред полуночным героем.

Бард мягко сжимает ладонь девушки и вздыхает. Глубоко и судорожно, будто бы собирается окунуться в воду. Дрожащие ноги застывают, и он едва может заставить себя сделать этот шаг, но пока поднимается ветер и ласкает его голубые косички, он не смеет сомневаться в своих намерениях. Осталось сделать первый шаг, и дорогая появится сама собой.

— Сейчас же, в этот самый момент, наши души будут порабощены страхом бесчестия, если мы не пойдем туда и не освободим эту грешную душу из объятий смерти! — Эмми хватает Беннета за руку, крепко сжимая его ладонь и бежит вперед, в сторону города. Оз едва поспевает за ней, однако крылья сами несут его за ней, как и ноги Фишль, которые не могут остановить свой быстрый бег. Будто бы от этого завист ее жизнь. Чья-то жизнь.

Диона поднимает взгляд на Дилюка, смотрит на него пристально и жалобно, крепко прижав к голове ушки. В глазах вот-вот появятся новые слёзы, однако она держит их в себе, не позволяет себе вновь проплакать еще полчаса.

— Полуночный герой?.. — повторяет она в унисон с Эйндзам, и пока она сама говорила это с удивлением, вторая же в голосе выдала раздражение. Диона крепче сжала ткань одежды бармена, щеку ложа на его плечо и не отрывала взгляда с его лица.

Долго бродить не пришлось, ибо не по себе стало почти сразу. От паники хотелось кричать, каждый шорох за спиной казался роковым, однако тишина была лишь предвестником чего-то страшного. Венти вел Барбару за собой, не позволяя ни на секунду думать о чем-то плохом. Говорил без умолку, тихо, но нежно. О погоде, о красоте здешних растений, о чувствах. Всё, что приходит в голову. Пытается вспомнить самые веселые шутки, которые рассказывал ему Кейа, самые интересные вещи, которые слышал от Альбедо, просто что-нибудь, что заслужит внимание девушки.

— А ещё я однажды, когда был в Натлане, был свидетелем-... — фраза обрывается на полуслове, потому что бард слышит рычание за спиной. Он сглатывает ком в горле, но пытается не подавать виду. Медленно он сжимает руку девушки крепче и вдыхает, заметно понизив тон, — Был свидетелем того, как...

Резко парень дергается и со всех ног несется вперед, сжимая руку барбары и все пытаясь оттолкнуть ее чуть вперед от себя. Теперь за спиной явно было слышно, что они не одни, да и то, как бард рванул, заставило двоих волков побежать следом.

И кто-то таки поможет сделать шаг, возможно боги двинули Барбару и вот потому она сделала тот самый шаг, который ждет.. Ждут, казалось бы все вокруг, но разве они не одни посреди дороги на пути к опасному месту?

Очередной раз вздохнув, пришлось Беннету поспевать за девченками, ибо как минимум одна из них крепко держала и вела за собой.

А вторая спутница чуть ли не впереди бежала, устремояясь вперед, потому и усердно наклоняясь вперед.

- Да.. Полуночный герой -проронил скромно дилюк, словно это признаться кому-то, что ты спас жука или птицу.

От звука волков и монашка взглянула в ужасе, однако не стала убегать или прятаться, напротив, она могла бы и стоять на месте, если бы не рывок барда, что потянул за собой ту и кажется, проблемно бежать с таким подолом платья.

— Я... Должна была догадаться, — презрительно фыркнула Эйндзам достаточно тихо, чтобы ее практически никто не услышал. Она скрещивает руки на груди в очередной раз, хмурит брови, пытаясь делать свой образ более грозным и сильным, однако ничего не добивается и выглядит такой же маленькой и хрупкой, только теперь и злой.

Диона жмётся к Дилюку еще сильнее, забывая уже о том, что недавно хотела сжечь его таверну и его самого, будто бы теперь ей открывается "другая сторона" этого мужчины, которая была скрыта до сих пор. В ней уже нет ни капли отвращения к нему, никакой злобы, она открыта для откровенной привязанности, и не только потому, что он был единственным, кто поддерживает ее в этот момент. Теперь он еще и полуночный герой... Нет никаких сомнений, что это точно он, потому что теперь, когда Диона слепо верит ему с необычной для ее народа преданностью, хочется держаться ближе и принимать любую новую информацию от него.

Пустой город нагоняет ужас, ведь здесь царит тишина и слышно только треск огня и шум ветра. Оз продолжает вести разведчиков вперёд, прямо к разрушенному храму, пытаясь лететь быстрее, дабы не заставлять их смотреть по сторонам. На мертвых товарищей, на кровь, на ранения. Фишль всё-таки вертит головой, в ужасе принимая тот факт, что они все и каждый — не те, кого нужно спасти. Значит, их души уже покинули тела и каждый из них мёртв. По телу пробегает холодок, она сильнее сжимает руку Беннета, но пытается держать лицо... Кто она такая, если не будет продолжать играть свою роль?

Барбатос бежит со всех ног, огибая сожжённые ветки, сухую траву, даже тела мертвых животных, которые не смогли пережить геноцида. Несётся, как только может, и тянет за собой Барбару. Но вновь что-то роковое ломает всё: маленький камень или неправильно лежащая веточка, и парень падает на землю, подняв пыль и завалив за собой и монашку. Его мысли тут же его покидают, и те чувства страха, вины, желания уйти, всё улетучивается мигом, как только он бьётся головой о землю. Он успевает только перевернуться на спину, когда видит уже стремительно приближающегося к нему волка, оскалившего свои острые клыки. Он-то явно не споткнётся сейчас, и вот, делает прыжок...

— АНДРИУС! — только и выкрикивает Венти отчаянно, со всех своих сил, да так, что даже на другом краю леса было слышно его истошный крик о помощи, некий сигнал, который ударился о каждое дерево в лесу...

- Хэй.. Ты чего нос повесила? - Бросил юноша с красными волосами, взглянув на деву, что своим видом выражала недовольство, чем и привлекла внимание юноши, а потому и не удивителен был следующий вопрос:

- поведай нам, что не так.

С ужасом Беннет успевал краем взгляда наблюдать за руинами, осозновая, что еще неделю назад он бегал здесь радостный в поисках очередных приключений, а сегодня... Сегодня здесь ни смеха, ни радости, ни пьяных потасовок, что грели душу, даже учитывая что это прежде всего драка.

Шум из леса заставил и сахарозу вздрогнул и взглянуть сначала в сторону чащи, а после и на магистра, словно всем своим видом вопрошая, а что же делать нам? Может, пойдем на звук?

Барбара лишь обняла венти и уткнулась в того, заглушая свои крики, вспоминая все молитвы, какие только можно было

Крик анемо архонта стал предлогом для Эйндзам не отвечать на вопрос Дилюка, она повернулась в сторону леса и поморщилась еще сильнее, одним взглядом пытаясь обратить внимание Дилюка и Дионы на нечто, что выходило за рамки привычной тишины. Она, как и магистр Джинн обратили внимание на шум из леса и очевидно обе готовы были туда направиться, но пока одну держало желание сохранить свою шкуру, другая же боялась за благополучие оставшихся в живых.

— Где... Где Барбара? — девушка беспокойно озирается, только сейчас осознавая, что под боком нет сестры. Нет ее и возле Рейзора, возле Альбедо, возле Дилюка, нет совершенно нигде. Взгляд вновь падает на чащу леса, и теперь она уже хмурится и без всяких раздумий делает знак Сахарозе, мол, "ты за главную" и бежит вперед.

Барбатос не знает, что повлияло на него больше — жмущаяся к нему монашка, перебирающая молитвы, или смертельная опасность, но что-то из этого заставило его всё-таки обхватить девушку крепче, утыкая ее голову в свою грудь и зажмуриться, озаряя голубоватым светом ближайшие деревья и травы. Он упирается ногами в грудь волка, который уже пытался сравнять их обоих с землёй и едва держит себя от того, чтобы вновь закричать, но теперь лишь смиренно молчит, пыхтит от напряжения и прижимает Барбару к себе, пытаясь одной рукой держать зубастого за пасть (отчего и пожертвовал рукавом и кожей на запястье), а вторую через монашку и неудобную позу пытался дотянуться до своей пустышки "глаза бога", которая могла бы в одно мгновение превратиться в лук или лиру и чем-то помочь ситуации.

Громкий вой раздается на весь лес от которого то и делом веяло неким холодом м даже ужасом, что могло даже у самых храбрых вызвать мурашки по теле, о чем говорить среди волков, ибо за величественным воем из леса показалась и фигура волка. Волка огромного и рычащего. Казалось, он был явно недоволен, но вопрос все таки открыт. Чем или кем именно недоволен? Волками , что смели рваться к безащиьным или же как раз этими самыми беззащитными, нарушившие границы дозволенного, смевшие ступать на священные земли, которые издавна были его по праву.

Еще больше и больше, вот наконец-то волк буквально нависал над гостями, жестом прогоняя каждую шафку отсюда. Кажется, Кто-то определенно встал не с той лапы.

— Андриус... — обессиленно произносит Венти, теперь уже очень тихо и почти неслышно, при этом расплываясь в своей самой измученной улыбке. Он запрокидывает голову назад и опускает руки, разваливаясь на холодной земле так, будто бы при появлении именно этого волка он переместился на самую мягкую постель в мире. Теперь уже не существовало ни леса, ни опасности, ни раны на руке, ни Барбары, лишь бесконечная усталость. Он медленно прикрывает глаза и томно выдыхает, рукавом больной руки вытирая со лба пот, при этом только себя пачкая в красной липкой субстанции, пусть лам и не замечает этого. Рука остаётся на голове, а он отдыхает.

Несколько секунд... Несколько секунд.

Глаза барда открываются, на лице читается недовольство и... Злоба, ярость? Кажется, тех нескольких секунд хватило, чтобы он смог передохнуть, а теперь же выглядит он настроенным абсолютно негативно.

— Ты знаешь, зачем я здесь, и я надеюсь, у тебя есть очень разумные объяснения всему. — говорит он строго, как будто отчитывает провинившегося ребёнка, даже забыв о присутствии монашки.

- И в мыслях не имею причину твоего присутствия- бросил в ответ волк и тут же развернулся, уже собираясь уходить или же делая вид, что собирается, потому поднимает переднюю лапу и шагает вперед - Ну так что.. Расскажешь или мне действительно уходить?

Медленно перекатываясь на живот, при этом отпуская монашку, архонт поднимает зеленые, тусклые от постоянных слез и перепадов настроения, глаза, смотрит на волка, будто бы пытаясь поймать его душу этим легким движением. Взмах руки, бард приподнимается на локтях и глубоко вдыхает через зубы, шипя от боли в раненной руке, но держится. Не морщит лица, не отрывает взгляда. Кажется, будто бы архонт песен сейчас собирает в себе всю мощь, что была с ним когда-то очень долгие годы назад, и по жалкому этому виду едва можно было сказать, что он слаб сейчас.

— Я не требую ничего от Двалина, который после освобождения от влияния Каенриахских тварей мог даже не оправиться... Я не требую ничего от Венессы, которая могла разве что предупредить опасность, что она и сделала. Я не требую ничего от Джинн, она и так выжимала себя ради города, и могла бы отдать жизнь прямо сейчас... Но ты, Андриус... Ты сильнее меня даже сейчас, когда уже мёртв, ты мог бы сделать больше, чем я и те трое из хранителей ветров, даже если бы у нас были все силы... Я брал с тебя клятву защищать город. Ты мог бы быть здешним архонтом, если бы тогда не отдал эту задачу мне, так почему? Потому что ты не любишь людей? Именно поэтому ты прямо сейчас бросил город и обрек его на верную смерть? Ты молодец, я тебя поздравляю, ты добился этого! Теперь ты рад? — Барбатос срывается на крик и сжимает руки в кулаки, обрывая под собой траву, будто бы пытаясь выместить всё свое негодование в это простое действие. Знающие этого парнишку люди, такие как Моракс, Мурата, Венесса, да даже тот, кого в легендах зовут Безымянным Бардом, могли бы точно сказать, что сейчас он как минимум хотел бы устроить ураган. А учитывая те потрясения, что он пережил теперь, подняться уже должен был не менее, чем самый настоящий смерч, уносящий еще больше жизней, чем творящийся геноцид. Но что мешает ему? Отсутствие нужных сил, или моральный закон, умоляющий более не ломать ничего?

По щекам бегут свежие, горячие слёзы, обжигающие его самого. Он опускает взгляд и более не смотрит ни на волка, ни на монашку, ни на лес, ни на что. Он вновь окунается в свою боль, забывая уже о каждом по отдельности и обо всех вместе. Кажется, он готов согнуться и рыдать здесь еще сотню лет, но по какой же причине? Всё, что происходит здесь, в Тейвате, для Селестии лишь шахматная доска. Барбатос по такой логике даже не был игроком, а лишь одной из шахматных фигур. Он знает это и даже принимает. Будучи фигурой ты не сможешь быть победителем или проигравшим, пока тобой играются, ты всегда лишь третий.

Перо фамильяра имеет свойство исчезать, когда надолго отделяется от своего хозяина, и это довольно логично, ведь Озвальдо не был обычным вороном. Пёрышко опустилось на холодную кожу, считавшейся самой бледной в Мондштадте. Сейчас, когда ее обладательница придавлена грудой камней, которые когда-то были храмом лорда Барбатоса, бледность усиливается настолько, что она сравнима с трупом. И так бы и было, если бы чуткое сердце ворона не чувствовало её пульса.

— О архонты! — вскрикивает Фишль, будто бы не видела до этого момента других мертвых тел, которыми кишит сейчас город. Будто бы забыла, что только что переступила через шляпу местной гадалки, прошлась каблучком по спине бывшего капитана кавалерии, провела рукой по бортику фонтана, где захлебнулась маленькая девочка. Сердце Эмми стучит быстрее, чем когда-либо. Она не видела трупов до этого дня, и даже сейчас не до конца осознавала все масштабы трагедии. Немного дрожит, но держит образ. — Это же сама чистейшая душа, смиренно отмаливающая свои грехи в каждом смоем дне... Её холодность и сила подобна каменной плите, которые в полной мере обложили её в этот момент, позволяя нам лицезреть подобную иронию судьбы...

— Принцесса, прошу вас, оставьте свои игры. Сестре Розарии нужна помощь, а не длинные речи, — перебивает её Озвальдо, и делает правильно. Сама Эмми будто бы хотела, чтобы кто-то прервал её, и за недовольством, высветившемся на лице, скрыла бесконечную благодарность.

Единственный глаз, что мог ранее видеть мир, прикрывается, она надменно поднимает голову и указывает пальцем на тело, обращаясь уже к своему "верному рабу":

— Мальчик, преследуемый злым роком неудач, я призываю тебя, как представителя сильного пола, даже если Фишль не верит в такие стереотипы, взять на себя эту ношу, — она говорит это как что-то само собой разумеющееся, будто бы парнишка, который меньше тела раза в полтора, сможет без труда её нести. Конечно же, об этом принцесса отчуждения не думает...

— Где же сэр Кейа? Опять что-то задумывает? — громко причитает Эмбер с такой наигранной озабоченностью, чтобы хоть как-то отвлечь внимание основной массы от того, что магистр Джинн покинула выживших, не сказав ни слова.

Наверное, это могло бы насмешить кого-то в обычное время, однако сейчас вызвало только недовольство со стороны пары-тройки осведомленных мондштадцев. Одной из тех, кто не стал улыбаться и кивать скауту, стала Эйндзам, которая в очередной раз нахмурилась, найдя новый повод не разговаривать с красноволосым барменом и сделала шаг к Эмбер, громко и грубо отрывая:

— К вашему сведению, рыцарь, ваш КЕЙА, — имя она вывернула языком так, что если бы он это слышал, то скорее всего, отвел бы ее в сторону и попросил пояснить за тональность, — валяется сейчас среди обломков вашего городочка. Такой же бесполезный и беспомощный, как весь Ордо Фавониус.

Девочка кричит эти слова во всё горло, сжимая кулаки и жмурясь, будто бы пытаясь намеренно довести себя до того, чтоб сорвать голос. Наверное, слова Эмбер могли кого-то возмутить, но не так, как оскорбления какой-то девочки в сторону "рыцаря Очарование".

Каждое слово ловил ушами хозяин здешних мест, каждую букву внимательно внемлил, словно лекцию учениками или устав рыцарями, но отличие лишь было в том, что сейчас он не первый и не второй, да и молвят далеко не хлальбу. Если так взглянуть, то каждое слово архонта верно и он лично готов подписаться под ними, но ее смотря на сам же Андриус, кажется, выглядел максимально отчуждено от проблем и казалось, даже наплевательски, потому вместо оправданий или обид он медленно кивнул и наконец-то проронил:

-Даже если и так, кому от этого хуже? Плюсов в этом все же больше.

Спутница венти осторожно взялась за руку того, пытаясь успокаивать или хотя бы отградить от поспешных действий. Кажется, она явна не хотела проблем ему.

- Я? Ох.. Я попытаюсь.. - Бросил с дрожью в голосе парниша, подходя ближе и принимая на себя такую честьчесть - но все же... Как я это сделаю? - Он может и хотел бы помочь, но взгляните на него с ног до головы. Порой удивительно как он держит тяжелые одно ручные мечи в руке, но что ж.. Нельзя подводить, когда столько почести воздано на него, а потому пару шагов и вот уже собираясь взяться, его опережает эола, что всей своей натурой берет и укладывает тело на плечи:

- и куда же мы с ней пойдем? - Проронила она в след, осматривая обугленные крыши домов, разбитые окна, порушеные тропинки.

Сахароза взглянула на виновницу таких слов, желая высказать все, но позволит ли это ей решимость или же она промолчит и затеряет их внутри себя? Но кто действительно не стал молчать , так это от кого меньше всего ждешь подобного. Полуночный герой, что возвысился на мелкой, словно голиаф над обычными смертными, хмурясь как следует и топая неодобрительно: - Если бы не они, то сейчас ты бы была мертва. Они и кейа в том числе жизни отдали за таких, как вы, а неблагодарность проявлять к героям- это верх эгоизма и ничем не лучше вторжения со стороны Ли Юэ.

Дано ли понять, что город не пустует? Что в нем все еще бродит один не местный из Ли Юэ, обходя каждый труп и переворачивая на спину, пытаясь разглядеть их лица. Кажется, он кого-то искал. Кого-то, кто возможно должен был оказаться в этом городе и остаться в нем вместе с этими людьми или же просто ищет потерянного друга, свою любовь? Никто не скажет наверняка, что ищет этот высокий мужчина.

Что-то будто бы треснуло внутри Венти. Он медленно отпустил траву, которую сжимал с усилием, от боли и обиды. На ладонях остались зеленые листочки, которые он медленно отряхивает с совершенным спокойствием на лице. Таким тоскливым и печальным, совершенно непохожим на обычное выражение Барбатоса, будто бы его кто-то заменил. Он и не обращает внимания на руки Барбары, которые мягко обхватывают его, в его мире она уже растворилась в клубах черного дыма этих проблем и ненависти. Сейчас он будто бы вышел на диалог с Дурином, пусть это и было абсурдным... Треснуло не только его сердце, но и что-то в голове.

— Даа... — тянет он тихо, очень резко меняя тон. Только что он кричал, едва держа слёзы и взвывал от вселенской несправедливости, а теперь будто бы из него резко и быстро выжали всё: слёзы, боль, эмоции. Мёртвый взгляд поднимается на волка, — Лучше... Я готов был бы убить тебя, если бы ты уже не был мёртв... Какие плюсы могут быть в этой ситуации..? Какие...

Фишль сделала шаг на более открытую местность для наблюдения, а после надменно полняла голову, осматривая всё вокруг. Несколько секунд стука сердца и дрожания тельца, как она решает показать свою уверенность репликой:

— Принцесса осуждения, Фишль, призывает каждого услышать ее и явиться пред ней, дабы присягнуть ей на верность и пасть пред ее величием! — этими громкими словами она, кажется, спрашивала "есть ли кто живой?" и это было понятно даже без перевода от Оза. Фамильяр же подлетел к ней и резко возвысился над всеми, начиная облёт территории без лишних приказов со стороны Эмми.

- Меньше ссор и чище город- Бросил надменно в ответ андриус, поднимая взгляд на небо, вдыхая аромат горечи и пепла, что все еще исходил от города. Это чистотой не назовешь, но небольшая цена за будущее, не так ли? Может она действительно знаменует новое начало. Ведь не зря же говоря, что конец-это новое начало. Вот и сейчас конец города может стать началом леса.

Барбара же внимательно слушала и наблюдала за всем происходящим, держась за венти и все еще пытаясь успокаивать того своими поглаживаниями:

-Венти..

Многие задаются вопросом, кто же мог бы остаться тут? Причем ища кого-то, а ведь есть кто. Архонт. Гео архонт. Видимо, он еще не покинул город, исча кого-то, вот и сейчас медленно прогуливался вновь по главной улицей, что пожалуй была больше всех полно трупов. Видно, что здесь была решающая битва, а потому и тела знатных людей городп тоже валялись тут.

- куда же мы сейчас? -Спросил настороженно Беннет, взглянув на фишль, а после перевел взгляд на Эолу.

Барбатос хмурится вновь, теперь, в комбинации с пустым мёртвым взглядом, это кажется гарантированной смертью всему, что находится вокруг и что не так крепко в корнях. И в действительности поднимается ветер, чуть сильнее, чем был ранее, но разница ощутима явно.

— Да в тебе... В тебе нет ничего святого. По твоей вине люди гибли, как травленные тараканы, а тебе нет дела до этого? — обычно веселый и улыбчивый до Андриуса Барбатос теперь поднимается на ноги, будто бы не замечая попытки Барбары его усмирить. Что она может, эта мелкая монашка, которая даже не понимает масштабов происходящего? Не знает, кто такой Андриус, не знает, что перед ней не какой-то там бродяжка Венти, а тот, кому она поклоняется всю свою жизнь? Его не узнать. Что влияет на него? В руках появляется лук, но так незаметно, будто бы в любую секунду будет готов пустить две стрелы в глаза волку.

Ворон медленно снижается и опускается на ветку, внимательно наблюдая за высоким незнакомым мужчиной, который среди мёртвых тел и разрухи казался ярким пятном жизни. От него веяло холодом, как холод камня, и не напрасно. Каковы намерения этого незнакомца? Что он делает сейчас? Озвальдо решает, что если проследит за ним, то узнает больше.

— Я думаю... Ээ... Принцесса отчуждения Фишль решает, что ее верные подданные спрятались где-нибудь! И приказывает их найти. Сокрытый глаз говорит о том, что скорее всего, судьба решила поселить их в... Таверне "Кошкин хвост"! — отвечает Фишль, пытаясь сохранить надменный тон, однако выдает нервозность чуть ли не в каждом слове. Ей немного боязно от мысли о том, что каждый в этом городе мог отдать жизнь... Нет. Жизнь каждого в этом городе была отобрана насильно. Эта мысль пугала Эмми, как и то, что они втроём — единственные, кто остался.

Барбара сильнее взялась и потянула на себя, оглядывая макушки деревьев, что кажется готовы были преклониться под ветром богов, а потому та негромко прощебетала:

- Венти.. Пожалуйста, пошли отсюда. Кажется, начинается ураган. Нам нужно укрытие.

- По моей вине? -Воскликнул негодующе андриус, чуть ли не сорвавшись на громкую перепалку и лай, но благо, вовремя смог сдержаться, а потому и вздохнул, прикрыв глаза, желая таким способом уйти от ответственности или же смотреть на венти. Возможно в глубине души он знает, что сильно виноват, но пока что это чувство спит глубоко. Очень глубоко.

-а что я должен был сделать? Ринуться и спасать тех, кто не откликнулся на мои мольбы и просьбы?

А незнакомец же продолжил свой путь, пока не уселся на руки статуи, что некогда стояла величественно перед храмом, А теперь лишь разобрарная конструкция, А потому и сесть в ладоши теперь проще, чем отнять у жителей монда их дом. Может, сравнение и грубое, но именно так и думает приличная часть армии тейвата. Но все таки, по нему не скажешь, что поиски окончены. Нет. Далеко еще не окончены, ведь когда вы теряете второй носок, то бросаете его сразу или же ищите сначала по всему дома его? Так и мужчина решает поступить. Но вместо комнаты весь тейват.

— Это твой народ, они твои люди! — негодующе поднимает голос Барбатос в истерике, откровенно пытаясь надавить на совесть и честь волка. Он ведь в действительности мог бы быть архонтом, если бы рядом не было этого маленького эльфа, поющего песенки. Так удобно было скинуть эту ношу на него после их совместной борьбы, почти бок о бок против зла, что окружало Мондштадт?

Под колготками высветился яркий след, который был значением того, что парень вот-вот сорвет с себя эту форму, вид обычного мальчишки, который ежедневно болтается по городу, поёт песни и возносит имя бога Барбатоса. На теле всегда были эти узоры, которые скрывались под одеждой, но теперь, готовясь показать Андриусу ту форму, о которой он, кажется, совершенно забыл и позволяет себе общаться с ним, как с простым смертным.

— Ты совершенно не думаешь ни о чем, кроме своей эгоистичной выгоды! Когда я узнал о Рейзоре, то подумал, что в тебе появилась хоть какая-то любовь к людям, но ты и его бросил, и бросил всех нас! Ты бросил меня, — истерично выкрикивает парень, абсолютно игнорируя существование Барбары. Намеренно или нет, совершенно не понятно, он лишь упорно смотрит на волка, одним только взглядом будто бы умоляя "убей меня". Или "убей себя"..?

— Да лучше бы мы все умерли вместе с Мондштадтом, — после долгого молчания чеканит девочка, которая осмелилась высказать что-то против героев города. Она хмурит брови и смотрит на Дилюка в упор, снизу-вверх, будто бы бросая вызов. Наверное, в её жизни слишком много недоразумений, что она так легко срывается на то, чтобы говорить, высказывать своё мнение, кого-то осуждать вслух. Это ведь совсем не она, совсем не то, что она делает обычно... Она другая... Но что происходит сейчас? Она намеренно вызывает осуждение и вот уже Эмбер пытается сделать гримасу осуждения, когда как по ней видно, что она вот-вот расплачется. Она просто нуждается в поддержке...

Принцесса отчуждения медленно проходит по улице, высматривая хотя бы одну живую душу. Ничего... Никого... Хотя нет, постойте. Кто же это там, внизу, в той стороне, куда полетел Оз? Эмми без всяких раздумий ускоряет шаг, не жопуская даже мысли о том, что некто может быть врагом. Просто бездумно оставляет друзей и бежит в сторону незнакомца. Возможно, это последняя надежда...

- Райзор повелся с людьми и эта чистая душа была испорчена. Потому и заслужил изгнание из стаи. - Бросил надменно Андриус и показательно повернулся спиной, уже уходя от разговора и лишнего внимания этого архонта. - и тебе я советую так же поступать.

Монашка уже не зная, что делать резко встала пред тем и расставила руки, взмолвив же громко слова:

-Венти!!! Нам пора идти.. Пожалуйста, пойдем отсюда..

Дилюк медленно осмотрел всех и наконец-то опустил девочку с рук, хлопками привлекая к себе внимание и вставая в центр. Кажется, он собирается проговорить речь и он действительно начинает. Громко, четко, от души. Каждое его слово словно отдавалось по всему монштаду. Не уж в какой-то момент он действительно благодарен всем, да даже бесполезным рыцарям, как еще бы вчера он выразился, но сегодня с его уст летят фраза герои. Он обращается к каждому, кто сейчас здесь, говоря немного того, немного этого. Делясь приятными воспоминаниями с каждым, чем пытается подбодрить, рассказывать шутки и уверяет, что все не зря. Ведь если они живы, то значит так и должно быть. Значит, именно нам дана честь востановить наследие мондштада, а для этого нужно работать сообща ведь муравьи и пчелы лишь организованным трудом достигают такой идиллии.

Не зная, что делать компания ее следует за Фишль, пытаясь не отставать, хотя для эолы не составило бы труда даже перегнать принцессу, но а зачем? Пускай лучше вместе придем и узнаем, что так привлекло ее внимание. Неужели, еще выжившие или может враг? Сейчас не до этих мыслей. Сейчас все слилось в боль и обиду, отзываясь в каждом уголке души и сердца, которое вот-вот разорвется от тоски, но все еще держится. И трудно сказать, что хуже сейчас. Лицезреть это или же умереть в бою. Возможно, мертвым даже повезло? Они не застали слезы и горечь. Не застали потери родных, не застали горящих безжизненных улиц.

Свет через колготки и рубашку резко гаснет, когда перед лицом архонта встает Барбара. Выражение ненависти и боли сменяется спокойствием так резко, будто бы ничего и не было. Глубокий вдох...

— Да... Пойдём отсюда... — бард закрывает глаза и отворачивается. Лук исчезает из его рук так быстро, как и появился, он не удостаивает Андриуса прощальных речей и просто идёт вперед, в ту сторону, откуда пришел. Ветер не утихает, качает деревья, даже самые старые и могучие, качает и самого Барбатоса, но ему абсолютно всё равно на такую мелочь. Кажется, неосторожное движение и он полетит куда-то далеко от этих грубых порывов.

Диона прижимается к ноге Дилюка, даже не слушая особо, о чем он говорит, но доверяя. На душе тепло от звука его голоса, пусть и больно, жутко от того, о чем именно он говорит. Эйндзам хмурится и фыркает, от таких речей лишь чувствуя стыд, что осмелилась поднять эту тему. Ей было бы все равно, однако этот обаятельный мужчина вселяет такое доверие, что ей самой противно. Девочка отворачивается и идет куда-то вперёд, будто бы отрекаясь от этих людей. Их мало, они живы, но они ей никто.

— Господин! — Фишль ускоряет шаг, поднимая голос, чтобы привлечь внимание незнакомца, коим и был единственный живой человек, бродящий по городу... Или архонт. Она не знает его имени, не знает, откуда он родом, не знает всех его многочисленных титулов, да даже то, что он может быть из Ли Юэ она понимает только тогда, когда подбирается настолько близко, что может увидеть его лицо. Тогда бег ее становится менее уверенным, однако она не останавливается.

С облегчением Барбара выдохнула и обняла венти, поведя того под ручку и не давая упасть. Кажется, именно сейчас она стала опорой, которую молила для всех жителей Монштада и вот теперь она так близка к тому, кого несправедливо пожалуйста прогоняла от храма, а ведь он нуждается в вере не меньше других.

-Барбатос, не смею вмешиваться, но... Желая покоя, ступайте на север. Ступайте до воды и там расположитест -Бросил на последок андриус, прежде чем вовсе скрыться в лесных чащах.

Когда же речь кончилась, дилюк осмотрел каждого и решил, что теперь этому городу нужен тот, кто готов вести их. Вести и оберегать без личинистой маски полуночного героя и кажется, это кто-то будет он. Глубокий вдох перед очередной фразой и вот с его уст слетают:

- Как полуночный героя, я обещаю вас защитить от любой беды и дать вам крышу. Крышу, что скроет вашы головы от непогоды. Потому говорю вам всем идти за мной.

Медленно голову поднимает архонт, глядя на названных гостей. Неужели кто-то еще выжил в этом городе, но почему они тогда тут, а вдруг это подкрепление, но откуда? Стоит ли опасаться, хотя действительно, стоит ли, если ты сам архонт, сражающтй других архонтов. А потому ожидая возможной атаки, Чжун выудил копье и на всякий случай пристально бдил за фигурами, кои продолжали приближение, но не вынимая оружие? Странные.

— Барбатос то, Барбатос это... Да иди ты к черту! — вновь Венти срывается на крик. Он упорно останавливается на ровном месте и сжимает кулачки, заставляя ветер подняться с новой силой, которая не знакома была Мондштадту уже много лет. Порыв ветра заставляет скрипеть даже самые сильные деревья, а тучи на небе летят еще быстрее, приближаясь всё ускореннее. Слёзы архонта вновь посещают его лицо и он готов схватиться за Барбару и плакать ей в плечо, как будто бы лить в губку воду, но его разум останавливает его от этого. Даже не хочется больше скрывать, что он архонт, плевать на реакцию, плевать на осуждение и обязательства. Хочется выпустить все эмоции.

Эйндзам падает на траву из-за резкого порыва ветра ей в спину. Обида прожигает ее насквозь теперь, сердечко будто бы загорается от гнева и девочка в очередной раз хмурится. Не от странных погодных явлений, не от болезненного падения, а от предательства. Только что этот добрый полуночный герой предлагал вместе идти в Инадзуму, и она почти поверила, что теперь они смогут быть друзьями, но что же происходит. Стоило ей только высказать недовольство, так он сразу меняет свою точку зрения и забывает про эту злую девочку. Теперь нет даже сестры, которая посмеялась бы над этим и начала рассказывать про своего героя сэра Кейю... "А вот сэр Кейа бы...". Сэр Кейа сделал бы что угодно, что сделал бы и Дилюк.

Диона прижимается сильнее и даже... Улыбается. Это очень странно, ведь десять минут назад она плакала от горя и несправедливости, а теперь так легко поддаётся мотивирующим речам... Эмбер натягивает замученную улыбку от приятных слов того парня, что по легендам покинул Ордо Фавониус со скандалом, а теперь берет на себя роль таких же почетных рыцарей... Её уже даже не удивляет информация о полуночном герое, она улыбается с любовью и смотрит на мужчину так, будто бы всегда знала и любила его, как полуночного героя, защищающего Мондштадт. Магистр Джинн бы точно сказала, что горда выбором мастера Дилюка, но... Эмбер осматривается вокруг... А где же магистр?

— Венти, Барбара! — воскликнула Джинн, завидев яркую одежду двоих людей, которые ранее ушли совершенно не оповестив никого. Она сбавляет темп и выдыхает с облегчением, когда понимает, что они живы. Немного испачканная юбка монашки и порванный рукав юноши, и всего-то... Главное, что на месте все конечности.

Рычание доносится совершенно неожиданно. Венти не успевает опомниться, либо же совершенно не желает. В нем бушуют эмоции и он, кажется, больше не собирается приходить в чувства. Сзади слышится громкий звук, оповещающий чужаков на территории Вольфендома, что после такой кровопролитной битвы в Мондштадте волки очень голодны. Магистр вздрогнула, увидев оскаленные клыки рычащего монстра, который уже быстро бежал в сторону своей цели, а после сделала рывок, замахиваясь своим мечом и проносясь между бардом и монашкой, столкнув их обоих с ног и используя силы своего глаза бога, чтобы не только преградить путь этому злому животному, но и избавиться от него, ведь как он смеет нападать на беззащитных мондштадцев?

Фишль останавливается резко возле самого архонта, выражая единственным глазом удивление. Она до последнего надеялась, что просто не узнала его, как какого-нибудь Дилюка или Кейю, такого же высокого и худого, но в последний только момент по этим узорам на лице, бледности кожи и наряде она поняла, что мужчина явно из Ли Юэ. Сама Эмми замолкает и не может произнести ни слова, абсолютно не зная, как поступить и что предпринимать — говорить, или атаковать? Несколько секунд ей потребовалось на раздумья, а времени терять нельзя. Девушка смотрит вокруг одними глазами, не поворачивая головы. Шаг назад...

Эмми достает лук и прыгает назад на один метр, направляя стрелы на незнакомца и тут же выпускает две стрелы, не давая никакого шанса на перемирие. Если город пуст и единственный, кто может ходить вокруг, рассматривая трупы, это кто-то, кто атаковал их ранее, то он сделает это снова. Есть хотя бы малейший шанс отомстить за каждого, кто теперь даже не может вздохнуть. Фишль не делает команды своим друзьям, но искренне верит, что она и не требуется. Они помогут ей, несмотря ни на что.

- И тебе удачного дня.. -Последние слова прошли с уст Андриуса, чей тяжелый взгляд упал на происходящее с лесом, небом, ветром. Чуть ли не со всем живым. И вот сейчас действительно ли его вина в случившемся и мог бы он это исправить? Мог он быть там? Или хотя бы отпугнуть незванных гостей? А что если они пойдут еще дальше. Не уж и его дом будет падок.

Барбара ласково пригладила щечку венти и с сочувствием протянула свой платок, хотя нет. Даже не протянула, а самолично потянулась вытирать слезы и успокаивать венти. Именно сейчас он казался ей более беззащитен, а как велел барбатос: Заботьтесь о ближних и нуждающихся.

А потому кто он, если не нуждающийся.

Дилюк последний раз обвел взглядом и уже был готов дать указание джин, однако.. Ее пропажа явно озадачила его. Куда же мог пропасть магистр в такую минуту? Да и оставить людей нельзя просто так. Что же делать? Выхода нет, а потому... -Эйндзам. Остаешься за главную тут. Прослежи, что бы никто не отрывался от толпы.

Проговорил тот и попутно попросил диону тоже остаться здесь, а сам же в спешке поспешил искать магистра или звуки и ветер, что словно сами вели его.

Звук позади заставил даже, казалось бы, не преклонных, обратить внимание, но лишь бездействуя. Опять. Кто-то бы порицал его за частое бездействие, но как говорится: не ошибается лишь тот, кто ничего не делает.

Чжун тут же почуял неладное, а оно и немудрено, когда в тебя летят сразу две стрелы. Кажется, добром это не кончится. Потому архонт чуть сгибает пальцы на руке и поднимает ее верх, заставляя пред ним явится камерный столп, спавший стоящего за ним.

И вовремя все таки подошли Беннет и Эола, взглянув на фишль: Что тут происходит? - почти синхронно спросила парочка.

В очередной раз, когда грозит опасность, Венти не держится на ногах. Это его новое падение прямо на Барбару не увенчалось приятными ощущениями, только боль ему самому и наверняка и самой девушке. Вины он не чувствует хотя бы потому, что не до конца осознаёт, что происходит, но взгляд поднимает, через слёзы выглядывает магистра, которая борется с голодным зубастым животным, в итоге даже не доводя битву до какой-то развязки. Стоит только сильно ранить его в нос и взглянуть достаточно грозно и животное убегает со всех лап, а Джинн тяжело дышит. Такая битва не могла пройти незамеченной, так что она не может даже повернуться до поры до времени, пока не вспоминает про тех, за кем пришла.

— Венти, Барбара... Вы в порядке? — говорит она, когда подбегает к двоим, лежащим на земле, куда она их самолично и толкнула, не со зла, но из желания помочь. Венти не отвечает ничего, утыкается лицом в платье монашки, все так же лёжа на ней сверху, и продолжает свои и без того нескромные страдания.

— Ещё чего... — бормочет недовольно Эйндзам, приподнимаясь на локтях и кое-как вставая с колен, чуть ли не падая от новых порывов ветра. Что-что, а физическаясила у нее отсутствовала напрочь, однако её поддержала Диона, крепко взявшись за запястья. Она осматривается вокруг в поисках кого-нибудь, кто может помочь и довести людей до винокурни, ибо сама не сможет ориентироваться. Оценивает возможности.

Фишль не отвлекается на друзей, а на вставший столб вздрагивает. Лицо ее выражает непонимание на секунду, а потом она всё-таки прыгает в сторону, выпуская новую стрелу.

Крылья Оза распахиваются и он слетает с ветки, подбираясь в несколько секунд ближе, облетает буквально вокруг незнакомца и останавливается со стороны, противоположной Фишль. Он готов уже помочь своей принцессе и стрелять, но отчего-то выжидает.

Барбара прошипела от поступившей боли и покорчила лицо. Кажется, приземление точно безболезненненым не назовешь. Возможно ли статся так, что она поранилась? Более чем.

И даже сейчас андриус пребывал в сомнениях, уйти ли или развернуться и подскочить к ним. Столько вопросов и криков сливаются в ветре, словно вопрошая и осуждая его. За безразличие. Казалось, вот-вот закричит, а так и случилось. Громкий рык и вот он раздался криком: -Отстаньте! Я помог бы им и вам, да не могу я! Я побоялся..

Следом же за магистр появился и дилюк, что вдали увидел уж слишком знакомое очертание (дежавю), а потому и поспешил к ним, громко крича в их сторону: - Магистр, что вы тут делаете?!!

Пришуренный взгляд чжуна, после которого он резко отпустил руку и пред ним упал столб, но другое не менее резкое движение рядом заставило встать новый столб, который вновь защищает своего владельца от стрелы.

Щеки горят от слез, а дышать уже приходится прерывисто, через боль. Венти хочет либо провалиться сквозь землю, либо не хочет ничего, и даже не понятно, что было бы предпочтительнее. Капли на лице опадают вновь на платье Барбары, заливая уже до предела и казалось бы не понятно, почему бы и нет. Но вот только зачем выть, зачем страдать? Ничего уже не изменить, и анемо архонт, который обычно с улыбкой смотрит в будущее, доверяет своим мыслям и чувствам, принимает любой исход, сейчас не может и не хочет верить в то, что происходит вокруг. Это похоже на все те странные сны, в которых все идет из рук вон плохо, но теперь все еще хуже, чем можно было представить. Эти имена будто бы всплывают перед глазами. Мона рассказывает о том, что будущее Венти связано с эмоциональными потрясениями. Он смеялся в ответ, не веря в то, что стабильность может когда-либо пошатнуться... Кейа любезно платит за него в таверне и выгораживает перед мастером Дилюком, выносит из "Кошкиного Хвоста" напиток специально для него, чтоб он смог оценить кошачью стряпню. Розария рисует на его сонном лице помадой крест трясущейся рукой, а малышка Кли рядом дорисовывает сердечко. Сейчас представлять их бледные лица с полным отсутствием жизни очень страшно и какая-то частичка души внутри протестует, не верит, что это случилось. Он видел их своими глазами. Он ощущал издали, как сердца перестают биться. Он слышал в голове голоса молящихся на перебой, просящие спасти их несчастные души. Он не спас...

- Сенпай, здесь опасно находиться! - из мыслей барда выводит крик Джинн в сторону подбегающего трактирщика, он даже на секунду выходит из некоего транса, заставляет себя осознать, что своим телом придавил лежащую под ним монашку, возможно причинил ей боль, что точно можно было понять по ее искаженному отчаянием светлому личику. Чувство вины подступает одновременно со страхом, но настолько замедленно, что магистр успевает подойти и с усилием воли поднять легкого, как ветер, Барбатоса подмышки. Ростом она ему не уступала, как и в силе, так что в воздухе он оказался без проблем. Но привыкать сидеть на ручках Джинн ему было некогда, потому как в ту же минуту девушка, произнося что-то недоступное для гудевшей головы архонта, передает его подошедшему Дилюку и возражений не принимает. Его уже дело, что делать с Барбатосом, а сама же магистр берет на руки сестру, даже не решаясь проверить, в каких местах присутствуют ранения и есть ли они вообще. В Вольфендоме сейчас не безопасно, и даже если очень захочется, в любом случае вряд-ли получится успеть провести осмотр до приближения новой опасности.

Очень не повезло Фишль именно в том, что здесь ей и ее друзьям вряд-ли кто-то поможет. Она сама, как будто следуя какому-то скрытому звериному инстинкту стреляет в незнакомца из страны врагов, которые за короткий срок вычистили город до безобразия, и этими действиями, кажется, она вымещает горечь и подступившую боль на сердце. Месть. Эмми не устает, она прыгает вновь в сторону, уже в противоположную от прошлой, уже в прыжке прицеливается и стреляет в очередной раз. А Оз угадывает ее желания, проносится вокруг высокого мужчины два раза, будто бы выглядывая нужный ракурс, и в моменте, когда его принцесса выпускает стрелу, выпускает элементальный шар с противоположной стороны. Фишль даже не успевает заметить того, что ей помогает ворон, потому как полностью отдается противнику, но в любом другом случае была бы безумно благодарна в душе. Не сказала бы этого только, разумеется, ведь она принцесса, а принцессы не благодарят своих подчиненных за службу. Но карают за бездействие.

- Я была там пару раз. Мы с Кли пытались взорвать ее, - рассказывает с интересом Диона, держась чуть впереди, ведя за собой остальных выживших. Их можно считать по пальцам. Эмбер тащит на спине Рейзора, Сахароза помогает идти бесчувственному Альбедо, рядом идет Эйндзам, ну и она сама. Куда-то убежали еще Венти, Барбара, Джинн и Дилюк, ну и... Казалось бы, больше никого нет. Диона старается не думать об этом, лишь громко чеканит ее рассказы о том, как она круто уничтожала винную индустрию и какие оригинальные методы использовала, и прямо сейчас чувствовала себя героиней, которая может вести за собой людей, подобно полуночному герою, защищающему Мондштадт. - Кстати, я когда-то растоптала весь виноград, который рос там, весь-весь полностью! Со мной была Кли, только она не топтала, а ела его, и мы чуть не потерялись, и когда уже всё было готово, вдруг вышли горничные и искали нас! Но я ловкая, и смогла спрятаться и сбежать, а вот Кли потерялась... Но ее нашли и даже не отругали, но я-то знаю, что этот алкоторговец просто подлизывался! Потом, кстати, оказалось, что я затоптала только маленькую часть сада, но это тоже повлияло на производство!

Эмбер улыбается, задает все новые и новые вопросы, теплотой выражения лица показывая, насколько заинтересована. Ее даже не очень пугает это странное выражение "уничтожить винную индустрию", да и впринципе особо ничего она не понимает, но не потому, что глупа, а потому что не хочет вникать. То есть, не может. В голове слишком много мыслей, чтобы осознавать хоть что-то, кроме того, что рядом нет почти никого. Ни Эолы, ни магистра Джинн, ни Лизы. Улыбка на лице скрывает боль, пусть душа кричит. Нет, нельзя опускать руки. Всё будет хорошо.

Потребовалось какое-то время, чтоб дойти до винокурни, в честь которой мастер Крепус когда-то дал имя своему единственному сыну. Начинал единственным и закончил таковым, ведь сэр Кейа, даже если бы и был признан Дилюком, как брат, уже никогда им не назовётся. Теперь Рагнвиндр по-настоящему один. Как и Диона, девчонка без отца, и Эйндзам без сестры, Рейзор без Лизы, Альбедо без Кли. Полное одиночество, тягучее и колящее в самые сердца, маленькие и беззащитные. Сейчас осталось лишь держаться друг за друга, чтобы не сойти с ума. Получится ли? Эйндзам берет инициативу в первый раз за поход, вспоминая, что именно ее полуночный герой оставил за главную. Она только собирается толкнуть тяжелую дверь, как вдруг она со скрипом открывается сама. Сердечко вдруг начало биться чаще, и девочка готова была поклясться, что в любую секунду сорвалась бы и сбежала, но прежде из-за двери выглядывает часть лица женщины возрастом около сорока лет, напуганная и недоверчивая душа.

- Кто вы? Вы с господином? - спрашивает она, но когда видит знакомые очертания, сразу понимает, что к чему. Друзья Дилюка, и наверняка он привел их потому, что в городе опасно. Это одна из ужаснейших вестей, которые Аделинда могла ожидать. Горничная открывает дверь для гостей, пропуская их внутрь без лишних уточнений, но когда она осматривает каждого в упор и не видит своего господина, лицо ее омрачается гримасой бесконечного презрения и разочарования, но она ничего не говорит, ловя недоверчивый взгляд Эйндзам на себе. - Добро пожаловать на винокурню "Рассвет". Если вам что-то нужно, обращайтесь ко мне. Моё имя Аделинда.

Легкие слезы проступали на лице монашки, но столько ли от физической боли? Нет, скорее это боль ментальная. Это связь с бродяжкой, что вроде бы сроднила их. А потому и вся боль и обида барда стала такой родной и в какой-то степени, приятная. Ведь эта боль дарует чувство значимости для кого-то одного. И вот он сейчас не на ней? Это действительно заставило через боль и усилия открыть глаза и взглядом выискать венти, которого дилюк осторожно положил себе на плечо барда, обхватив одной рукой за талию.

Недалеко стоявший Андриус, не уж признал свои ошибки и готов исправить ее? Да и если бы хотел, то как можно исправить более тысячи мертвых? воскресить каждого? Спорное решение, да и как бы его осуществить.

Недолго стоя, он медленно вышел к страдальцам, всем своим видом возвышаясь над ними. И все таки наконец-то проронив слова:

- могу я протянуть лапу помощи?

А этот мужчина резко обернулся на ворона и пускай если был он неожидаем, боевой опыт позволяли среагировать чуть ли не на каждый удар, А потому почти в последнюю минуту делает резкий рывок в сторону и ставя очередной столб рядом с собой. Кажется, он прекрасно готов сражаться, но пока что без резких движений, а зря. Ведь именно сейчас сверху приземляется Беннет, что лишь чуточку промахивается и устремляется к нему, уже готовясь проткнуть свою цель прямо в грудь, но не тутт-то было. Взмах рукой и под пареньком появляется резуо столб, что подкидывает и заставляет нехило так потерять координацию, после чего сам же владелец резко подпрыгивает и ударов отталкивает назад.

Медленно Сахароза подошла к девушке, начав негромко что-то той шептать. Кажется, по ее виду, у нее была какая-то определенная просьба. Просьба немного эгоистичная, но не может она иначе поступить сейчас. Она негромко заговорила:

— Понимаете.. Господин альбедо сейчас пребывает в крайне тяжелом состоянии. Можно ему устроить отдельную комнату. Он очень нуждается в полном покое и уходе, понимаете?

Рэйзор медленно оглядывал новые владения, осторожно принюхиваясь, уже из привычки, ко всему чуждому, отчего даже случайно уронил одну из ваз эпохи сёгуната...