Откуда-то издали сквозь яростное густое пламя прорвался оглушающий крик, но он, как внимательно бы ни вслушивался, не мог разобрать ни слова. Отчаянно хотелось сорваться с места и бежать так быстро, как только позволяли уставшие ноги. Он попытался закрыть нос и рот широким рукавом рубахи, подползти к двери ближе, хотя бы на расстояние вытянутой руки, но так и рухнул, обессиленный. Что-то тяжёлое навалилось сверху, продолжая держать в тисках окутанного клубящимся дымом кошмара. Кошмара, который продолжался так долго, что счёт времени сбился десятки, а то и сотни месяцев тому назад.
Он вздрогнул от резкого порыва ветра, колючую прохладу которого давно не ощущал так по-человечески остро, и поднял голову к небу. Беспросветно тёмное, оно притягивало, манило обещанием долгожданного покоя, и даже неугасающий огонь ненадолго затихал. Наверняка где-то за тучами ярким пятном сияла луна, такая же одинокая и покинутая, каким чересчур отчётливо ощущал себя он.
Где-то скрипели старые деревья, шуршала высохшая трава, которую задевали проснувшиеся от дневной спячки полевые мыши, заухали совы. Он посмотрел вниз и попытался сделать шаг, но не почувствовал ни боли, ни твёрдой земли, ни ног. Они, окутанные белыми лоскутами ткани, словно растворились в каком-то другом, потустороннем пространстве. Жаль, оно насовсем не избавляло от пламени, но, может, избавит ночь?
Снова раздался звук, только совсем другой, гораздо тише и тоньше, – смех. Он подумал бы, что померещилось, да ветер уже стих и унёс с собой всё, что не было звоном чьего-то голоса. Или то вовсе не звон, а что-то отдалённо похожее? Он не знал, но шагнул, не оглядываясь. К чему заново смотреть, как на бывшем пепелище вновь занимается иллюзорное пламя? К чему ждать ужасающего крика, когда наконец хоть где-то послышался смех?
Впереди простиралось бескрайнее поле, и он осмотрелся по сторонам в поисках кого-то, пытался вслушиваться, но незачем. Стоило проклятому призрачному огню коснуться увядающей травы, как смех стал громким, заливистым и всепоглощающим. Он манил, задавая единственно верное направление, не следовать которому было куда сложнее, чем свыкнуться с нечеловеческой лёгкостью в том, что больше, казалось, не называлось телом.
Он не знал, как долго рассекал податливое пространство, не чувствуя ни колючих веток, ни щекочущих колосков, но вдруг стало совсем тихо. Ночное небо начало светлеть, и вместе с поступающим утром медленно подкрадывалось волнующее предвкушение. Внизу в удобном гнезде из соломы уместилась тыква, с широкой зловещей улыбкой и такими же, как у него самого, пылающими дырами вместо глаз. Он попробовал было дотронуться, но дёернулся, будто от сильного удара, когда почувствовал плотную кожуру. Полупрозрачная оболочка не просочилась сквозь, когда он прикоснулся снова, снова и снова. Лишь резко раздавшийся звонкий смех заставил опять замереть, глядя вперёд, на обросшее пожухлой травой поле, которое больше не горело иллюзорным пламенем. Похоже, поиск закончился, и у маленького одинокого призрака наконец появился друг. Может, хотя бы этим днём получится не провалиться в пучину кошмара.