Настя, убедившись, что царевич занят какими-то своими делами, прилегла на его постель и сказала Василисе:

            – Я очень спать хочу. Если что, громко квакай, а лучше мне на лоб прыгни. Авось тогда проснусь, а то меня обычно и пушкой не разбудишь, отец уже смирился.

           Василиса согласилась. Царевне было скучно быть лягушкой. Даже ничем толком не займёшься, а просто так прыгать туда-сюда тоже быстро надоедает. Она бы пообщалась с женихом, да тот постоянно где-то носился: то, говорят, в библиотеке какие-то документы со старшими братьями разбирает (ему вроде и не надо бы, а только очень любопытно), то на охоту ускачет, то кем-нибудь переоденется, и ищи-свищи его потом. Пару раз Настасья за ним следом полетела и обзавидовалась.

           «Тоже так хочу. Носиться повсюду, переодеваться, называться чужими именами. Это не у папеньки дома сидеть – это приключения!»

           Василиса же только диву давалась, откуда у Ильи столько энергии берётся.

           «Ладно, Кощей: тот хотя бы по делам куда-то отправлялся, зная, куда, зачем и как надолго. Царевич же носится как ветер в поле. Цель вроде и есть, а вроде и нет её вовсе. Хорошо ещё, меня с собой не таскает. Лягушкой, конечно, быть скучно, но столько носиться – это уже перебор!»

           Сам Илья, тем временем, загорелся новой идеей: добыть портрет Василисы. Один портрет у них, конечно, был, но там царевна совсем маленькая, лет пять от силы, да и краски уже потускнели. Хотя всё равно любой бы, взглянув на портрет, сказал, что царевна в детстве была прехорошенькая. Слышал, конечно, Илья истории, что некоторые люди с возрастом дурнеют, но ведь были и те, кто с годами становились только краше, даже если в детстве и были неказистыми. Илья на всякий случай скрестил пальцы, чтобы царевна Василиса с годами не подурнела, хотя переживать ему было не о чем: всё, что он слышал о молодых царских дочерях, говорило в их пользу. О красоте Василисы тоже говорили много: послы, купцы, да просто люди, любящие другим кости перемыть. Портрета поновее Илья так и не нашёл, зато наслушался сполна: что, мол, царевна стройная как сосенка, не ходит, а плывёт, волосы шёлковые, глаза лучистые – не насмотришься, голос дивный – не наслушаешься. Илья, послушав эти оды его невесте, понадеялся, что хотя бы треть комплиментов-то уж должна себя оправдать. Юноша с замиранием сердца ждал пира, потому как очень надеялся, что тогда Василиса снимет лягушачью шкуру, нарядится и придёт на пир. Василиса ему этого не обещала, Илья спрашивать напрямик побоялся, но надеяться не переставал. И ночью на своей постели (которая ощущалась удивительно тёплой, словно он только недавно там лежал) ворочался Илья, и сон к нему шёл плохо. Василиса даже подумывала спеть колыбельную, правда, лягушкой могла в самый неожиданный момент квакнуть и всё испортить, а Настасью попросить не получалось – царевич бы услышал, и всё прикрытие насмарку.

           Наконец, беспокойный сон сморил его. На дворе была уже глубокая ночь, так что Настасья взялась за дело. Рассиживаться было некогда. В смежной горнице стоял стол и лежали кухонные принадлежности на любой вкус. Настасья велела Василисе кликнуть служанок.

            – Список ингредиентов запомнить сумеешь?

           Василиса зевнула, но квакнула.

            – Рассказывай.

           Василиса, к её чести, всё запомнила быстро, и десяти минут не прошло, как были кликнуты (квакнуты) служанки, которых живо отправили на кухню. Служанки надеялись, что их среди ночи покличет сама красавица-царевна, но нет.

           «Не хочет, чтобы её видели. Мало ли, кто решит шкуру сжечь или Кощей сразу похитит» – решили служанки между собой, но триумфального появления Василисы на пиру всё равно ждали. И Василиса, и Настасья об этом подозревали, но Кощеева дочь решала проблемы по мере поступления, как отец учил. Сначала нужно было пирог приготовить.

           Служанки споро принесли всё, что требовалось.

            – Не нужна ли помощь, Ваше Высочество? – спросила одна у Василисы. Не удержалась. Василиса вздохнула. Другим невесткам ведь наверняка помогают, если вообще не делают за них, но у Василисы уже была помощница, поэтому лягушка ответила, что если будет нужно, она обязательно позовёт. Служанки ушли, и Кощеева дочка перестала отводить от себя взгляды.

            – Наконец-то! – Она вздохнула. – Сделаю князю пирог с цукатами и орехами. И вкусно, и несложно, и выглядит красиво.

           Василиса уважительно квакнула.

            – Я и у себя дома нечасто что-то такое пробовала. Наверняка князь оценит.

           Подруга улыбнулась.

            – Ещё добавки попросит. А рецепт я запишу на всякий случай.

           И пошла готовка. Девушка подвязалась расшитым передником и убрала волосы под платок. Всё это оставили предупредительные служанки. Дома Настасья готовила нечасто, но пироги делать она пуще всего любила, вот и в этот раз решила не мудрствовать. Чем просто печь хлеб, интереснее и вкуснее туда что-то добавить. Всё ж таки князя угощать, а возможно, и других знатных гостей на пиру: бояр, дворян, послов заморских. Служанки передали, что орехов на кухне было много, а вот цукаты, засахаренные, разноцветные, насилу на кухне нашли: их обычно для особых случаев только доставали.

           «Но тут уж действительно случай особый, так что никто не в обиде, надеюсь, – подумала девушка».

            – Ты что, действительно будешь сама готовить? – спросила Василиса, которая устроилась на покрытой расписными тканями лавке и с интересом наблюдала.

            – Конечно, – ответила Настя. – Я и ковёр бы такой сама выткала, просто время поджимало. А пирог – не ковёр. Разве что поколдую, чтобы тесто побыстрее поднялось, да как всё будет готово, снова надо будет девушек позвать, чтобы на кухню отнесли, да в печь положили. Так увидят, что пирог действительно не с неба упал. А я послежу, чтобы с пирогом на кухне ничего не случилось.

           Царевна уже устала удивляться тому, как дочь Кощея себя ведёт. Она выглядела действительно искренней и доброй, ни разу её не обидела и не обманула.

           «Неужели у кого-то, кем пугают детей, может быть такая добрая дочь? – задумалась царевна. – Да, конечно, она помогает мне по контракту, но ведь и контракт она сама предложила, и условия, и ни разу не показала, что ей это в тягость. Чудеса, да и только! И если её отец действительно так ужасен и жесток, как о нём говорят, разве не должна она унаследовать от него хоть что-то? Пока я слышала только, как они спорят друг с другом… – В который раз вспомнилось, что мать Настина по своей воле с Кощеем осталась. Почему-то сейчас, месяц спустя, поверить в это было гораздо легче».

           Настя, тем временем, не обращая на подругу внимания, колдовала над тестом, сначала в переносном смысле, а потом в прямом. Неожиданно царевна поняла, что девушка напевает себе под нос, красиво и мелодично.

           «Есть ли что-нибудь, что у неё не получается? – с лёгкой досадой подумала Василиса».

           Тем временем, Илья-царевич слегка нахмурился сквозь сон, услышав пение. Приоткрыл глаза, но увидел только освещённую лунным светом спальную и запертую дверь, из-за которой доносилось тихое пение. Если б не был его сон в этот раз таким чутким, ни в жизнь бы не услышал.

            – Василиса? – пробормотал он, всё ещё хмурясь, а потом медленно заморгал и провалился обратно в сон.

 

***

 

            – Что будем делать? – спросила Настасья с утра, когда царевич, поглядывая на лягушку с улыбкой, взял пирог, который служанкам было строго сказано принести обратно, как только готов будет, и пошёл на поклон к родителям.

           Василиса квакнула.

            – А ты можешь мной прикинуться и на пир пойти? Или превратить меня в человека хотя бы на несколько часов?     

           Настя задумалась.

            – Превращать тебя боюсь. Я раньше не пробовала, а это сложно. Вдруг раньше времени лягушкой станешь. Да и потом, тебя отец заколдовал, и если кто и может свои же заклинания как-то изменять, так это он, а не я. Тобой обратиться могу… только вряд ли царевичу твоему это понравится.      

            – Почему? Он же ничего не узнает.

            – Наверняка догадается. Я же не успею тебе всё рассказать, что было, прежде чем он придёт и продолжит с тобой-лягушкой беседу.

           Василиса расстроено квакнула.

            – Что же нам делать?

            – Наверное, придётся и правда мне на пир идти, – ответила Настасья, которой больше ничего в голову не приходило.

           Царевна вздохнула.

            – Но мы ведь даже не слишком похожи. А на пиру может быть кто-то, кто меня видел не в детстве.

            – А что нам ещё остаётся?

           Девушки ещё подумали, только так ничего и не придумали.

            – Только я предлагаю Илье всё рассказать. Ну, что я вместо тебя пойду. Не хочется его обманывать. Хороший ведь парень.

           Василиса несколько мгновений смотрела на неё и о чём-то думала.

            – Хорошо. Давай попробуем.

           На том и порешили, и Настасья отправилась спать, в этот раз даже не пошла проверять, как там у Ильи дела. Всё равно ведь вернётся и расскажет, а спать хочется.

           Несколько часов спустя вернулся радостный царевич в покои. Василиса как услышала, заквакала и запрыгала по подушке. Настя тотчас проснулась.

            – Пришёл! – сказала Василиса.

            – Тогда давай ты ему сначала про меня расскажешь, а потом уже я появлюсь, – ответил ей голос Настасьи.

           Василиса согласилась. Вошёл Илья, бодрый да весёлый, поднял лягушку, на ладонь посадил и говорит:

            – Спасибо тебе, Василиса, за пирог. Батюшке с матушкой понравилось, и братьям понравилось, они и невестам своим по кусочку взяли. Твой пирог самый вкусный, его на пиру много приготовят, только поварам расскажи, как. А пир нынче вечером, батюшка с матушкой строго-настрого наказали с невестами появиться. Очень хотят тебе лично своё почтение и восхищение высказать.

           Василиса посмотрела туда, где последний раз видела Настасью, и вздохнула.

            – Очень мне лестно, Илья, и от похвалы, и от приглашения, только не могу я на пир пойти.

            – Это как же? – удивился Илья. – Сбрось лягушачью шкуру, выбери наряд, какой захочешь, у нас здесь много добра всякого, да и пойдём. Будем петь, танцевать, пирог твой есть. После пира надень шкуру обратно, никто её жечь не станет, научены уже. Почему нет?

           Василиса молчала, не зная, как подступиться и рассказать про Кощееву дочку. Илья вздохнул.

            – Ты на пир не хочешь? Или замуж за меня не хочешь?

            – Не могу я на пир пойти так, как тебе хочется. Только если лягушкой. Не могу я шкуру снять.

           Илья моргнул.

            – То есть как? А как же ты тогда ковёр соткала и пирог испекла?

           Василиса снова взглянула куда-то в сторону.

            – Садись, Илья, и слушай. Что смогу рассказать – расскажу.

           И рассказала царевна, как оказалась она у Кощея в замке, как поссорились они, как от обиды обратил он её лягушкой, как дочь его решила ей помочь. – Появляйся, Настасья, нет смысла тебе больше прятаться.

           И появилась перед удивлённым царевичем девица-раскрасавица. У того аж колени подкосились, даром, что сидел.

            – Это… ты, – спрашивает, – ковёр соткала и пирог приготовила?

           «И песню ночью пела».

            – Я, – ответила девушка. – И на пир с тобой, если хочешь, могу пойти. Все же ждут, что ты придёшь с девушкой, а не с лягушкой. Засмеют ещё. Хотя если не хочешь, не пойду. Я, в конце концов, Василисе помогать обещала.

            – А бывала ты раньше на пирах? – спросил царевич, не удержался.

            – Не была. Но я манерам обучена, не опозорю тебя, не переживай. Надо спеть будет – спою, станцевать попросят – станцую. У меня лучшие учителя были.

            – А что же я буду делать потом? Когда Василису расколдуем, и придёт пора свадьбу играть?

           Девушка пожала плечами.

            – Этого не знаю. Могу Василисой обратиться, только это рискованно. Я такое редко делала, боюсь, долго не выйдет.

            – А как ты делала, что тебя всё это время никто не видел и не слышал? – полюбопытствовал царевич.        

            – Так то морок для отвода глаз и ушей. Это легче, чем внешность изменить. Проще заставить людей видеть то, что они хотят видеть… – Девушка задумалась. – Ну-ка, постойте…

           Что-то пошептала, руками помахала и – глядишь! – перед Ильёй-царевичем уже совсем другая девушка.

           Василиса квакнула.

            – А что изменилось-то?

           Настасья улыбалась во весь рот.

            – Ты видишь меня, а Илья видит тебя, не будь ты лягушкой. Это почти то же самое, что действительно превратиться в кого-то, просто у меня глаза отводить лучше получается, тренировки больше.

           Илья так и ахнул.

            – Чудеса!

            – Могу сделать так, чтобы все, кроме тебя, не меня, а Василису видели. Чем меньше людей, которым голову морочишь, тем легче. Согласен с такой подставной невестой на пир идти? – Илья продолжал разглядывать её, и Настя со смешком снова стала собой. – Василису так заколдовать не могу. И расколдовать тоже не могу, иначе бы уже это сделала.

            – Согласен-согласен, – закивал Илья.

           Настасья хлопнула в ладоши.

            – Тогда так и сделаем.

           До пира несколько часов оставалось, пора было собираться. Василиса, опять устроившись на лавке, наблюдала, как Настасья собирается, меняет принесённые служанками на выбор десятки красивых платьев и расшитых сарафанов с рубашками и туфельками на те, что были у неё дома, и придирчиво выбирает. На удивление царевна поймала себя на мысли о том, чем сейчас занят Кощей.