Экспериментщик, чертова перечница,
изобрел агрегат ядреный.
Не выдерживаю соперничества.
Будьте прокляты, циклотроны!
Будь же проклята ты, громада
программированного зверья.
Будь я проклят за то, что я
слыл поэтом твоих распадов!
мгла окутывает город заботливой материнской рукой. альбедо выходит, накинув бежевое легкое пальто – ударяет по лицу ветром. одинокий дом в трех минутах от леса и в тридцати от города не окружен коробками многоэтажек. он выдыхает пар, и почему-то его это завораживает так же, как живописца красивый пейзаж [в иной жизни, кажется, всё было не так][ни к месту и незачем][а сейчас дом, студия, телефон с парой любимых песен и кофе по утрам]. до остановки он глядит вникуда, погруженный в сонную рутину, спешно составляет план на день: проверить заказы, уточнить у сахарозы, что с отправлениями, написать пост для продвижения. отвратная и приятная тяжесть сводит живот – завтрак пропустил, а в обед опять забудет, что состоит из этого жалкого и требовательного белкового тела.
у холода твои черты, и я в них влюблен, как дурак в молнию. ищу давно потерянное и упускаю ещё не достигнутое – да, моё лицо не вспомнишь по утру и не узнаешь в сводке новостей, когда найдут мое хладное тело: у тебя в голове мысли только о боге, свержение неба, борьбе за право, за великое, самое искреннее и доброе
а у меня параноидальное безумие
пинта пива
непонятное «я» и отсутствие имени
звучу у тебя в голове и копошусь будто червь
альбедо открывает и закрывает глаза.
стучит по виску, словно стараясь наладить радиоприемник – не помогает. образы перетекают в слова, а те в кашу, цвета, мерзкую геометрию, отсутствие привязки, определения как такового [сейчас так нельзя][выбери, как ощущаешь][как видишь][как понимаешь][здравое отбрось][больное накинь, как футболку оверсайз]. он уже сам себе не принадлежит, а от того мутит ещё сильнее. приходится остановиться, набрать побольше воздуха, потоптаться на месте, порастягивать губы в улыбке, будто поймав инсульт. становится попроще. время начинает кусать за пятки, и альбедо спешит на автобус, выкинув прочь наваждение, как нелепый и страшный сон. от меня не убежишь, не изгонишь, не освободишься – я буду жить здесь, с тобой, в твоей голове.
***
в мастерской пахнет масляной краской, закрепителем и кофе. альбедо расправляет плечи, а улыбка сама появляется на его лице. он словно не покидал свой дом, не шёл по холодной пустынной и туманной улице, не встречался с незнакомцами – то было лишь дурманом, сном, иллюзией. и теперь, беря в руки кисть, вертя меж пальцев, сердце его наполняется спокойствием чистым, сравнимым с горным хрусталем. мысли в голове прозрачны и легки, не смешиваются, ложась вуалью, существуют не внутри, а поверх, вне. не до конца принадлежа ему, но нисколько не чужеродно. альбедо в трансе совершает первые мазки, ведет линию, не отрывая от холста: в ушах лишь собственное сердцебиение.
— сегодня вы рано, — перезвон колокольчика на входной двери возвращает его в реальность. сахароза снимает большой красный шарф, выдохнув, с улыбкой ещё раз приветствует юношу, в два спешных шага, почти споткнувшись, подходит к холсту. — поймали наконец-то вдохновение за хвост?
— общепринятое понятие вдохновения не импонирует мне, — альбедо набрасывает несколько штрихов. — оно словно лишает меня, как автора, воли и самоидентичности. если руку мою может вести лишь эфемерная сила, то чего стою я?
— вы слишком об этом задумываетесь, — девушка хмурится. — затянувшийся застой на вас так повлиял?
— тяжело сказать.
— скоро будет открытие галереи, — сахароза меняет тему, не найдя, что ещё сказать. — успеете?
— определенно да, — альбедо в себе уверен так же, как в станке на производстве. он мастер своего дела. труженик. человек, что не создает идею, а воплощает в жизнь. придает образу форму и вес. истинный алхимик из легенд.
— у меня начнется сессия на следующей неделе, так что смогу приходить только ближе к вечеру, — девушка вешает одежду в шкаф, накидывает фартук и, утянув его, слегка оттряхивает то ли от пыли, то ли по инерции. лицо её сияет от улыбки. знакомая рутина. альбедо перенимает этот настрой, работая над картиной. — последний курс, а так и не привыкла.
— мне стоит начать искать новую помощницу?
— не говорите такие печальные вещи, — сахароза поднесла тюбики с краской.
— когда закрывается одна дверь, всегда открывается другая, — альбедо нанес мазок, склонив голову, стараясь понять, насколько то удачное решение. анализируй. изучай. понимай. пробуй на ощупь. воспроизводи в голове вкус. повторяй. повторяй. повторяй [пока чужая кожа, надетый наспех костюм человека, не срастется с твоим хладным скелетом][твоей пустой натурой][чем-то внутри тебя, что переливается на свету, пропускает сквозь себя атомы и всплывает на водной глади][не имей ни веса, ни знака, ни праведного слова].
— ваши слова утешения порой ранят сильнее беспечной глупости, — девушка отворачивает голову. [кажется, упала с лица слеза]
До свидания, до свидания.
Отчужденно, как сквозь стекло,
ты глядишь свежо и светло.
В мире солнечно и морозно...
вечером в парке, где порой альбедо останавливался, чтобы предаться бессмысленному созерцанию, он находит блокнот. листы его заполнены рисунками, большинство из которых в своей простоте схожи с творениями ребенка, но некоторые жуткие и омраченные образами крестов, смерти и оккультных знаков эскизы будто сбежали из ужастика. антуража добавляет, что последние страницы, не имея никакого подтекста, нарисованы ничем иным, как кровью: застывшие багряные пятна, грубые кривые линии, тщедушно нанесенные на бумагу больше походившие на черкаши в отхожем месте, чем на интересное художественное решение. альбедо смотрит на это, не осознавая, почему сердце его замирает, словно пойманное в силки.
не выбрасывая свою находку, он идет, ведомый чем-то, не отрывая взгляда от рисунка. оно смотрит на него. моргает. облизывает фантомным языком и шепчет пошлые глупости, мерзкие гадости, слухи, молитвы, всё сразу и ничего одновременно. какофония звуков оглушает, как граната. и уже под звон в ушах альбедо следует – его как в детском мультике привлек приятный запах рокфора, и не в силах сопротивляться, теперь идет на его зов [но бесплатный сыр только в мышеловке][она захлопнется сверху, железным, монолитным прутом придавит тело, пригвоздит, как гвозди креста господня и окропи меня кровью из святого грааля даруй истину магию освяти познай дай ответ только не оставь с ничем пустотой жуткой темнотой фрустрацией бессмысленностью]
альбедо останавливается у церкви. ворота раздвигаются сами, словно ноги продажной женщины, и запускают его внутрь, как в лоно, но таинства в этом как в открытии банки газировки — пшш — черные голые деревья пронзают небо, словно шпажки канапе; промозглый ветер гоняет по пустынному двору листья; готические арки и узоры на фасаде церкви навевают альбедо воспоминания о курсе архитектуры — к сожалению, почти всё оттуда он забыл, как мимолетный и страшный сон. дверь легко поддается, впуская. ни одной лампы или иного предмета современного мира: зажженные свечи, запах ладана, холод от каменных плит и деревянных скамеек. рядом с молитвенником альбедо видит фигуру. монахиня.
— что тебя привело сюда, путник? — алые волосы обрамляют острое лицо, а один глаз скрыт под челкой. аристократическая мертвенная бледность кожи, полный колющего безразличия взгляд, аккуратная темная роба монахини. крест. серебро. ты знаешь, что тебе стоит меня покинуть, убежать, навсегда забыть всё, но вместо того ты, наоборот, говоришь, отвечаешь, льнешь ко мне, как соскучившийся по ласке зверек.
— я не знаю, почему пришёл сюда, — честно отвечает альбедо.
— тебя привел сюда Бог, — губы её складываются в улыбку. она подобна швейцарскому ножу: столь остра и универсальна. необходима.
— ваше имя?
— розария, — женщина указывает на скамью. — в ногах нет правды.
— извините, но мне нужно идти домой, — альбедо ощущает, как голову пронзает боль.
— я прощу ваши грехи. выскажите мне их.
— я не грешил, — он врёт. потому что не знает правильного ответа.
— это место скрыто ото всех, не стоит строить праведника, — розария складывает руки в молитвенном жесте. — впрочем, любая вера обязывает стыдиться. это чувство первое, что спасало человека, прививая ему [норму] и [наказание]. мазохизм, который был выведен, как мощный гордый жеребец. селекция.
— не понимаю, о чем вы. меня ждут… дела? — альбедо оборачивается и смотрит на дверь. но ступает, напротив, к скамье. садится. — я что-то искал. чего-то хотел? голова такая тяжелая.
— поведай, что омрачает твой разум, — слова полны тепла и жизни, а голос сухой, трещит, как ветки под ногами в зимнее утро. она, эта женщина, вся создана изо льда — снежная королева, а он кай, только до вечности не дойдёт.
— я слышу голоса, — альбедо говорит то, что обычно старается запрятать, как самый ужасный секрет. оно за семью печатями, замком, в тяжелом дубовом шкафу. но розарии всё равно. только кивает, слушая дальше. — он говорит ужасные и тревожные вещи. навязчивые. я теряю рассудок?
— откуда мне знать. с такими проблемами нужно к психиатру.
— разве ты не сказала, что поможешь мне?
— сказала, что прощу твои грехи, — улыбка на лице не меркнет.
— но кто тогда меня спасет?
— спасение утопающих – дело рук самих утопающих. или Бога. но его спасение [наказание], [смирение], [ослепленная вера].
— когда любишь, тоже веришь. покорно и смиренно.
— откуда тебе знать? разве внутри груди твоей есть сердце? слышал хоть раз его стук? — розария протягивает руку, указывая на грудную клетку, замирает, не коснувшись.
— грубо, — альбедо опускает лицо, стыдясь. и правда тебе хочется любви, страстно хочется, как путнику воды в пустыне, как болеющему выздоровления, как обреченной душе покоя.
— не беспокойся. не иметь доброго сердца не то же самое, что злое. потому сознайся во всём. и будет тебе прощение.
мерзопакостное ощущение не пропадает. он встает, но не в силах стоять ровно, падает вниз, на колени, цепляется за бедра монахини, как бедный крестьянин, что просит милостыни у богатых господ. под ладонями упругие крепкие мышцы, а сладострастно лоно в сантиметре от него — смущает, пугает и ещё сильнее стыдит. альбедо не может поднять ни головы, ни тела. он на покаянии. аудиенции с чем-то всевышним. сильным. пугающим. знающим всё. понимающим всё. принимающим. какое нежное желанное слово, какое великое слово: и о боге, и о продажной женщине, и о великой любви, и о наркомане под очередной дозой. альбедо вздрагивает, когда розария начинает гладить его по голове, будто пса. без слов. упрека. ругани. ожидает, просит во всём сознаться.
— для Бога мы все лишь дети. глупые дети. а потому он готов простить.
— а ты?
— а я всего лишь его рупор. мои слова — его слова. мои действия — его действия. моя любовь — его любовь. тело. душа. мерзкие помыслы и упаси меня господь — какая дешевая шутка — грехи все мои ему принадлежат.
нежно касаясь подбородка, розария поднимает его лицо к себе. их взгляды сталкиваются. алый дурманит, и альбедо, как завороженный, замирает. монахиня, ухмыляясь, аккуратно поднимает челку, показывая темную червоточину, скрытую под волосами. зияющая дыра. тьма. увлекающая в себя, закручивающаяся в спираль, фрактал, длинную вьющуюся дорогу, по которой он бежит, как конь в разгаре скачек, падает, но встав — устремляется вперед марафонцем со сбитым от изнеможения дыханием. в ушах звенит — ещё шаг и звуковой барьер — а за ним хлопок. и ничего. пустота. такая же черная, как глазница перед ним. и он в ней, как ребенок в чреве матери, защищен и одновременно беззащитен. альбедо поднимает к ней руки, берясь за чужое лицо, и они теперь отражения друг друга. статуя из картинной галереи, идея, концепция, нечто неосязаемое.
но ты ощущаешь себя как никогда целостным. прекрасным. освобожденным. прощенным – за смерть родителей, которых не знал, за разочарование наставницы, что приютила, за все неудавшиеся отношения, в которых был холоден и отстранен, чужд, незнакомцем, втянутым в глупую авантюру. за секс, который только отвращал. за картины, что не получили признания. за одиночество, которого не боялся, а искал. за враньё, гнусную мерзкую ложь, сложенную в оригами и подаренное каждому встреченному человеку – «я тебя люблю». чушь! вздор! мрак! темная, темная грязь. розария поднимает альбедо с колен, обнимает без пошлого подтекста, с любовью большей, чем материнская. и юноша тает в чужих руках, как масло на сковородке или мороженое на асфальте. как дымка.
— с днем рождения, господин альбедо.