лишний X, недостающий Y

Флетт, вообще-то, хороший ученый. Или, по крайней мере, таким он должен был быть, но стоило догадаться, что нет, даже не близко. 

Стоило. Хотя бы в тот момент, когда он решил, что самоэксперимент — потрясающая идея.

— Сколько гапплов он в меня всунул? — вопрошает, кашляя и сплевывая в раковину; мерзкий приторный вкус язык почти травмирует. Да будут прокляты наркотические анальгетики.

— Три штуки, — отвечает Тако тихо, подпирая плечом косяк и таращась в зеркало осознанно-виновато, — Его Нэл потом оттащил. 

И слава науке, что оттащил! — как вообще Флетта угораздило попасть в компанию к демонам, что не имеют ни малейшего понятия о телах нормальных людей, и почему это всплывает только сейчас?

Отражение ничему не радо, выглядит помято и уставше: его все еще долбит судорогой, и вместо формы на нем то, что не жалко, то есть белая майка с рисунками кругов и черные треники; очки заляпанные к чертовой матери, на голове — покосившийся венок. Золотой, для смеха внутри контекста.

Тако ногтем ковыряет заусенцы — от нервов, привычка знакомая — и губы поджимает, пока Флетт пытается оттереть с лица оставшийся налет позолоты. Видимо, он сильно сопротивлялся. Диповскому нравятся вызовы.

Тако, через паузу, снова заговаривает:

— Он ведь не со зла, он помочь хотел, я знаю, но мне жа-

— Не надо, Тако, — перебивает его резко Флетт, — Не надо.

Отражение немного смягчается, и он поворачивается, чтобы встретиться, насколько можно, с чужими красными глазами. Тако снова мнет губы, подходит ближе, хватая полотенце.

— Такого не повторится, я обещаю.

Было бы, что повторять.

Не очень-то церемонно он берет Флетта за челюсть и приподнимает голову, чтобы вытереть под подбородком. Флетт покорно ждёт, рассматривая белую, стерильную плитку — настолько стерильную и новую, что еще даже трещин нет.

— Конечно, не повторится, — бормочет под нос.

Нэл их уже ждёт в зоне отдыха, отчаянно чиркает в своем блокноте — знать бы еще, че он там постоянно пишет. Курит, естественно, и Флетт морщится.

— Мог бы и на улицу выйти.

Странник вместо привычного “нахуй пошёл” взгляд поднимает тоже, сука, виноватый, и хочется выдрать у него блокнот и ударить по башке — за это. За все вот это отношение в целом. Спросить: произошло, что ли, что-то? Умер кто-то? Ну, мог бы конечно, если бы Диповский пропихнул ему в глотку гаппл четвертый-пятый и он бы скончался от передоза, но ведь не произошло этого!

Нэл кидает сигарету в пепельницу (Флетт считает: там пять окурков) и потихоньку распрямляется, натягивает маску я-непоколебим-я-не-боюсь-я-лидер. 

Это с него тоже стащить хочется, но это, хотя бы, привычнее сострадания.

— Ты в порядке? — спрашивает назаинтересовано, пока Флетт падает в кресло напротив и Тако подтягивает стул. 

— Как могу.

— Хорошо, что можешь.

Флетт вздыхает:

— Голова раскалывается.

Тако, так и не сев, отправляется по лабиринту коридоров искать аптечку. 

У Нэла — мешки под глазами и пиджак на плечах висит, под ним — нелепая черная футболка с неоновой надписью “CHApTer”, что из продажи вышла в прошлом десятилетии. Выглядит до пугающего домашне посреди лаборатории, натертой от пола до потолка хлоркой. Хочется спросить, ночевал ли он тут — опять — во время всего этого безобразия, но из горла слов не лезет.

— Способен сейчас на опросник? — мило подбрасывает Нэл другую тему для разговора, очень вовремя и кстати. Флетт жмет плечами.

— А есть, о чем опрашивать?

У Нэла взгляд «пожалуйста, хоть ты меня пощади» — кошмарно забавный, если бы у него не было на него всех оснований. Авантюра и исследование-то Флетта, а не его, и опросник — тоже от Флеттовой руки, в дурацком круглом шрифте-курсиве.

— Я приму это, как «да».

Тако возвращается с кружкой чая и блистером простецкого ибупрофена. От контраста с радикальной медициной Диповского плакать хочется, но Флетт лишь послушно забирает дары фармацевтики себе.

— Как себя чувствуешь?

— Это начало опроса?

Тако садится на стул, Нэл собирает все терпение в кулак — совестно признаваться, что Флетт это все нарочно. Кажется, что эти двое понимают, раз так спокойно терпят его нехарактерные беззубые ответки, и все же хочется, чтобы они хотя бы послали его нахуй.

Нэл давит спокойнее и тише:

— Как ты себя чувствуешь?

Флетт сглатывает, откидываясь в кресле.

— Как будто в моей голове играют в аэрохоккей. 

— А если чуть конкретнее?

— Я бы сказал, мигрень.

Опять чиркает в блокноте — Флетт тоже не прочь почертить что-то, но приходится перебирать нитки от собственной майки. Мигрень это, конечно, преуменьшение, но сейчас, после всей этой херни — всё, что важно. Кроме магического отравления.

Нэл заглядывает в бумажки, лежащие на столе — эксперимент №3 — и смотрит, что там по списку.

— «Можете ли вы самостоятельно вспомнить и назвать что-то, что, вы точно знаете, не помнили до этого?»

Он задумывается, поправляет очки машинально. Пытается залезть в память поглубже, достает оттуда что-то.

— Когда Гефест родился, он оказался инвалидом, так что Гера скинула его в море.

Нэл хихикает, решая не записывать это. Приятно, что он не совсем ещё в этой своей раковине образа — Флетт зеркалит его улыбку. Губы сводит кратковременный спазм.

— «Что вы думаете о новых воспоминаниях? Думаете ли вы о них, как о собственных, или воспринимаете инородно? Что для вас важнее — старое или новое?»

На мгновение в глазах рябит — остатки усталости и переёбаной магии, которой его накачали ради того, чтобы всё сработало.

Флетт прикрывает веки. Ворочает в голове карточки-воспоминания, рассматривает их, сравнивает. Воспоминания ли это вообще, или просто выдумка? 

В этом нет никакого смысла.

— Они смешались, — медленно проговаривает он, ожидая, пока за ним запишут, — И то, и другое могло как происходить, так и нет. Я больше не думаю, что могу. . . Доверять своей памяти.

Неловкий стук носком ботинка по полу — Тако через плечо Нэлу заглядывает, следит за записью. Оба выглядят такими уставшими, и, черт возьми, виноватыми, и делать с этим ничего нельзя — хоть стой хоть падай, все равно будут беспокоиться. Нэл, может, и просто так кривится, но Тако не понаслышке знает, каково это — не доверять своей голове, и от этого ещё обиднее и неприятнее.

Он знает, почему к нему отношение особенное — с тех пор, как вытряс из Нэла все ответы, знает. И про взгляды косые, и про фразы многозначительные, и про всю остальную херню, что он наблюдал всё предыдущее время. Без контекста оно всё выглядело так, будто эти двое планируют его убийство. А сейчас даже хочется, чтобы планировали. Потому что Флетт не заслуживает этой доброты, к нему даже не относящейся.

Больно дофига он хочет в последнее время — несвойственно, нехарактерно. Куда подевалась ученая решимость, стойкость и холодность? Почему сейчас внутри только слякоть из органов и мокроты, почему всё это кажется таким неправильным, начиная его собственным телом и кончая восприятием? «Воспоминания — важнейшая составляющая нашей личности» — фраза из собственной статьи на обороте ладони, но почему он должен познавать это на практике именно так? 

В нем булькает что-то, что казалось чужим, но всегда было внутри — закованное в кости, подобно Прометею в цепи, не злое, но где-то на грани с этим, пламенное и забытое. Оно вскипает, вырывается наружу в виде чего-то отчаянного, практически забитого, и от этого хочется грудь порвать ровно по шву, достать из нее сердце — чтобы не билось в ушах.

Старое всплывает, как труп по весне, и Флетту хочется- нет, ему нужно его достать.

Тако показывает жесты, а он следит за ними тупо, читает: «думаешь, он в порядке?». Нэл пожимает плечами, бросая косой взгляд. Они знают, что он их понимает, или думают, что это все еще секрет?

Знал ли Флетт всегда, что это значит, или это снова мусор со дна озера?

Нэл прочищает горло:

— Вторая часть — показания. 

— Разве? — спрашивает Тако, но ответа не поступает, пока Флетт пытается сделать убедительный глубокий вдох.

— Всё, что вспомнишь об СКР-1. Не обязательно с подробностями — просто чтобы я убедился. Чтобы я знал, что это то, что нужно.

Флетт стягивает очки, промаргивается: без них Нэл чуть размывается, уходя в хроматическую аберрацию, и гул в голове волну меняет — розовый шум сменяет белый. Флетт делает ещё одну попытку на вдох, но он все равно кажется поверхностным, и он зажмуривается, пряча лицо в ладони, чтобы совсем ограничить себя от всего вокруг и сосредоточится.

И вот он ныряет в этот омут. 

— Это было зимой. Я-я думаю, что зимой? Я помню, было холодно, и никто из нас не понимал, что происходит, пока ты твердил что-то про борта и ошибку. Я занимался своими древнегреческими проектами, строил лабиринты там, вёл магазины, а потом- что? Война? Должна была быть война. 

Он переворачивает страницу — всё это блекло, как старые фотографии, слишком далекие для чего-то полноценного, но случайные факты все равно находятся в его мозгу, как безделушки в ящике с канцелярией, что давно пора бы выкинуть. Хорошее плохим перекрывается — он хватается за это, пытается размотать, но нитка слишком быстро обрывается.

— Я нашел робота на поле боя, вскрыл его — оказалось там, черт возьми, прослушка, и вроде как, это было Тофы? Или имперцев- нет, нет, неважно, я забрал всё это с собой. Может быть, выкупил как-то что понадобится. Я чувствовал себя так защищеннее. А потом разлом случился, да? И я был с Паером и Тофой. Я не помню, что мы говорили, оно все такое смытое, но я помню, как- как когда Тофа вдруг повернулся в ужасе, а я затормозился и не сразу увидел, как Ксандр- я-

Вдох.

Рука словно проваливается сквозь 2Д картинку, впуская в свое объемное, полное пространство, в котором его сознание существует, как единое целое: слишком ярко, слишком шумно, слишком полное погружение в то, что должно быть сном. Запах хлорки выжигает нос, белый ослепляет; Ксандр достает меч, и Флетту больно уже в тот момент, когда он щелкает гардой, а после его разум фиксирует: разрез от плеча до ложных ребер, неглубоко, потому что катана встречается с броней андроида, но больно до предсмертного ужаса. Фиолетовое прожигает в нем дыру, он падает на пол, мир падает вместе с ним; Паер свалил, Флетт замечает это краем сознания, а потом он видит, как Ксандр вгоняет меч в Тофу, и это так просто, так легко выглядит, как лезвие просто проходит сквозь его кожу, словно нож сквозь масло, и под ней даже не оказывается крови, только магический раствор, искры, провода, но даже так, Флетт понял, что он умер, что он, блять, умер, а Флетт остался жить, ОН ЕЩЕ БЫЛ ЖИВ, А ТОФА УМЕР, И ОН ЛЕЖАЛ ТАМ, СМОТРЯ НА НЕГО, ИСПЫТЫВАЯ БОЛЬ, И ЕДИНСТВЕННАЯ МЫСЛЬ, ЧТО БЫЛА В ЕГО ГОЛОВЕ, ЭТО «Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ, Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ, Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ-»

Кто-то держит его. Кто-то обнимает его, крепко держа в своей хватке, и кто-то напоминает ему: «Флетт, дыши».

И он дышит. Свистяще и поверхностно, но дышит, и от этого кружится голова. У него болит горло. Его всего трясет.

«Все в порядке» повторяет он, но чужие руки не уходят — он чувствует, как с его щек стирают проступившие слёзы. 

Сорвало. Вырвалось, получается.

Достал.

— Всё будет хорошо, — продолжает кто-то говорить, будто это правда, но Флетту действительно тяжело в это верить, — Ты не виноват в этом. Ты не виноват в том, что остался жить.

Он кивает — рвано и глупо, но кивает, хотя эту мысль он не может просто взять и принять, как должное. Он находит рукой свою грудь, чувствуя шрам, что с ним остался. Доказательство того, что он выжил. 

Флетт шепчет:

— Кто-то забрал меня. Я не помню, кто. Все как в тумане. Дальше не было ничего хорошего.

Всхлип звучит слишком уязвлено — блять, к черту все это, он хотел просто быть нормальным. Просто хотел быть полным, без гребаных пробелов; хотел быть тем, кого они видят, когда на него смотрят; хотел стать хорошим примером. Но он хочет слишком много. Он не заслуживает этого.

Он не заслуживает всего этого.

. . .

— Ты тоже не виноват.

Нэл на него моргает — выразительно, как может только он, но неэффективно. Он выдыхает ментоловый дым и морщится, отводя взгляд.

— Не понимаю, о чем ты.

Тако поднимает голову, отрываясь от своего кубика рубика, и выглядит практически оскорбленным. Флетт чешет затылок, в надежде, что он подхватит разговор, но Тако возвращается к разгрузке — ноль осуждения, он это заслужил. Однако у него всегда такие вещи получались чуть лучше.

— Я имею ввиду, ты не виноват в том, что тебя там не было. 

Взгляд у Нэла — пронзительный, какой бывает, когда он очень хочет кого-то ударить. Но при этом Флетт видит, как его плечи напрягаются, подаваясь чуть вперед, и это верный признак потери защиты. Снятия маски.

Нэл строит из себя психопата: слишком высок для человеческих эмоций, слишком рассчестлив для уязвимости, да-да-да, старая шарманка. Но Флетту кажется, что это не по своей воле. Что да, иногда ему сложно чувствовать какие-то эмоции, но они есть. Он просто не хочет их чувствовать.

И Флетту есть дело до этого. Потому что он, может быть, не доктор, но он отвечает за их благосостояние. И он знает, что купирование эмоций ранит.

Отколупывать от него эти доспехи — тяжёлый процесс, но каждый раз, когда у Флетта получается, он считает это достижением.

— Ты сделал всё, что мог. Я знаю. Тебе не нужно корить себя за это.

Нэл молчит. Он лишь смотрит этими своими разными глазами, и затягивается, да так, что легкие трещать должны — хотя ещё вопрос, есть ли у него вообще легкие. С таким-то количеством курева. 

Нэл точно ему не верит. 

(Шрамa на шее теперь почти не видно.)

Флетт прерывает зрительный контакт первый, чтобы посмотреть, как в очередной раз собирает кубик Тако. Это был хороший подарок.

Тишина заполняется треском граней и гудением вытяжки. 

Им всем нужен чертов сон. И свежий воздух, но колени и лестница в добрые семь метров не совсем с этим согласны.

. . .

Итак, он заперт в лаборатории — ненадолго, конечно, но все равно неприятно, когда твоё тело слишком занято косплеем миксера чтобы тебе помогать. Подышать и потаращиться в ближайший водоем было бы неплохо, но он может переждать, пока он придет в норму.

Поэтому ему нужно разобраться с жилой комнатой. Ему с этим помогает Тако. По той же причине подобия миксера.

Нэл, очевидно, удалился — от него не ожидалось другого, удивительно что он вообще не кинул всё это как только Флетта начало отрывать — и без его вмешательства вдруг стало слишком тихо. Даже вентиляция не так громко работает, как хотелось бы.

А ведь по идее его должно тянуть к тишине и покою, как это было. . . Всегда? Было ли это вообще всегда? На этом сезоне, очевидно, он чуть более активный из-за Карателей, но был ли Флетт таким всегда, или его мозг просто угарает над самим собой?

В целом, является ли Флетт тем же Флеттом, что был когда-то, если он успел сформировать новую личность на основе своих новых воспоминаний? Не является ли он теперь самозванцем с чужой вещью в руках? 

Даже если его разум признает это тело, это всё ещё не значит, что он признает его путь.

Интересно, что бы рассказал ему Учёный об этом? Он точно задумывался о подобных вещах, потому что он, ну, учёный, что готовил собственную цифровую копию, и у него всегда было больше разума, чем у Флетта.

. . . Было больше разума. Чем у того Флетта.

Сейчас они, конечно, были бы больше похожи друг на друга. 

. . . Стоп-

— Тако.

Тако поднимает голову, отвлекаясь от покрывала. Почти похож на птицу, почему-то — это не та ассоциация, что он обычно видит. Тако ничего не спрашивает, но ждёт, пока Флетт разберётся со своими мыслями.

О, наука, дай им всем столько же терпения.

— . . . Я похож на него?

Тако моргает. Это не похоже на то, как Моргает на людей Нэл, потому что для него это прям отдельный жест; но для Тако это тоже что-то особенное. Учитывая, что обычно ты в принципе не замечаешь, как он моргает.

— На- эм, — он оглядывается на выход, словно кто-то может их под землёй услышать, после возвращая взгляд, — На Нэла?

— Что? Нет! Я имею в виду, на Тофу. На. . . Ученого.

— . . . Оу.

Тако снова мнет губы, бегая глазами то по Флетту, то по комнате. Его пальцы вцепляются в рукава свитера — не агрессивно, но просто беспокойно. Им нужно работать над привычками.

— Я имею в виду- да? Нет, скорее нет чем да, я-

— Дышать не забывай, дурак.

Он послушно делает вдох. 

Была бы воля Флетта, он бы давно записал их всех на терапию. Им всем это нужно. Одним больше чем другим. Как минимум ему точно нужен специалист. 

Хотя бы для ответов на специализированные вопросы об устройстве разума. Флетту не хватает квалификации.

—. . . Мне жаль?

О да, ему точно нужен специалист.

— Тако, это третье “мне жаль” за сегодня, и если я услышу четвертое — я ударю тебя этой подушкой.

Это хотя бы вызывает у Тако улыбку, но такую, маленькую и кривую. Он возвращается к простыням, чтобы, очевидно, не говорить об этом с ним лицом к лицу. Это его право. Почти фишка, прям как у Нэла.

— Я не то чтобы помню Ученого, начнем с этого, — подбирает он слова аккуратно и размеренно, — Но что-то я точно да видел. В тебе. От него.

— . . . Ага.

— Ну, знаешь, “меня зовут Флетт и я хочу запереться в своей лаборатории изучая лягушек и мне нравится зелёный цвет!”

Флетт фыркает:

— Я так не говорю!

Тако закатывает на него глаза. Он принимается за одеяло, немного смягчаясь.

— В любом случае. Я думаю, я скорее подхватил это от Нэла. Ты знаешь, таращиться на других людей больше относится к нему. Но я услышал мотивы. Было. . . Страшно.

Руки все ещё трясутся, но пододеяльник все равно надо расправить; Флетт очки поправляет, пытаясь уложить всю уже полученную информацию в голове, и это, оказывается, не так уж сложно, как могло бы быть.

— “Страшно” в смысле я повторю его судьбу? Оказывается я уже почти сделал это!

— Нет. Не совсем, по крайней мере? Я думаю, Нэл просто боится терять кого-то в принципе, а я слишком цепляюсь за паттерны. Ещё раз — я плохо помню — ну, что либо — но ты похож на него даже больше, чем Основатель, земля ему пухом, и это. . . Заземляет.

Заземляет. Вставьте шутку про белую плитку.

Хотя нет, для шуток слишком рано.

Или нет? Считается ли это “рано” если этим событиям уже почти- сколько, год? Два?

— То есть, я похож на Учёного? — пытается все же подытожить Флетт. Тако вздыхает.

— Ну, ты похож на него настолько же, насколько на него похож Нэл. Вы просто оба учёные связанные с биологией. Я знаю, что вы разные люди.

Разные люди.

(Может, поэтому Флетт остался жив.)

— Эй.

Щелчок тут же выводит его из, как оказалось, кратковременного транса. Он возвращается в реальность, в которой он все ещё держит пододеяльник, а Тако одеяло, и им нужно взаимодействовать. Они разбираются с этим за минуту. Чудеса командной работы.

Тако аккуратно все поправляет, как он всегда делает, даже зная, что больной сейчас сюда грохнется и все испортит.

— Я хочу повторить ещё раз, — говорит он, внезапно встречаясь с Флеттом лицом к лицу и стягивая с него очки. Мир оказывается невероятно светлым, его это кратковременно ослепляет, — Ты не виноват. Вы оба ни в чем не виноваты.

Флетт смаргивает неприятное чувство под веками. Оно не исчезает.

— Говорит мне тот, кто постоянно считает себя виноватым?

— Я не извиняюсь за свои действия, я извиняюсь за чужие ощущения. Это неважно.

Это тоже неправильно, но он позволяет Тако смахнуть эту ситуацию — которую рано или поздно придется в итоге обсудить, но хорошо. Не сейчас.

Тако действительно смотрит ему в глаза. Они цвета красного снотворного мака.

“Это не твоя вина.”

Сколько раз им всем придется проговорить это, перед тем, как хоть кто-то из них поймет?

Даже не поймет. Примет этот факт.

Шум вентиляции, хлорка, всё ещё слышимый запах дыма — Флетту почти страшно из-за того, как долго этот момент длиться. 

Тако улыбается.

— Но если ты хочешь быть больше похожим на Тофу, у очков придется найти гипотенузу.

И всё разбивается.

— Пошел ты!