Марк знал, когда вступал в отношения с принцессой Поселения, что легко и просто не будет. Тем более, когда эта принцесса — любимая и единственная младшая сестренка Темной Королевы и по совместительству, твоей бывшей главы, если так можно выразиться. Но почти вбежавшая в комнату, полная злости, ярости и праведного негодования жена, размахивающая руками, все равно стала для него потрясением.

— Ces cons* хотят выдать меня замуж!

По голосу было понятно, что ситуация настолько абсурдна, что Мэри сейчас готова рассмеяться — не то действительно, не то истерически. И вправду, последовавший за ним смешок имел нотки начинающейся истерики или нервного срыва. Он до сих пор плохо отличал одно от другого у нее. Марк принял стратегическое решение уточнить, что произошло, а после молчать до конца тиррады любимой.

Нимфа успела лишь зло взмахнуть руками, как в помещение буквально вбежала Лилит, едва не сбив сестру с ног. Марк решительно ничего не понимал, кроме того факта, что дело дрянь.

Молчание било по ушам, словно все резко стали возмущаться на ультразвуке. Мэри хватала ртом воздух, собираясь с мыслями и сходя с ума от переполняющих ее гнева, ярости, обиды и ненависти к Совету. Лилит пыталась отдышаться параллельно придумать как успокоить сестру, пока та не вернулась во дворец и не поубивала Советников и по меньшей мере половину Советниц — и тех, кто это все заварил, и тех, кто их поддерживал и даже тех самоубийц, кто рискнет вмешаться и все это остановить, воззвав к здравому смыслу просто потому что те влезли под горячую руку.

Марк уже успел догадаться, что Малый совет отказался мириться с тем, что Мариэлла стала парой Марку, решив пойти на крайние меры. И Марк, и Мэри знали на что идут, когда решили начать встречаться. Оба знали, что будет очень не просто. Совет и раньше пытался «образумить» наследницу короны, которая даже не хотела ее наследовать, и в целом, Марк мог их понять, даже если от настойчивости любимой, в груди разливалось непонятное, но приятное тепло, когда та в очередной раз выбирала его и их отношения, а после открыто высмеивала и презирала тех, кто считал себя в праве вмешаться и дать свои очередные «бесценные советы». Марк понимал, и мог бы отступить на задний план, — Он знал, как важна для Мариэллы свобода и как ей порой тяжело от общества с его устоявшимися правилами, половину из которых нимфа откровенно не понимала и еще половину из них отказывалась понять и принять, — ему было достаточно знать, что он любим в ответ. Маг не хотел портить репутацию своей возлюбленной, чтобы на нее постоянно кидали косые взгляды и шептались за спиной. Мариэлла могла сколь угодно показывать, что ее это не волнует, хотя Марк знал, видел и чувствовал, что это не так. Но Мэри четко дала ему понять — она будет уважать его выбор, каким бы он ни был, но только если это действительно его решение. Она не позволит никому решать, что для нее лучше вместо нее самой. И при всех тех трепетных чувствах, которые бывший погарелец испытывал к ней, которые шептали, что Мэри будет лучше без него, что он лишь обуза, тянущая ее на дно, не более, он остаался рядом. Потому что любил, и потому что уважал. Ее мнение. Ее решения. Даже если те были рискованными. Потому что он никогда бы не позволил ей разгребать проблемы в одиночку.

Осознание о том, что она является сестрой королевы Лилит пришло очень поздно, порой он забывал об этом, пока одна из них не упоминала вторую со столь неизменной и неповторимой теплотой в голосе, или пока они не оказывались в поле зрения друг друга. Полюбить Мариэллу вне ее титулов и семьи было легко. Приучить себя перестать реагировать на Лилит, как на свою королеву и ту, кому необходимо бесприкословно подчиняться, видеть ее расслабленной и домашней и тем более называть просто по имени казалось невыполнимой задачей, с которой он не всегда справлялся до сих пор.

— Милая, мы все решим, — пыталась успокоить сестру Лилит.

Марк глупо моргнул, вместе с Мариэллой. Любой другой уже оказался бы облит ушатом унизительного словестного дерьма, которое могло уничтожить самооценку даже самого самоуверенного существа в пепел. Марк видел однажды, как под раздачу попала Николь. Он слышал от Мэри о ее переживаниях, когда она рассказывала как прошел ее первый разговор с отцом о матери и Лилит. Он случайно слышал от других о том, как под раздачу попадала сама королева Амариллис, причем даже не единожды. Мэри могла вспылить и на него. Лилит раз за разом оставалась неприкосновенной. Марк не понимал, как девушка это делала, но стоило их переглядкам затянуться, как любой запал агрессии Мариэллы, если не испарялся полностью, то значительно снижался. Возможно, если бы у него была сестра, он бы понимал гораздо лучше, как такое вообще было реально.

В этот раз произошло нечто похожее. Мэри тяжело и зло вздохнула, но выдохнула, выпуская пар, в сторону, не смотря ни на кого. Она не успокоилась. Но на Лилит не попало и искры ее гнева.

— Я поговорю с мамой, — быстро заверила она, не давая Мэри открыть рта, а после бросила весьма красноречивый взгляд на Марка.

Он кивнул, обещая позаботиться о Мэри. Плечи королевы -- бывшей королевы -- расслабились. То, как сильно она ему доверяла, то, что она доверяла Мариэллу — ее сокровище, ее любимую сестренку, за которую она была готова уничтожить и своего бывшего Советника, и всех погарельцев разом, которую периодически крала даже от родителей, ее сердце, — ему даже больше, чем собственным родителям, стало шокирующим осознанием еще несколько лет назад.

Когда Лилит в самом начале их зарождающихся, еще даже не романтических, отношений пригрозила ему расправой, если он причинит Мэри боль, Марк принял это спокойно и даже с усмешкой. Он уже понимал, что привязался к принцессе, а потому и сам бы ненавидел себя, если бы такое произошло. Но истинный смысл ее слов дошел гораздо позже. Тогда, когда Лилит спокойно улыбнулась, на новость о том, что они стали парой. Вот тогда маг и осознал, что его королева поняла все гораздо раньше, чем он сам. Возможно, даже раньше, чем Мариэлла.

Мэри скрестила руки на груди. Влюбленный по уши Марк вернулся в реальность и почти сразу же едва не отключился от реальности вновь и все из-за этого же жеста. Нимфа бросила пылающий гневом взгляд на мага, но тот знал, что вся эта ярость была направленна не на него.

— Совет считает, что брак имеет силу только если был заключен в Ливрале. И хотят выдать меня замуж за кого-нибудь «достойного».

Мариэлла взбешенно вскинула руки, показывая воздушные кавычки. Марк не совсем понимал, что Совет вообще собирался сделать и каким местом они думали. Да, Марк понимал и то, что под «достойным» имелся ввиду кто-то явно подконтрольный им, вероятно маг из Поселения, совершенно точно не чернокнижник и не обремененный магией пространства и времени. В общем и целом, почти полная противоположность Марку. Маг так же понимал, что в целом, это возможно, что можно даже провести ритуалы до расторжения брака в мире людей или и вовсе не расторгая их. Марк понимал, чего надеялись добиться члены Малого совета, и зачем им это было необходимо. Но помимо несговорчивого и сложного характера Мариэллы, которая была готова драть глотки любому за тех, кого считала своим и показывала зубы всем во дворце с того самого момента, как узнала правду о себе, было еще одно огромное, неоспоримое и не позволяющее все это воплотить в реальность жирное но. То самое «но», которое через пару месяцев или даже уже недель будет видно равносильно башне на пустой поляне в ясный день, которое и стало причиной, почему они поженились так рано, хотя и не планировали этого в ближайшие годы. Ребенок. Причем, не кто-то из детей дагни, как Эрис, которую взяла под свое крыло Лилит, после неудачной попытки пристроить ее в заботливую семью. А их собственный родной ребенок, которого Мэри носила под сердцем.

Ее живот пока еще был совсем небольшим, но зная об этом, Марк все чаще ловил себя на том, что залипает и все его мысли улетучиваются, стоит его жене лишь пройти мимо, или коснуться живота, или в целом когда он неосознанно опускает взгляд на эту часть ее тела. Не так давно он не был уверен в том, что сможет стать «реабилитированным» и в целом выживет. Он служил своей королеве, служил дагни и знал, что если потребуется кем-то пожертвовать в решающий момент для их свободы, этой жертвой вполне вероятно станет он. Он предал королеву и ждал, когда его убьют. А теперь ему было двадцать четыре года, и он готовился стать отцом.

Это все еще не укладывалось в голове. В это было так тяжело поверить и осознать реальность, что с момента, как он об этом узнал, и они решили оставить этого ребенка, он впервые неосознанно обратился к Лилит по имени и на «ты». И продолжал время от времени в том же духе. Лилит была в восторге. Мариэлла наконец-то выдохнула. Кто бы мог подумать...

Когда это произошло впервые, Лилит сразу заметила, что больше не было ни внутреннего сопротивления, ни даже секундной заминки. Нимфа пошутила, правильно связав оба события. По его по-прежнему шокированному и слегка отстраненному виду, Лилит сама сильно удивилась тому, что оказалась права. А после, переспросив, и получив то же молчание и неизменное выражение лица, громко расхохоталась.

Марк мог бы отступить на второй план, не мешать Мариэлле получать заслуженную любовь подданных, не портить ее репутацию. Но было несколько решающих «но». Он любил и уважал ее. Мариэлла любила и уважала его в ответ. Они оба были готовы на многое ради комфорта друг друга. Они убивали ради защиты друг друга. И у них через несколько месяцев должен родиться ребенок, ставший шокирующим сюрпризом, к которому они оба были морально не готовы, но не сговариваясь уже заранее любили и были готовы защищать еще нерожденного малыша любой ценой.

Мариэлла отрицательно закачала головой, не смотря ни на кого. Видимо, ситуация все никак не укладывалась у нее в голове. Лилит бросила взгляд на Марка. Он понял ее без дальнейших объяснений. Мэри нужны забота, поддержка и покой, а Совет было необходимо поставить на место. Когда дело касалось Мэри, они удивительно легко приходили к одному решению и понимали друг друга с полуслова.

Если дать волю Мэри, она их всех просто поубивает — она и в обычном состоянии порой была на грани подобного, а сейчас, когда в ней бушуют гормоны, временами отключая логическое мышление, никто не рискнул бы проверять, насколько далеко все может зайти. Репутация «падшей сумасшедшей» принцессы уже много лет пренадлежала Лилит, и та, как и их родители с Советом, очень не хотела, чтобы и ее сестру постигла та же участь. Хватит с Поселения и одной.

Марка никто из Совета слушать не станет — рождение в Женой деревне было клеймом, которое не исчезнет и после смерти. Зато его послушает Мэри. Она может возмущаться, может вспылить, но он был одним из немногих, к кому Мэри даже в такие моменты могла прислушаться и довериться. Он не переживал, что она может ему навредить. Он боялся, что она способна навредить себе.

Лилит же была вполне в состоянии повлиять на некоторых членов Совета, но в первую очередь она не потеряла доверия матери. А приказы Ее Величества не обсуждались. Но ей нужно было добраться до нее, при этом не переживая о сестре и о том, что та может натворить.

Решение было очевидным и единственным возможным.

— Хочешь чаю? — спокойно спорсил Марк, и это сработало как успокаивающие объятия. Плечи Мэри резко опустились. Она растеряла всю свою броню, показывая, как сильно ее все это вымотало.

— Да. Пойду, сделаю себе.

Марк кивнул. Ему не сложно было приготовить чай самому, он знал все предпочтения девушки, касательно чая и некоторых других напитков и еды. Но Мэри сказала, что сделает сама, а после решительно направилась на кухню, поэтому Марк просто согласился. Ей нужен был контроль, и сейчас даже такая мелочь могла бы довести ее до нервного срыва. Монотонные и знакомые действия ее тоже всегда успокаивали. Парень стал быстро вспоминать, что еще могло бы ей помочь и занять ее до возвращения Лилит, особенно, если, уставшая, она не захочет ни о чем говорить. Или не сможет.

Чай был примирительной точкой, которая успокаивала девушку, давая ей ощущение покоя, защищенности и того, что ее примут без осуждений. Марк не знал, как часто жена прибегала к этому до их знакомства, но Женевьева явно сыграла значительную роль в укреплении этого паттерна. А еще по ее реакции на это предложение можно было легко понять степень состояния нимфы. Дело было действительно дрянь. Возможно, если он узнает чуть больше подробностей, то найдет способ доходчиво объяснить тому недоумку, что явно позволил себе сказать много лишнего, почему это делать не стоит. Мэри терпеть не могла, когда ее пытались защитить. Она могла справиться со многим самостоятельно, они оба хорошо это знали. Но Марк всегда мог прикрыть ее спину без ее непосредственного присутствия.

Надо было связаться с Женевьевой и попросить у нее еще купаж, безопасный для беременной Мариэллы.

Чай пили в тишине. Она не была комфортной или наоборот, она просто была. Мэри ходила туда-сюда, нарезала круги по светлой кухне, когда ждала, пока чайник вскипит. Теперь она сидела боком к стене и прислонилась к ней гловой и плечом. Чай потихоньку остывал. Марк медленно пил свой и внимательно наблюдал за состоянием своей жены. Богини, он все еще не мог поверить, что они поженились.

Марк хотел всего самого лучшего для нее. Но пока она выбирала его, маг не собирался отдавать ее никому другому. К счастью, их мнение в этом совпадало.

Марк смотрел на нее и представлял, как шестеренки в ее голове безустали вертятся и работают. Мэри иногда жаловалась на то, что мысли никогда не затихают в ее голове. Марку было немного тяжело представить какого это, но Мариэлла в такие моменты почти всегда выглядела безмерно уставшей.

Вобщем, да. Они пили чай.

Мэри больше грела, вероятно, вновь холодные пальцы, чем пила. Марк не позволял себе прикасаться к девушке, пока та была в своих мыслях. Ей часто это было неприятно, а сказать об этом в такие моменты она не могла. Мариэлла объясняла это так, что ее сознание уплывает куда-то далеко, но тело продолжает чувствовать. Марк был готов положить весь Ливраль к ее ногам, если потребуется. Что ему стоило уважать ее границы, когда она всегда так трепетно относится к чужим?

Это становилось бесполезным. Обычно Мэри быстро вываливала тонну информации вместе с горой собственных комментариев, оценочных суждений и обычно большим количеством ругательств, если информация ей не нравилась. Сейчас она сидела сломанной куклой, вероятно, слишком вымотанная для чего бы то ни было.

Марк отставил свою кружку и подошел к жене. Реакция была почти незаметной, – она лишь слегка изменила наклон головы в его сторон – но этого хватило, чтобы понять, что она слушает.

– Позволишь? – тихо спросил он, но в тишине это прозвучало почти оглушающе даже для него.

Мэри перевела стеклянный, почти отсутствующий взгляд серых глаз. А через пару секунд медленно кивнула и привалилась к нему, когда Марк подхватил ее на руки и понес в сторону спальни.

Мэри была тактильной, но не всегда. У нее были свои границы, правда обычно она всегда о них предупреждала, поэтому особых проблем никогда не возникало. Марк же был рад любой крохе тактильности – он буквально жил с этим голодом до прикосновенийвсю свою свою жизнь. Но когда Мариэлла забеременела, ее собственный тактильный голод стал в несколько раз сильнее его. Они постоянно касались друг друга. Обнимались. Держались за руки, не редко обеими. Спали, переплетаясь всеми конечностями. Они почти не отходили друг от друга, если не было необходимости в обратном. Марк осыпал ее тело, ее руки, ее лицо поцелуями. В последнее время она все больше и больше напоминала ему кошку.

Мэри провела какой--то замысловатый узор пальцами в районе его ключиц, а после обессиленно уронила руку и прикрыла глаза. Это тоже стало для нее нормой. Но сейчас она казалась такой хрупкой и слабой... Марку показалось, что в мгновение перед тем, как она закрыла глаза, в них виднелись слёзы.

Марк уложил ее на ее сторону кровати так аккуратно, как смог. Только когда он лег рядом, Мэри приоткрыла веки. Они смотрели друг другу в глаза некоторое время, а потом Мариэлла потянулась и притянула его ладонь к себе, обхватив ее своими обеими. Второй, свободной, Марк начал поглаживать ее по голове. Его любимая... Если они еще хоть раз позволят себе подобное, он перегрызет им глотки. Или сожжет их дома. Второе будет вполне понятно и не так опасно для ее репутации и репутации дагни. Он не позволит никому отобрать ее у него. Если захочет уйти сама – хорошо. Она однажды уже показала ему прекрасный пример, и он собирался ему следовать. У них была только эта жизнь. Кто знает, возможно, они даже не встретятся в следующей.

Мариэлла скорее провалилась темноту, чем заснула. Марк жалел, что его не было рядом в тот момент, чтобы увести любимую от Советников гораздо раньше. И что не застал, как она снова уничтожила в пепел их самомнение.

Он осторожно встал с кровати. Поцеловал жену в лоб со всей осторожностью, на которую был способен, а после вышел из комнаты и позвонил Женевьеве.

Потом он обязательно предложит Мариэлле сходить встретиться с девчонками или сам сходит за уже готовым купажом. А сейчас он помыл посуду, убедился, что дверь в их квартиру была закрыта, и осторожно лег обратно в кровать, чтобы через несколько часов проснуться, обвитым словно вьюнком.