Тремя неделями ранее.

Сульфус грузно приземлился, чувствуя под ногами привычную каменистую почву. Безжизненную, иссохшую, потрескавшуюся — словно всем своим видом просящую о помощи.

Это довольно приятно — быть поблизости от дома. Ощущать родные запахи, согреваться адским пламенем и слышать мольбы смертных грешников, что прямо сейчас — прямо под ним — все еще цеплялись за жизнь и пытались прорваться. Истошно взывали, протягивая иссохшие костлявые руки; пальцами вгрызались в грунт, надеясь прокопать себе дорогу к свободе.

Безрезультатно, конечно же. Никто и никогда не выпустит их оттуда.

Эти стоны напоминали колыбель. Так сладко звучало, что улыбка сама расплывалась на губах каждого демона, который всякий раз непроизвольно пытался подсчитать: сколько из этих несчастных были его личным достижением? Сколько душ именно он возложил на часу весов, принося славу своему роду?

Но никто, естественно, никогда не мог подсчитать. В отличие от ангелов, которые кичились каждым спасенным, как самой великой победой, демоны забывали искушенных практически сразу.

Этого мусора было слишком много. Люди были подвластны порокам с такой потрясающей простотой, что порой силам зла не было необходимости даже вмешиваться. Просто наслаждайся и наблюдай. За тебя все сделают они сами.

Чтобы потом попасть в Ад и убаюкивать своими стонами, полными агонией и раскаяния. Тянуться к свету, который когда-то сами и отвергли. И ведь даже этот проблеск надежды был не больше, чем очередной пыткой. Ибо грешники заключены так глубоко под Серным городом, что никто и никогда не станет за ними спускаться.

Сульфус облокотился на одну из скал, не сводя взгляда с мирно спящего стражника, прислонившегося к вратам. Бедняга, как и обещано, абсолютно точно был зачарован и останется в таком состоянии еще пару часов. Прямо сейчас сюда может ворваться ангельское войско с намерением устроить войну и не встретить никакого сопротивления. Высшая степень безответственности и недальновидности. Узнай об этом Низшие — и не сносить всем виновникам головы, пусть даже и преклонных вспышек страж совершил оплошность отнюдь не по своей воле.

Сонные чары — одна из тех хитрых уловок, которые всегда вызывали восхищение. Полезный навык, если подумать. И как жаль, что им обладают лишь несколько личностей на его памяти.

Одна из которых очень любит интриги, игры и фееричное появление. Последний фрагмент таинственной, хитросплетенной мозаики наконец сошелся.

Сульфус нарочно пришел чуть раньше, чем было указано в записке, дабы разведать обстановку и оценить возможную опасность. Быть всегда на шаг впереди, осторожно продумывать стратегии — это то, что успешно помогало ему выжить.

Но, как оказалось, в этом сейчас не было абсолютно никакой необходимости. Древний дьявольский язык знали члены девятнадцати семей. И только одна среди них обладала обескураживающим навыком усыплять чью-то бдительность. В прямом смысле этого слова.

Он хмыкнул, скрестив руки на груди, когда почувствовал приближение такой знакомой, почти родной энергии прямо за спиной.

— У вас с Кабале это фетиш какой-то — пытаться застать меня врасплох?

Медленные шаги позади него совсем стихли.

— И тебе ужасной ночи, дорогой, — елейный, нарочито насмешливый голос послышался совсем близко. — Только где твои манеры? Неужели так встречают давних друзей?

В любой другой момент он бы непременно напрягся, ощущая чужое присутствие, которое так варварски нарушает все личные границы. Особенно со спины. Это уязвимо и опасно.

Но сейчас, с ней, Сульфус был абсолютно спокоен, и то было абсолютно точно удивительным феноменом, ибо совсем немногие обладали подобными привилегиями, способными заглушить первородные инстинкты.

— Друзья не действуют на нервы, бросаясь такими посланиями, — ядовито протянул в ответ, разворачиваясь и встречаясь взглядами.

Селена была как всегда восхитительна. Длинные волосы самого светлого — отливающего серебром — оттенка отросли еще больше, доходя почти до колен. Ярко-бордовое платье из дорогой ткани подчеркивало ее статусность, открывая при этом завораживающий вид на глубокое декольте. Умудрялось при том удачно контрастировать с ее бледной, почти серой кожей, никогда не знающей ласк ярких солнечных лучей.

Только глаза почему-то изменились. Радужка, имевшая прежде тусклый, белесо-прозрачный оттенок, практически сливающийся со склерой, теперь была красной. Под стать всему ее образу.

Эта девушка всегда умела искусно себя преподнести, оставляя неизгладимое впечатление. Как и любая дьяволица была ненасытна, игрива, надевая самые откровенные наряды и ведя себя соблазнительно. Но при этом умело совмещала это с таким изяществом и превалирующим чувством собственного достоинства, что не оставляла ни единого шанса подойти к себе обычным демонам.

Вот в чем истинное отличие представителей Нижайших семей. Те же аристократы, что и у смертных, только с более сакральным смыслом. Всем видом выражать благородство, неся при этом в себе само понятие первородного греха — искусство.

Селена сама по себе была истинным произведением искусства. Имеющая столь нестандартную, почти ангельскую внешность, являлась чем-то сродни диковинки, до которой каждый хотел дотронуться, вкусить, изучить. Блондинки среди демонов — редчайший экспонат, за которым выстраивается огромная очередь.

И Сульфус против воли, кривя душой, был вынужден признать, что являлся поклонником такой красоты. Пусть и врал, скрывал, пытался запутать сам себя. Но еще с детства тянулся ко всему самому необычному, роскошному — как и было положено, учитывая, кем он был и чьим сыном когда-то звался.

Ему нравилось все самое лучшее. Редчайшее. Необузданное. Невинное на первый взгляд, но искушенное пороками изнутри.

Нехотя даже задавался вопросом: какой была бы Раф, избавь ее от недостатка в виде тошнотворного нимба и перьевых крылышек? С ее буйным характером, проницательностью и хитрым нутром? С ее персиковой, нежной, теплой кожей, что всегда как будто светилась изнутри. С золотистыми, переливающимися на солнце волосами, до которых постоянно хотелось дотронуться; пропустить шелковистые пряди меж пальцев и убедиться в их мягкости.

Да. Раф, вероятно, была бы настоящей драгоценностью среди остальных.

Апогеем его стремлений и желаний.

Ведь если красота Селены была жесткой, пугающей, веющей могильным холодом, то внешность его ненавистного соулмейта — нежной, яркой, обжигающе-пленяющей.

Он сравнивал их неосознанно, противореча всем голосам внутри, что взывали к здравому смыслу.

Ни одна из этих девушек никогда не должна была ему достаться. По многим, вполне логичным причинам.

И все же судьба, кажется, решила иначе, преподнося подарок, от которого невозможно отказаться. Как отвратительно-иронично.

— Я всего лишь хотела развлечься, — недовольно оскалилась, возвращая к себе его внимание. Игриво провела наманикюренными пальчиками по мужской груди, поддразнивая. — Когда-то ты очень любил игры. Что же произошло?

— На эти темы я шутить не люблю, — строго отчеканил, прищурившись. — Тебе повезло, что я решил понаблюдать, а не сразу цепляться в горло своему таинственному шантажисту. Ведь мог покалечить или убить. О чем ты вообще думала?

Недовольство сквозило в его голосе, сгущая обстановку вокруг. Понимал, что выглядит скорее как строгий отец или гиперопекающий старший брат, чем просто друг, коим и являлся, но ничего с собой не мог поделать. Страх за тех, кого считал родными и близкими, крепко вонзился в нутро, оплетая саму его сущность путами столь нерушимыми, стальными.

Потеряв тех, кого любил однажды, дал себе незыблемую клятву отныне держать в своих руках и рьяно защищать каждого, к кому питал привязанность. На любовь его черствое, мертвое, облаченное в латы нескончаемой злобы сердце больше не способно, но на дружбу, зародившуюся в лоне искренней благодарности — вполне.

Эта была одна из немногих слабостей, которую, скрипя зубами, все же приходилось признавать. И держался за нее крепко, в глубине души признавая, что это — последний оплот его прежнего; того самого безвинного мальчика, которым когда-то был. Которым когда-то очень гордилась мама.

Ведь понимал же, что однажды может собственноручно сжечь все принципы; все, за что держался долгие вспышки, если выбор станет между любимыми и целью, которой жил и подпитывался, просыпаясь по утрам.

Если то будет необходимо — сожжет всех, уничтожит каждого, но месть свою свершит. Бросит в полыхающий костер любую из своих слабостей, но только не отступит. Клыками вцепится, выгрызет для себя справедливость и покой. Еще одна нерушимая клятва.

— Какие мы злые. Вот и спеши после этого на помощь со всех ног, — пухлые девичьи губы, накрашенные темно-бордовой помадой, исказились в ядовитой ухмылке. — Впрочем, ничего страшного. Я всегда любила пожестче, если помнишь.

Теперь пришло его время ухмыльнуться, понимая столь недвусмысленный намек.

— Так ты пришла поностальгировать и получить прежние эмоции? Могла сделать это без записки. Меня ведь никогда не приходилось просить дважды, — ответил в той же манере, перехватывая ее запястье.

Бросил эти слова с вызовом, ожидая получить хоть какую-то реакцию: интерес, страсть, сквозящий игривым огоньком во взгляде, или хотя бы — на крайний случай — негодование и возмущенный протест. Но Селена не отреагировала ровным счетом никак, смерив лишь отчужденным взором; не изменяя себе, оставаясь все той же безжизненной, высеченной из мрамора куклой.

Сульфусу всегда нужен был вызов, азарт, адреналин — такова уж была его природа, которую менять не собирался. И если временами ей удавалось угодить, подыграть, то скука все равно одолевала рано или поздно. Искусственность и притворность были фишкой каждого демона, отчего в итоге устаешь.

— Я пришла, чтобы решить твою проблему и передать это, — размеренно произнесла, пока вторая рука ее медленно скользила по складкам платья, к вырезу у бедра. Там, перетянутый кожаным ремешком, оказался тонкий кинжал, который она тут же вытянула, протягивая ему. — А о благодарностях мы поговорим позже.

Сульфус опустил глаза, рассматривая предложенный дар. Сталь узнал моментально — это была одна из немногих вещей, способная лишить жизни бессмертное существо. Именно с таким оружием однажды шли на войну, чтобы пролить кровь своих врагов.

Последние несколько тысяч земных лет оно было без надобности, ведь с приходом ВЕТО и меток ничто не могло нарушить равновесие и договор, подписанный Сферами. Все сражения остались далеко позади.

Клинки и мечи изъяли за ненадобностью. Но особо влиятельным семьям позволили оставить в качестве сувенира и очередной демонстрации своего превосходства.

— Откуда оно у тебя? — недоверчиво спросил, склонив голову набок.

Селена цокнула, закатив глаза. Подобная подозрительность по отношению к себе была почти оскорбительна.

— Выкрала у отца во время его попойки с Вельзевулом. Не беспокойся, он ни о чем не догадывается. Пока что, — последнее слово выделила особой интонацией.

— Уфир всегда был к тебе слишком снисходителен, — ухмыльнулся, все-таки забирая из ее рук орудие. — Его главный недостаток — слишком большая любовь к тебе и родительская слепота, которая всегда ведется на твои невинные глазки.

— Этими глазками, как и всем остальным, я обязана ему. Так что сам виноват, — пожала плечами, откидывая копну волос за спину.

— И ты решила, что лучший способ помочь мне — это дать оружие, пропажу которого могут заметить в любую секунду? — насмешливо протянул.

Селена фыркнула, возмущенная тем, что ее интеллектуальные способности уже дважды были подвергнуты унизительным сомнениям.

— В хранилище лежит реплика. К тому времени, когда отец очухается, труп одного ангелочка уже давно будет гнить на отшибе мира, а истинный клинок — вернется в хранилище. Никто ничего не узнает. Ты же будешь свободен.

Он прищурился, все еще настороженно относясь к поднесенному дару. Слишком уж много было на первый взгляд несостыковок и рисков, которым не хотел подвергать себя, ведомый опрометчивым импульсом. Прежде чем что-то делать, нужно обязательно все перепроверить.

— И почему же ты сама не воспользовалась этим гениальным планом, чтобы избавиться от своего соулмейта? Насколько я помню, ты ненавидишь его даже больше, чем надевать одно и то же платье два раза.

Селена поджала губы, совсем не реагируя на его завуалированную шутку касательно ее избалованности. Побледнела, словно выкачали из нее всю кровь до самой капли, вмиг становясь серьезной. Напускная шаловливость спала, обнажая потаенные, некогда закопанные глубоко внутри чувства.

— Ты же знаешь, что я не могу убить этого ублюдка. Достать его невозможно, хотя я бы с радостью это сделала, — злобно выплюнула, поморщившись.

Сульфус поджал губы, ощущая почти что вину — если бы только был способен на это чувство — за сказанное. Ненароком, так глупо надавил на больное, совсем не подумав перед этим о последствиях. Заботясь только о своих интересах и рисках, не заметил, как оказался на грани пропасти, пересекать которую опасно.

Селена была из тех, кого называют добровольно отказавшимися. Обреченными. Умалишенными. Без разницы. Все сразу.

Ненависть, страх и отвращение, питаемые к собственному соулмейту, были настолько сильны, что перекрыли собой все страхи перед осуждением общества и гневом Сфер.

По всем правилам и канонам давно должна была сойти с ума, лишиться магии и, впоследствии, погибнуть в ближайшей канаве. Но оказалась умнее и изобретательнее, сумев не только выжить, но и извлечь из всего этого для себя немалую выгоду.

Обошла механизмы и законы вселенной, оставив все втайне от большинства и умело запудрив мозги. Обыграла столь изящно для окружающих, что никто и не стал задавать лишних вопросов.

Подробностей Сульфус не знал, ибо просто не стал тогда копаться. Реалии их общества диктовали устои, согласно которым каждый демон был предоставлен сам себе, а обращать внимание на других стоило только в том случае, если их интересы пересекались. Это вбивалось в голову с младенчества, передавалось с молоком матери и было заповедью, что не нарушали.

Потому и редко в принципе лез в чужие дела, поглощенный мыслями лишь о собственной жизни и планах. Тем более, что это было неинтересно. До недавних пор.

— Но у тебя есть такая возможность. Твой ангелок — не чертовый священный Грааль, который охраняют денно и нощно. Избавиться от нее просто, — хладнокровно, чересчур жестко прошипела.

Он тяжело вздохнул, ощущая клокочущую ярость внутри. В словах давней подруги был смысл, да и решение преподнесено на блюдечке. Убийство для него никогда не было проблемой, как и сокрытие всевозможных улик, только…

Только что-то навязчиво скребло по горлу, перекрывая доступ к кислороду. Будто все в нем сопротивлялось на клеточном уровне. Одно дело — думать о подобном, запугивать, угрожать. Другое — привести в исполнение, заколоть, смотря прямо в эти отвратительно-заискивающе-невинные голубые глаза, что потом, несомненно, будут преследовать его по ночам.

Убить ту, что столько раз спасал. Перед которой вставал на колени, словно ручной пес, дабы охранять сон и унимать боль. Неужели все то было зря?

Раф сродни омерзительной болезни, помутнению, которая циркулировала по венам и отравляла кровь.

Сульфус все еще ненавидел ее, но не настолько, чтобы хладнокровно уничтожить. Размышлял об этом, безусловно, каждый день, но тешил мнимую совесть отговорками, что способа для исполнения кровожадного замысла не нашлось. И все-таки вот он — преподнесен ему прямо в руки.

Искушение велико, но творить бесчинство во благо своего будущего был отчего-то не готов. По крайней мере, пока. Пока все еще удается держать ее на коротком повадке и следить за тем, чтобы не привлекала лишнего внимания.

Ее смерть — последний пункт в списке возможных исходов. На случай, если станет обузой. Сунется куда не надо и начнет приносить более серьезные проблемы. Убивать ублюдков, подобных ему самому, — просто. Убивать невинных, особенно женщин — совсем другое. Особенно после всего, что пришлось однажды увидеть и пережить.

Но, с другой стороны, во всем этом был смысл. Разве не этого хотел с самого начала, когда Раф то и дело мешалась, встревая между ним и подопечным? Как гребаная кость поперек горла. Дал ведь себе слово, что лично будет наблюдать за ее падением.

А что теперь? Так просто струсит из-за каких-то принципов и нескольких позорных эпизодов, во время которых милосердно приходил на помощь? Бред. Не ради этого столько вспышек пытался подняться с колен.

И все же… что-то внутри него перечило, сопротивлялось, отговаривало. Рассматривая кинжал, он то и дело воображал ее испуганные, полные непонимания глаза. Слышал предсмертный вздох. Чувствовал текущую по рукам теплую вязкую жидкость. Её кровь.

Её блядская кровь на его руках.

Знал ведь, уверен был отчего-то, что Раф не заплачет и не станет унижаться перед ним. Не проронит ни слова. Будет, как и всегда, смотреть прямо в глаза с отвагой и отвращением. Гордая.

Представление всего этого не приносило облегчения или удовлетворения. Только ярость. Ярость от того, что не успел сломить, наиграться, приручить.

Еще не время. Интрига слишком сильна, а демоны всегда были чрезвычайно азартны.

— Нет. Не сейчас. Я найду другое решение, — резко, не терпя возражений, проговорил, сжимая кинжал в руке.

Селена в недоверчивом жесте изогнула бровь.

— Нет? — растерянно переспросила, совсем не ожидая подобного поворота событий.

Качнула головой, подумав, что ослышалась, но, так и не получив никаких разъяснений, рассвирепела:

— Только не говори, что ты проникся и заинтересовался этой девчонкой, — с отвращением прошипела. — Это сумасшествие! Вспомни, кто ты! Связь с кем-то столь низменным, ничтожным — это недостойно тебя. Или ты забыл обо всем? О своих амбициях и планах?

Не верила, не хотела верить в то, что сама произнесла, отчего и набросилась с обвинениями, надеясь вывести из себя, посмотреть на реакцию. Цеплялась за вероятность глупого розыгрыша, как за последнюю соломинку. Невообразимо рисковала ведь, вылезая из тени и пробираясь в особняк отца, расположенный в самом центре Серного города, где ее могли узнать! И все потому, что искренне желала помочь тому, кто, оказывается, в помощи и не нуждается? Прекрасно.

Селена ненавидела тратить свои ресурсы и время впустую.

— Не тебе судить о недостойных связях, — ядовито усмехнулся в ответ, качая головой.

Посмотрел выразительно, как бы напоминая о скелетах в шкафу, что та сама прятала под семью печатями, охраняя свой самый сокровенный секрет.

Она фыркнула, игнорируя недвусмысленные намеки с напоминанием собственных грехов.

— Не пытайся выпутаться. Уж кому, как не мне, знать о твоих вкусах и предпочтениях в женщинах. Блондинки всегда были твоей слабостью. Я лишь надеялась, что успею вмешаться до того, как у тебя произойдет помутнение.

Сульфус устало вздохнул, теряя терпение.

— Сохранение ее жизни — это холодный расчет, а не та хрень, которую ты себе надумала. Она может быть полезнее живой гораздо больше, чем мертвой. Я почти научился контролировать ее и манипулировать чувствами и желаниями. Ручной ангел, выполняющий твои прихоти — довольно практичная вещь.

— Если ты просто боишься испачкать руки, ее могу убить я, — скучающе произнесла в ответ, рассматривая маникюр.

Он сжал челюсти, начиная уже порядком уставать от бессмысленного разговора. Безмолвно проклинал Селену за несговорчивость и желание лезть туда, куда не просят. Хотя и понимал, что делала то исходя из его интересов, и был отчасти благодарен. Даже за то же орудие, которое на всякий случай прибережет, сохранит, оставив при себе. Пусть уже в его голове и зрел новый план, не подразумевающий пока что убийства, перестраховка лишней не будет.

— Раф не умрет до тех пор, пока я с ней не закончу. Соулмейт ведь дается один раз, не так ли? Не хотелось бы лишаться чего-то насовсем, предварительно не наигравшись.

Сульфус поморщился, чувствуя странное жжение в запястье. Метка, будь она трижды проклята, считала его эмоции и воспротивилась заговору, загораясь темно-синим. Выжигая плоть.

Спрятал клинок, закрывая глаза и собираясь с мыслями.

Конечно, он блефовал. Но искренне пытался убедить самого себя, что сможет это сделать в случае крайней необходимости. Раф не заслуживала смерти, не по-настоящему, и все же собственная шкура всегда дороже.

Если будет стоять выбор — выберет себя, как и всегда.

— Надеюсь, что это не просто трёп ради того, чтобы успокоить меня. Потому что если ты на самом деле занят фантазиями о том, как затащить в койку святую невинность, я сама тебя убью. Чтобы не позорился.

Сульфус сжал кулаки, свирепо смотря на нее. Это уже начинало бесить. Ненавидел, когда его не понимали с первого раза.

Одним быстрым, четким движением преодолел расстояние между ними, прислоняя девушку к скале и тяжело дыша от злости.

— Отсрочить чью-то казнь — не признак симпатий, — по слогам отчеканил, выходя из себя.

— Кто бы мог знать, что мудак вроде тебя окажется таким благородным, — хихикнула в ответ, соблазнительно прикусив нижнюю губу.

В отвлекающем, нестандартно-нежном маневре осторожно провела рукой по его щеке. Медленно приблизилась, вовлекая в почти невинный поцелуй. Так непривычно, нестандартно себя вела, словно пыталась что-то проверить.

Сульфус, на одно мгновений застывший, тут же опомнился, привлекая к себе и нетерпеливо блуждая по телу, что изучал несчетное количество раз до этого. Несмотря на собственную злость и ее утомительную докучливость, он все же оставался обыкновенным здоровым парнем со своими потребностями. Просить его дважды не требовалось.

Секс для демонов никогда не имел какого-то сакрального и глубокого смысла. Просто самый простой способ, чтобы абстрагироваться, повеселиться и развеять банальную скуку.

Для них с Селеной это вошло в какого-то рода привычку, не несущую под собой никаких обязательств или перспектив. Обоим это было просто удобно и обыденно.

В детстве ведь часто играли вместе под довольным взором матерей, которые надеялись на чудо, что смогут породниться посредством своих отпрысков. Это было, конечно, несбыточное: девочка родилась гораздо раньше, будучи тем самым старше его на три вспышки. Метки же предполагают максимальную разницу в две. Какая досада. Мама ведь очень мечтала, чтобы у нее в невестках была милая, блондинистая и светлоглазая особа.

Спасибо, мама, домечталась.

Одно осталось неизменно: их с Селеной общие игры. Просто повзрослев, они слегка подняли возрастной рейтинг и правила.

Усмехнувшись собственным мыслям, Сульфус страстно впивался в ее губы, пока руки требовательно ласкали податливую плоть, проникая под платье. Прикасался к ней, отмечая привычную холодность и сухость кожи; вдыхал ее запах, пропитанный родным городом.

Всячески стараясь не проводить опасные для рассудка аналогии и не задаваться вопросами о том, какая на ощупь и на вкус та, чье имя выжигал из своей памяти ежедневно.

Навязчивые, деструктивные мысли лишь еще больше выводили из себя, вынуждая гнев распространяться по венам тягуче, въедливо, словно жидкое стекло. Это обжигало, испепеляя саму его сущность; все то, чем когда-либо являлся. Неумолимо вжимая тонкое девичье тело в горячие, обласканные адским пламенем камни, он опустился с поцелуями к изящней шее, давая ей возможность перевести дыхание.

Селена привычно молчала, не издавая ни единого звука и точно такими же привычными, отточенными движениями ластилась в ответ, зарываясь пальцами в его волосы. Невидящим, затуманенными взором смотрела куда-то вдаль, будто совершенно незаинтересованная происходящим. Любые действия ее были механическими, словно у робота, неживой марионетки, которую изредка дергали за веревочки. Даже глухой стон, все-таки сорвавшийся с ее уст в момент, когда чужие пальцы обхватили обнаженную ягодицу, звучал до невозможного фальшиво.

Она мало подходила ему по темпераменту, являясь лишь блеклой версией той девушки, которую похоронила глубоко внутри очень давно. Никогда, по сути, не могла похвастаться страстностью и пылкостью, сызмальства придерживаясь правил аристократичной хладнокровности, но после травмирующих событий и вовсе закрылась. Все равно что умерла, не умея больше испытывать ни искреннего вожделения, ни радости, ни эмпатии.

Сульфус, впрочем, ничего из этого не ждал и не просил, довольствуясь малым. И это было удобно.

Селена вдруг резко покачала головой и вырвалась из объятий, отходя на расстояние нескольких метров. Вздернула аккуратный носик, насмешливо его разглядывая.

— Довольно, — категорично буркнула, поправляя растрепанные волосы. — Уж извини, но я слишком себя уважаю, чтобы трахаться здесь, на земле, — губы искривились в брезгливом отвращении. — Как дикие звери или низшие сущности.

Он цокнул, прислоняясь к скале и скрещивая руки на груди. Неудовлетворенные желания разбились о стену ее отказа, словно хрусталь — о пол. Жестокая. Всегда была такой.

— Мы вернемся к тому, с чего начали, когда место будет более подходящим. А сейчас… — сделала долгую паузу, создавая подобие интриги. — А сейчас я хочу сделать последнее предупреждение. Как друг.

Разгладила подол своего платья, привычно следя за тем, чтобы всегда и везде выглядеть безупречно. После чего подняла на него свои неестественно кроваво-красные глаза и тихо прошипела:

— Избавься от этой низменной слабости, пока ты еще в состоянии это сделать. Потом не сможешь. Пропадешь.

Сульфус хмыкнул и положил руку на сердце.

— Приму к сведению столь ценный совет.

— Идиот. Всегда им был, — злобно выплюнула, качая головой. Оскорбить, как ни странно, этим не вышло — он знал ее манеру поведения и понимал, когда была несерьезна. Сейчас это звучало скорее как молебный, полный бессилия выкрик в пустоту, чем желание обидеть.

— Если комплименты закончились и ничего приятного мне не светит, быть может, расскажешь, как обо всем узнала?

Селена вернула лицу непринужденный вид и загадочно улыбнулась прежде, чем сдержанно произнести:

— У меня свои источники связи и информаторы. Не беспокойся, никто не узнает, — многозначительно посмотрела. — Если ты будешь осторожен,

Услышанное ему совсем не понравилось, заставив нахмуриться. Но понимал, что больше выведать невозможно: если она решила оставить интригу за собой, то никакие способы не помогут. В любом другом случае предпочел бы выбить правду силой, но только не с ней. Ведь была одним из самых надежных и верных товарищей, которые еще остались.

— Мы встретились впервые за столько месяцев, а ты уже успела трижды вывести меня из себя. Это талант, — раздраженно процедил, потирая переносицу. — Тогда, вероятно, ты, как хороший друг, хочешь поделиться со мной секретом, как обойти магию метки?

— О чем ты? — бросила полный притворного удивления взгляд.

— Се-ле-на, — по слогам отчеканил ее имя, теряя терпение. — Прекрати. Мы оба знаем, что ты нашла способ, и — более того — монополизировала весь черный рынок Серного города зельями, которые нивелируют магию блядских меток.

То было истинной правдой, и они оба это знали. Сульфус думал обратиться к ней за помощью, но решил перед этим самостоятельно найти решение. А потом она сама выдернула его и настояла на встрече, не дожидаясь приглашения.

Не было ни малейшего представления, как эта хрупкая девушка смогла добиться таких результатов. Изгнанная из низшего общества, брошенная скитаться по канавам пока не умрет, она смогла выжить, найти решение и даже создать свою империю.

Ее отец был единственным, кто втайне продолжал с ней общаться, и, вероятно, приложил усилия к тому, чтобы единственная дочь осталась в живых и смогла существовать в новых условиях.

Уфир был не просто членом ложи низших демонов, близких к Сферам, но и лучшим целителем Ада. Его врачебные способности не раз спасали даже самых безнадежных больных.

Именно он когда-то, ведомый несвойственным их расе сочувствием и не имеющий сил отказать слезливым просьбам дочери, помог Кабале. Залечил все раны, насколько это было возможно, и сотворил почти невозможное — починил сломанные крылья.

Все свои знания он пытался вложить в наследницу, обучая премудростям с малых лет. Но Селена не интересовалась целительством. А вот алхимией — вполне. Много экспериментировала вместе с пытающейся прийти в себя тогда Кабале, передавая свою страсть.

Приумножая собственные знания с опытом отца в анатомии и физиологии бессмертных, она смогла создать невероятные зелья, облегчающие участь отказавшихся и обреченных. И пусть кто-то только попробует после этого утверждать, что гениальность не передается по наследству.

Она вздохнула, закрывая глаза.

— Мой способ довольно… опасный, — облизнула пересохшие губы, подбирая слова, — я разработала два вида зелий, которые решают эту проблему. Первое — довольно безобидное, всего лишь снимает болевые синдромы, но метка, как и узы, остаются неизменны. Его действие ограничено, и агония становится лишь… более терпимой.

Сульфус кивнул, внимательно слушая. Видел, как что-то подобное принимал Гас, но до конца не был уверен. Говорить на тему соулмейтов им никогда не хотелось.

— Второе зелье более радикально. Оно обманывает магию метки, делая тебя чем-то похожим на обреченного. Татуировка, как и связь, стираются, пока ты его принимаешь. Позволяет обрывать узы, не лишая рассудка, а крылья — магии, но…

— Но что? — с нажимом спросил.

— Но оно для нас что-то вроде наркотиков для смертных. Ты становишься его рабом. Пробуждается ломка. Спутанность сознания. Особенно в самом начале, потом постепенно привыкаешь. Чем выше дозировка и дольше срок приема, тем легче переносимость.

Селена резко замолчала, не зная как сказать самое главное: итог. А он ведь один и неминуемый — смерть. В составе присутствует множество ядов, которые в накопительном эффекте приведут тебя к тому, что ожидает любого отреченного.

Зелье — не панацея и не лекарство. Средство отсрочки. Ибо если добровольно отказавшиеся сгорают практически моментально, то с помощью ее изобретения это возможно растянуть на долгие вспышки. Сколько именно — пока неизвестно.

Магия меток настолько сильна и умна, что обмануть ее полностью нереально. Механизм так до конца и не изучен. И пытаться создать идеальный антидот — как копаться в стоге сена в поиске иголки. Слишком много недостающих фрагментов в пазле, который она так и не смогла собрать.

— Помимо всего прочего будет сильная слабость. Организм будет пытаться восполнить энергию, забирая магию из твоей сущности.

— Но я ведь могу в любое время перестать применять его?

Селена кивнула, обнимая себя за плечи.

— Да. Если справишься с ломкой. Но ущерб уже, вероятно, будет нанесен. Не знаю, сколько вспышек уйдет на восстановление. И узы, к тому же, сразу вернутся.

Сульфус вздохнул, переводя взгляд в сторону. Судьба, как и всегда, оказалась чрезвычайно злобной сукой, не дающей ни единого нормального варианта. Либо убить, либо сгорать самому.

— Что будет чувствовать соулмейт?

— Ничего, — спокойно ответила, рассматривая до сих пор спящего стражника. — Сильное жжение на момент принятия первой дозы, но больше — ничего. Связь пропадет, а значит, она станет также слабее, не имея возможности подпитываться тобой и делиться магией взамен. Ее татуировка никуда не денется, только померкнет. Твоя же — исчезнет, пока действует зелье.

— Дерьмо, — злобно выругался, понимая, что свое имя с запястья Раф никак не сотрет.

На секунду задумался, перебирая возможные альтернативные варианты.

— А что будет, если принимать половину флакона?

Селена нахмурилась, озадаченно размышляя над поступившим вопросом. Повела плечом, смотря на него, как на капризного ребенка.

— Это полумера. Никто из тех, кто принимает решение глушить свою безнадежность зельем, не делает это наполовину, — огрызнулась, расхаживая взад-вперед. — Полагаю, что и сработает также. Остаточная связь останется. Например, в случае ее опасности ты это, вероятно, почувствуешь. Не могу обещать ничего точного.

— Красные глаза — еще один бонус ко всему остальному? — хмыкнул, скрещивая руки на груди.

— Они добавляют стиля, — кокетливо улыбнулась. — И все же, знаешь, убийство — наиболее простой вариант.

Его губы изогнулись, посылая ей кривую улыбку. Нехотя кивнул, соглашаясь с разумными на первый взгляд доводами. И все-таки понимал, что прямо сейчас не готов идти на непросчитанные наперед риски. Оружие при нем, что уже все упрощает и является одновременно хорошей перестраховкой. Решение же примет позже.

— Сначала попробуем это. Не хочу марать руки, пока не смогу убедиться, что ничего от этого не потеряю. Принеси мне несколько флаконов.

— Чертов перестраховщик. Раньше с тобой было однозначно веселее, — со стоном изрекла, закатывая глаза. — И что мне за это будет?

— Незабываемые выходные на Земле, — заговорщически произнес. — Тряхнем стариной?

Селена прищурилась, обдумывая поступившее предложение.

— Умеешь завлечь. Но я жду конкретики.

Сульфус усмехнулся, кивая в сторону портала. Одно из излюбленных правил демонов демонстрировалось во всей красе: не заключай сделки, пока не будешь уверен в собственной выгоде.

— Знаю один замечательный бордель.

Она фыркнула, качая головой.

— Клише. Возиться с грешниками скучно. Я хочу взбодриться, а не чувствовать себя так, словно не покидала Серный город.

— Тогда попугаем монашек?

— Сульфус, мы делали это, когда нам было по десять, — возмущенно простонала.

— Ты всегда была чересчур капризна и избалована, — закатил глаза, стараясь не терять самообладание. — Хорошо, будет тебе веселье.

— Не забудь добавить в список развлечений посещение Золотой Школы, — твердо вставила, направляясь к порталу. — Не была там с тех времен, как закончила обучение. Можно сказать почти соскучилась.

— Не знал, что ты такая сентиментальная.

— Меня просто одолевает ностальгия. В низший свет мне путь перекрыт, как и тебе, между прочим. Так что поймешь меня, когда вернешься и устанешь от вони нищих переулков. К тому же, если ты еще не знаешь, даже в школе может быть весело.

— Да ну? — недоверчиво изогнул бровь, не понимая, как место, полное ангелов, может быть хотя бы сносным. — Просветишь меня, как же ты там веселилась?

Селена на мгновение призадумалась, приложив указательный палец к губам. А после, о чем-то вспомнив, зловеще просияла.

— А ты пробовал пробраться в кабинет директора Аркана и что-нибудь оттуда украсть? Самое охраняемое помещение у этих бедолаг, между прочим, — выразительно протянула, искрясь самолюбованием.

— И что же ты стащила? Нимб?

Она обернулась через плечо, посылая полный ненависти взгляд.

— У старика хранилась там бутылка смертного пойла со времен какого-то древнего людского короля. Не знала, что святоши пьют, но, видимо, от такой скучной жизни рано или поздно придешь к алкоголизму. Я стащила его драгоценную реликвию и подменила на сок. Представляю, как однажды Аркан жестоко разочаруется.

— Какое коварное преступление, — саркастически протянул в ответ.

— Иди к черту, — раздраженно отмахнулась. — Мне тогда было шестнадцать. Это казалось действительно веселым и опасным.

***

Настоящее время

Раф выдавила из себя любезную улыбку, взглядом провожая двух сокурсниц, что минутой ранее подошли ее поприветствовать. Не сказать, что они были близки и хоть раз общались не по делу, но банальное ангельское воспитание требовало соблюдения норм. Или хотя бы видимости этого.

Фальшивость общества, к которому волею судьбы принадлежит, начинала уже порядком изматывать. Доводило все это порой до крайней степени изнеможения или злости; до чертовой грани обрыва, с которого готов сброситься, лишь бы не пришлось терпеть дальше.

Никому неинтересно, что вы чувствуете или думаете. Просто делайте, что велено и чего все ждут. Отыгрывайте свою роль превосходно, дабы тень позора не легла на весь род, а ценности, что несут Высшие, оставались незыблемы и не были подвержены сомнениям.

Неудивительно, что при таких порядках стала отменной лгуньей. Иначе бы попросту не выжила.

Скулы сводило от перенапряжения. Хотелось немедля покинуть бальный зал или, по крайней мере, стать невидимой.

Ее возвращение взбудоражило многих. Теперь была на повестке главных сплетен школы, то и дело ловя на себе изучающие взгляды или слыша различные перешептывания за спиной. Никто ведь до сих пор не забыл ситуацию с Джоэль, а ныне к ней добавилась и новая сенсация — несущий на руках до лазарета бессознательную студентку профессор, который является по совместительству главным объектом всеобщей влюбленности.

Гадко. Как же все это гадко. Некоторые слухи были крайне неприятными.

Раф скривилась, потянувшись к бокалу с напитком. К огромному разочарованию там был всего лишь сок. Это было, конечно, ожидаемо — никто не стал бы наливать алкоголь несовершеннолетним смертным в стенах школы, но, видя довольные и слегка опьяневшие лица демонов, она чувствовала почти что зависть. И как только смогли пронести?

Что-то покрепче, помогающее расслабиться, ей бы явно не помешало. Пусть никогда и не пробовала ничего подобного, но прямо сейчас с радостью бы начала. Нервы сдавали.

— Потанцуем? — перед ней возникла чья-то тень, заставив вздрогнуть.

Обернувшись в сторону звука, увидела перед собой симпатичного смертного, что галантно протягивал руку, не стесняясь при этом ее жадно разглядывать и оценивать, словно товар на витрине.

Третий по счету за последний час. Это становилось утомительно.

— Прости, я не танцую, — сдержанно произнесла, качая головой. — Ногу натерла.

Незнакомец бросил мрачный и недовольный взгляд прежде, чем демонстративно отвернуться, направляясь к другой девушке.

«Как малое дитя, которому не дали конфетку», — подумала про себя, саркастично хмыкнув.

Еще одна причина, по которой Раф никогда не интересовали сверстники — это их реакция. Наигранная, оскорбленная, порой неадекватная. На любой, даже самый незначительно-невинный отказ. И смертные, к сожалению, мало чем отличались от парней в родном городе. Подростки есть подростки.

Осмотрев себя, в очередной раз пришла к выводу, что стоило, вероятно, надеть другое платье. Хотя бы то же белое, которое с такой категоричностью отвергла. Оно ведь было более простым, неброским; способным великолепно справиться с задачей сделать свою хозяйку невидимой и незаметной.

И пусть отражение в зеркале ей безумно нравилось, выбранное голубое платье делало ее чересчур красивой, привлекая излишнее внимание. Подчеркивало природные достоинства и умудрялось скрыть любые недостатки. Так, словно было сшито исключительно под нее.

Скромный вырез на груди открывал вид на острые ключицы; вырез по бокам — на стройные длинные ноги. Открытая спина и вовсе заставляла чувствовать себя нагой, несмотря на то, что была прикрыта волосами.

Хотела слиться с общей массой, а по итогу оказалась в центре внимания. А все отказы, по видимости, и вовсе делали ее желанным трофеем, до которого хотел добраться каждый третий. И какой черт только дернул ее так вырядиться?

— Нервничаешь? — знакомый ласковый голос послышался слева, побуждая облегченно выдохнуть. Теперь не одна.

Мики дружелюбно улыбалась, кладя свою руку на ее плечо в приободряющем жесте и многозначительно кивая в сторону сжатого до боли бокала с напитком.

— Немного, — сконфуженно ответила, делая очередной глоток. — Не думала, что здесь будет так… шумно.

— Понимаю. Несколько непривычно после обыденных вечеринок, которые проходили дома.

Девушки переглянулись, поддаваясь воспоминаниям и одновременно смеясь. Любые мероприятия в Энджи-Тауне действительно с натяжкой можно было назвать чем-то веселым и интересным. Все всегда направлено на мораль и служение высшему благу.

— Ты очень нас перепугала, — встревоженно прошептала Мики, осматриваясь по сторонам в поисках непрошенных свидетелей. — Мы с Дольче дежурили у тебя по очереди, ожидая пробуждения, но… целители говорили, что на это мало шансов.

Раф сглотнула ком в горле, начиная взволнованно разглядывать собственные руки, скрытые под тканью перчаток. Слышать грусть и волнение в голосе подруги — приятно, как и знать, что ты не одна. И все же по сердцу резануло, когда осознала, что имя Ури не было произнесено. Значит, та не посчитала нужным проведать ее. Это было больно.

Больно до чертовых судорог понимать, что лучшая подруга, являющаяся тебе практически сестрой — та, с которой вы прошли через множество жизненных испытаний, — все-таки отвернулась. В самый тяжелый момент.

Да, они так и не поговорили, потому что попросту не было подходящего момента и располагающей обстановки, но Раф надеялась.

Надеялась, что ангельское сострадание окажется сильнее невесть откуда взявшейся обиды и недопонимая.

Все еще продолжала надеяться.

— А Ури?.. — спросила с придыханием, поднимая полные надежды глаза.

Мики посмотрела виновато, всем своим видом выражая сожаление.

— Она не смогла. Уверена, что хотела… просто не успела. Профессор Аркан загрузил нас заданиями, и… Ури, наверное, забегалась.

Прирожденные ангелы не умели врать. Отвратительная особенность их рода.

— Да, — разочарованно поджала губы. — Конечно, я понимаю.

Мики чувствовала себя неуютно, успев уже несколько раз пожалеть, что вообще заговорила об этом. Зачем было бить по больному и называть поименно тех, кто приходил, тем самым подбивая на вполне ожидаемый вопрос? Болтливый язык — самый большой враг, как и неумение обдумывать свои слова наперед.

— И что все-таки с тобой произошло? — быстро сменила тему, желая разрядить обстановку.

Раф вздохнула, отгоняя непрошенные мысли, что одним своим существованием резали больнее стали. Ссора с Ури — это ее слабость, ахиллесова пята, способная дестабилизировать так просто. Поэтому, осознав, что прямо сейчас делала подруга, решила, что лучше действительно поговорить о чем-то другом.

— Профессор Теренс предложил мне свою помощь. Тренировал меня, помогая стать сильнее, чтобы противостоять демонам, — выпалила как на духу, сжимая бокал до такой степени, что ладонь начинало сводить. — И мы… несколько перестарались. Точнее я.

— Это же невероятно опасно! — Мики покачала головой. — Чудо, что ты смогла так быстро поправиться и даже прийти на праздник.

— Да. Истинное чудо, — сквозь зубы выдавила, — мне сказали, что это может быть моей особенностью.

— Слава Высшим, что нам так повезло. Вся школа на ушах стояла, сплетничая о подробностях, которые никто не знает. Даже демоны с ума посходили.

Раф задержала дыхание от неожиданности, почувствовав укол непонятного страха. Встревоженно огляделась, но, к счастью, на данный момент о ней уже, кажется, все забыли.

— И что говорили?

— Было много мерзких слов, я старалась не слушать, — поморщилась, — в основном тебе пророчили скорую смерть. Я избегала их, чтобы не нервничать, но особенно тяжело было с Сульфусом.

Подавившись воздухом, она закашлялась. Залпом опустошила бокал, стараясь вернуть себе непринужденный вид. Нельзя показывать, что упоминание его имени способно вызывать какие-либо эмоции. Они просто бывшие соперники. Не более.

— Сульфусом? — осторожно переспросила.

— Да. Он был похож на злую собаку, сорвавшуюся с цепи, — Мики закатила глаза, раздраженно фыркнув. — Вероятно, его бесило, что я разрывалась между двумя смертными и постоянно опаздывала. Защиту Эндрю ведь мне поручили.

— Ох, извини, — неловко пробормотала, понимая, сколько по ее вине свалилось работы на подругу.

— Да брось, ничего страшного. Кстати, потрясающе выглядишь, — одобрительно протянула Мики, беря с фуршетного стола закуску. Не могла почему-то с некоторых пор переносить чувство голода и была без ума от любой еды.

— Спасибо. Ты тоже, — искренне отозвалась, рассматривая наряд сокурсницы.

Длинное светло-зеленое платье действительно ей шло. Закрытое тонким, полупрозрачным кружевом горло оставляло большой полет для фантазии; как и рукава из уже плотной ткани, что заканчивались на сгибе локтя, пряча, как и всегда, метку.

Лишенное откровенных вырезов, различных украшений или неудобного подола — оно было прекрасно как раз-таки в своей простоте. Мики осталась верна своему стилю, и это делало ее невероятно пленительной. На смену привычной косичке, правда, пришел изысканный пучок, добавляющий миловидности.

— Ты же подбирала наряд в кабинете для персонификации? Странно, я бы определенно запомнила что-то, что так идеально тебе подходит, — задумчиво протянула, кладя в рот аппетитное канапе. — Никак не могу вспомнить, чтобы видела его, хотя мы с Дольче провели там неделю, ища лучшее платье для нее. Клянусь нимбом, ею было перемерено абсолютно все.

Раф хихикнула, представляя подобную картину.

— Да, — утвердительно кивнула, пожав плечами. — Думаю, для тебя это было довольно утомительно.

— Даже уроки с Омнией увлекательнее, чем бесконечный шоппинг, — со стоном закатила глаза.

Мики была потрясающей подругой, и тому прямо сейчас было еще одно подтверждение. Ненавидя подобные занятия всем сердцем, все равно пошла с Дольче, зная, как для последней это важно.

Обычно этим занималась сама Раф, потому что была единственной, кто мог спокойно и стойко это вынести. Отправляла подругу, гордо носящую выдуманный титул «главной модницы ангельского общества» в примерочную со стопкой вещей, пока сама корпела над учебником, готовясь к очередной контрольной. Отвлекалась только чтобы оценить или убедить в правильности выбора. Окружающий шум ей никогда не мешал, в отличие от, например, Ури, которая едва ли не впадала в истерику, если рядом пролетит хотя бы муха.

Это была та идиллия, которой они достигли в своей дружбе. Каждая брала на себя определенные функции, помогающие мирно сосуществовать.

И как жаль, что с некоторых пор они так сильно все отдалились. Потеряли друг друга, охраняя собственные секреты.

Интересно, потерял ли Сульфус по вине метки связь со своими друзьями? Или смог сберечь, несмотря ни на что?

Вспомнив о нем так неожиданно и случайно, она поморщилась. Треклятый сон все никак не выходил из головы. Нужно было переключиться.

— Почему ты не танцуешь? — осторожно спросила первое, что пришло в голову.

Мики вздохнула, разведя руками в сторону.

— Вчера, пока ты была в лазарете, Джонатан предложил сопроводить меня на бал, и я согласилась. Но его почему-то все еще нет.

Раф прикусила нижнюю губу, понимая нервозность подруги. Вот почему она с таким нетерпением набросилась на закуски: заедать стресс вполне обычное дело, пусть раньше за ней, первоклассной спортсменкой, подобное и не наблюдалось. И все же быть кинутой, брошенной прямо во время вечеринки — это довольно оскорбительно для любой девушки.

Может быть, не так уж и плохо, что сама так и не нашла себе партнера. По крайней мере не почувствует себя униженной.

Собираясь уже было изречь слова поддержки, была остановлена чужим присутствием, так бесцеремонно вторгнувшимся в их личное пространство. Повернув голову, заметила слегка запыхавшегося Гаса, что стоял в метре от них, бросая ехидные взгляды.

— Мики, — сдержанно и в то же время слишком добродушно поприветствовал, а после, переведя взгляд на нынешнюю соперницу, недовольно поджал губы. — Блондиночка.

Последнее было сказано тоном более ядовитым, заставив почти что удивиться диссонансу. Имя подруги произнес ласково, почти нежно; ее же — даже не удостоил рутинной вежливости.

— У меня вообще-то есть имя, — раздраженно буркнула, ненавидя прозвище, по которому он всегда к ней обращался.

— Ага. Довольно скучное. Никак не могу его запомнить, — хмыкнул, засунув руки в карманы брюк.

Но, словив почти незаметный и в тоже время недовольный взгляд Мики, поспешно добавил:

— Рад, что ты очухалась. Постарайся больше не помирать.

— Как мило, — елейным голосом протянула, — спасибо за заботу. Так ты пришел, чтобы справиться о моем здоровье?

— Делать мне больше не… — Гас хохотнул, но, тут же как будто о чем-то вспомнив, принял непринужденный, серьезный вид. Прокашлялся в кулак и спокойно, лениво продолжил: — То есть да, не болей.

И, словно тут же забыв об ее существовании, снова посмотрел на Мики.

— Не хочешь потанцевать?

Девушка удивленно выдохнула, смотря на протянутую ладонь. Озадаченно огляделась по сторонам, не зная, что ответить.

Раф с полуулыбкой наблюдала за всем происходящем, ловя себя на мысли, что все это было довольно забавно и… мило? Как Гас за время ее непродолжительной комы приобрел способность за секунду трансформироваться от грубияна до вполне приличного и хорошего парня?

Что же все это значило? Разве не он еще совсем недавно издевался над бывшей соперницей, бросая презрительное «второгодка»? Все это сбивало с толку.

Кажется, интриги между ними было больше, чем ей казалось.

— Я бы с радостью, но уже обещала другому, — смущенно промямлила Мики, выглядя виновато. — Джонатан… он, должно быть, скоро придет.

Гас плотно сжал челюсти, выдавливая фальшивую улыбку.

— Ах, точно, Джонатан, — щелкнул пальцами, словно вспоминая, — совсем забыл про него. Я ведь видел его недавно. Должен тебя расстроить — он не придет… Произошел несчастный случай.

— Что? — испуганно прошептала, поднося ладонь к губам.

— Ну, знаешь, так бывает. Шел, упал, неудачно приземлился. Кажется, сломал пару пальцев. Бедняга, — с придыханием и искусственным сочувствием изрек, качая головой. — Я, конечно, попытался помочь, но итог один: до завтра пробудет в лазарете. Как жаль…

Раф едва слышно хмыкнула, смотря на ошарашенную Мики.

Сама не поверила ни единому слову, но подруга почему-то оказалась слепа и глуха, не поддавая услышанное сомнениям. Или же просто туго соображая из-за шока.

Прищурившись, осмотрела правую руку Гаса, костяшки которой — как неожиданно! — были покрасневшими и потрескавшимися.

Мики этого не видела со своего ракурса, и Раф, прикусив внутреннюю сторону щеки, раздумывала над тем, что делать. Сказать обо всем? Вывести треклятого демона на чистую воду? Того велела совесть и ангельский кодекс, но…

Но Раф не хотела ее расстраивать. Узнав обо всем, та непременно откажет в танце и простоит с ней в углу до конца вечера. Это было жестоко по отношению к ней. Она как никто заслуживала повеселиться и расслабиться хоть ненадолго.

— Действительно ужасная трагедия, но Джонатан всегда славился своей неуклюжестью, так что ничего удивительного, — вмешалась, придавая своему голосу озадаченные нотки. — Это ведь не повод отказываться от праздника. Иди, развлекись.

Мики смущенно и в то же время признательно на нее посмотрела, как бы благодаря за оказанную поддержку. Видимо, все это время боялась, что ее согласие будет расценено как предательство. Вложила свою ладонь в руку демона и повернулась в сторону танцпола.

Провожая их, Раф на секунду пересеклась взглядами с Гасом, который кивнул одобрительно. Понял, что она раскрыла его маленький секрет, но все же смолчала.

Теперь они в расчете за ту маленькую услугу с Эндрю.

Оставшись наедине, долго думала надо всем произошедшем. Внезапная взволнованность и нервозность Мики; галантность соперника — все это было обескураживающе. Раф начала вспоминать все, что видела и слышала, по крупицам собирая события минувших дней и пытаясь сопоставить факты.

Отказы показывать свое зажившее плечо, на котором выскоблено имя соулмейта. Или то, как Гас поежился, растирая свое собственное плечо после того мнимого оскорбления в коридоре, теперь казавшимся определенно вынужденным.

Его постоянные поддавки и довольно сносное для демона поведение. Бесконечные попытки Мики поговорить с ней и образумить, начинавшиеся со слов «я понимаю, какого тебе».

В последний месяц происходило много странного, чего Раф не хотела замечать ввиду собственных проблем. И теперь, соединив все пазлы воедино, видела вполне достоверную картину.

Случайности это или истина — совсем не важно. Главное факты. А они-то уж однозначно на лицо.

Рассматривая танцпол, Раф невольно залюбовалась всеми кружащимися парочками. Большинство дуэтов были вполне ожидаемы, но некоторые все же обескураживали.

Кто бы знал, что праздник получится таким чудным.

Три омерзительные по своей натуре смертные девицы — одноклассницы Эндрю, которым впору были примерить рога и спуститься в Преисподнюю — впервые выглядели как изысканные леди, ведя себя даже вполне прилично. Одну из них пригласил Мефисто — соперник Ури и тот немногий из демонов, к которому Раф не питала истинной ненависти.

Анг-Ли неуверенно вел в танце Кабирию, хотя казалось, что все на самом деле наоборот. Последняя явно чувствовала себя раскованно и уверенно, не обращая внимание на чужие взгляды.

А взглядов этих было много. Особенно их прожигали отвращением и брезгливостью стоящие неподалеку Ури и Джоэль, державшиеся обособленно от других весь вечер. И если с реакцией подруги Раф все было понятно, то вот последняя вызывала интерес и непроизвольную, довольную ухмылку.

С чего это вдруг Джоэль снизошла вниманием до тех, кого всю жизнь считала плебеями, не достойными даже ее мыслей?

Вышедшие в центр зала Гас и Мики смотрелись, как и предыдущая парочка, довольно гармонично. Странно, но складно. Их движения были отточенными, но плавными, ритмичными. Словно они были единым механизмом.

Наблюдая за сокурсниками, Раф пришла к выводу, что они все впервые выглядели совершенно обычными подростками. Нормальными. Не взирающими на предрассудки и не источающими яд в сторону противоположной стороны.

Такими, какими, по сути, и должны быть в шестнадцать. Беззаботными, веселыми и не сжатыми рамками категоричного общества.

Просто соперники. Не враги.

Интересно, мог ли мир когда-нибудь так сильно поменяться, чтобы все это стало нормой?

Ответ банальный и жестокий — нет. Ненависть, которая пропитывала их сущности тысячелетиями, невозможно искоренить.

Краем глаза Раф заметила приближающийся к ней мужской силуэт того, кого однозначно не ожидала увидеть на этом празднике. И от чего-то так глупо, иррационально расплылась в довольной улыбке.

***

Дольче прислонилась к одной из колонн в самом углу, не сводя взгляда с противоположной стороны танцпола. До крови кусала губы, понимая, что никак не может найти самое ценное, что есть в жизни — покой.

Стараясь не обращать внимания на жжение в груди, с болью и обеспокоенностью следила за каждым шагом человека, что некогда звался ее подопечным.

Теперь же он был только чем-то одним — болезнью, проклятьем, искушением и самым страшно-заветным секретом. Сама до сих пор не определилась с точной формулировкой.

Ей пришлось отказаться от защиты Александра с чувством полного опустошения внутри по одной-единственной причине: так правильно. Снося недовольные взгляды и ругательства Кабале; собственную тревогу, что никто больше не сможет заботиться о нем так, как она, все-таки пересилила себя и пошла на этот шаг. Пусть и приходилось отныне засыпать в слезах и кусать подушку, заглушая горестный вой.

Обосновала свое решение для профессора довольно банально, но ей поверили. Что, дескать, все дело в конфликте интересов с Раф, являющейся хранителем Эндрю и по вине которой, пусть и не нарочно, их подопечные столкнулись в жестоком противостоянии. И потому ей, Дольче, лучше отступить, пока не произошли новые катастрофы, что могут задеть уже непосредственно их дружбу.

Единство ангелов, их непоколебимая покорность и верность Сферам, как настоящих доблестных воинов, — это приоритет в Небесном обществе. И лучше пожертвовать судьбой одного неугодного смертного, чем допустить малейший разлад в идеально работающем механизме.

Ей было чертовски, невыносимо больно все это делать. Бросать Александра, валить вину на подругу — груз всего этого ложился на ее хрупкие плечи неподъемной тяжестью. Дольче впервые солгала, отбросив зачаток тени на свою чистую сущность; запятнавшись так, что никогда себя не простит. Пусть и сделала это все из лучших побуждений.

Ведь чем чаще проводила время подле него, тем больше путалась и сходила с ума. От желания прикоснуться, обнажить всю правду и провести в его объятьях всю оставшуюся жизнь.

Недолгую жизнь. Ведь ее, как отступницу и предательницу, незамедлительно казнят. А человека, прознавшего о секретах мироздания; того, ради которого она готова броситься в огонь и пожертвовать всем, также утилизируют. В лучшем случае.

Дольче старалась не думать о страшных картинках, что невольно рисует запуганное подсознание. Со смирением, кое в них вбивали с пеленок, пыталась привыкнуть к новой подопечной. Кабале рвала и метала, разгневанная тем, что ее принудительно вытащили из зоны комфорта и заставили ровно также проделывать работу с нуля. Ведь преданный лучшим другом, униженный и оскорбленный Александр был для дьяволицы лакомым кусочком.

Последнему, кстати, нового хранителя так и не сыскали, просто бросив на произвол судьбы. Эта новость стала ошеломляющей и шокирующей, ибо ему сейчас, такому потерянному и одинокому, как никогда нужна путеводная звезда в лице заботливого хранителя.

Для Дольче это стало сокрушающим ударом, и, оставшись на распутье двух страшных дорог, она постаралась найти и избрать ту, что можно назвать балансом. Видеть, как твоему любимому больно — самая ужасная из мук. Сродни тому, как тебе срывают живьем нимб или ломают крылья. Такое и врагу не пожелаешь.

Потому и убедила себя, искренне заверила собственную совесть и разум, что будет лишь издали за ним наблюдать. Следить, чтобы все было хорошо. Не подходить близко, не разговаривать и уж точно не пытаться взаимодействовать. А в случае чего-то чрезвычайного — попросит о помощи Мики, Ури или Раф, которые без всякой для них опасности смогут направить смертного на истинный путь.

Подопечные, оставленные на попечение самих себя, вынуждены самостоятельно заполнять страницы в книге своей жизни. И если рядом с ним в нужный момент не окажется хранитель, не отведет беду, то этот хрупкий фолиант рассыплется, забрав вместе с собой в небытие и последний, предсмертный вздох несчастного.

Дольче боялась этого больше всего. Пусть и не с ней, не в ее объятьях, но Александр должен жить и быть счастлив. Того желала от всего сердца, осознавая, что хоть один из них может обо всем забыть и строить свою судьбу дальше без всяких оков сожаления.

Именно поэтому сейчас, позабыв о веселье и долгожданном для бессмертных празднике, стояла в самом неприметном углу. Видела, как похитивший ее разум и волю парень натянуто улыбается одноклассникам, неискренне смеется и приглашает на танец то одну, то другую спутницу. Словно перебирает, окружая себя пустым вниманием и пытаясь отвлечься, забыть о гневе и позоре, что до сих пор скребет его душу острыми когтями.

Наблюдать за ним, кружащимся в танце с другими девушками, было горестно и ревностно, но она хорошо держалась, не позволяя себе расплакаться. Все слезы на самом деле были давно выплаканы, и глаза даже жгло от сухости, что словно ножом резала роговицу.

Сама ведь того хотела и желала для него, так отчего недовольна? Глупая, эгоистичная девица, не знающая своего места.

Когда очередная пассия вульгарно рассмеялась, привлекая всеобщее внимание, после чего потянулась к губам Александра, Дольче стыдливо опустила голову. Сжала кулачки и часто задышала, стараясь вернуть себе самообладание. В одном все-таки ошиблась: запас слез был неиссякаем.

Во рту появился кислый привкус, и она до боли закусила внутреннюю сторону щеки. Видеть подобное все-таки было выше ее сил. Приподняв подол своего пышного, нежно-розового и блестящего платья, поспешила к выходу, осознавая: праздник для нее окончен.

Лучше вернется в общежитие и займется чем-то, что способно отвлечь. Просидит до самой ночи, читая модный журнал или перебирая гардероб. Это определенно должно сработать.

Шопинг всегда был ее настоящей отдушиной. Пока все остальные посмеивались, обвиняя в мании и поверхностности, Дольче видела в этом свое спасение. Единственное, что оберегало ее рассудок даже в самые тяжелые времена.

Ведь, будучи еще маленькой девочкой, только так могла абстрагироваться от ссор родителей, которые так и не сумели принять свою судьбу и были недовольны меткой. Пока взрослые совсем не по-ангельски друг друга обвиняли во всех своих бедах, она, сидя в гардеробной, целиком и полностью погружалась в один из модных каталогов, принадлежащих матери.

Детские привычки имеют свойство перерастать в стиль жизни.

Путаясь в подоле чересчур длинного и объемного платья, Дольче беззвучно ругала себя за то, что выбрала именно такой наряд. И зачем, ради чего наряжалась, проводя все свободное время у зеркала в кабинете персонификации? В глубине души ответ, конечно, знала: надеялась, что Александру понравится.

Как глупо, учитывая, что простояла в тени весь вечер, наблюдая, как другие девушки, словно смертоносные сирены, затаскивают в свои сети.

Вдвойне нелепо на что-либо было рассчитывать, учитывая, что он ее не узнает, если даже и заметит. Вся прелесть экранирования, защищающего бессмертный мир от смертного, состоит в том, что люди забывают их внешность спустя всего каких-то пару часов после встречи.

Иначе давно задавали бы немыслимое количество вопросов касательно того, почему в их жизни то и дело появляются одни и те же незнакомцы в разном амплуа, что не прочь дать им свои непрошеные советы.

Наступив на один из слоев юбки, с оглушительным позором упала, приземляясь на тут же вспыхнувшие от боли ладошки. Щеки покрылись румянцем, стоило осознать всю нелепость своего положения и услышать гадкие смешки демонов за спиной.

Несколько слезинок скатилось по щекам против воли. Ее бедная психика определенно трещала по швам.

Собираясь с мыслями, чтобы встать и немедля покинуть злополучное место, неожиданно заметила мужской силуэт подле себя. Задохнулась от эмоций, ощущая, как по венам все быстрее бежит кровь, а сердце отстукивает бешеный ритм. По телу разлилось тепло и оглушительное, знакомое чувство эйфории.

Уже понимая, кто перед ней, засмущалась еще больше, боясь поднимать голову. Тройная порция унижений была сродни клинку, занесенному над ее грудью.

— Не ушиблась? — мягкий, полный беспокойства голос раздался совсем близко, и Дольче, переборов себя, все-таки посмотрела наверх.

Александр дружелюбно улыбался, протягивая руку.

— Нет-нет, — быстро залепетала, теряясь от нахлынувших эмоций. — Спасибо, — добавила, приняв его добрый жест и поднявшись.

Повисла неловкая пауза, и ей показалось, что весь мир в мгновение застыл, стоило только почувствовать тепло его кожи. Пропали все звуки, цвета и запахи, пока нутро концентрировалось на одном-единственном: близости самого лучшего и родного во всех вселенных существе.

— Второй раз встречаемся, и второй раз я поднимаю тебя с пола, — с весельем протянул, не сводя проницательного взгляда. — Это ли не судьба?

Дольче удивленно заморгала, раскрыв рот от удивления. Услышанное казалось чем-то невозможным, сюрреалистичным, магическим.

— Ты меня помнишь? — только и смогла выдавить.

Александр хмыкнул, пожимая плечами. Его, казалось, это изумление только еще больше забавляло. Сам посмотрел с некими нотками непонимания, но продолжал улыбаться так искренне и чисто, что сердце пробивало грудную клетку.

— Конечно, Доротея, — мягко пропел, и ее имя из его уст, пусть и фальшивое, показалось самой прекрасной мелодией, что доводилось слышать. — Все это время я искал тебя, но ты словно растворилась. Даже в хосписе никто о тебе не слышал, но я не терял надежду. И вот свершилось чудо — ты прекрасным видением вновь явилась.

Все это было правдой, но он решил сознательно умолчать некоторые детали, чтобы не обидеть свою долгожданную находку. Например то, что первое время никак не мог вспомнить, как она выглядит. Помнил лишь смех, лучезарные серые глаза и тепло, которое ощущал, когда она была рядом.

Оттого поиски так сильно и затянулись, заставляя чувствовать себя чертовым принцем, что бегает по всему королевству с туфелькой в надежде отыскать свою Золушку.

Когда же недавно во время урока физкультуры ощутил странную режущую боль в районе груди, то сильно удивился высеченным на теле буквам «Д» и «О». Остальные так пока еще и не проявились, но он все равно был уверен, что это имя принадлежит его сероглазой пропаже.

Тогда же, с первым символом, будто очнулся ото сна и воспоминания обрушились вихрем. Не знал, что это за магические странности, но с помощью Дженнифер выяснил. Одолжил даже одну занятную книжонку, написанную, правда, на треклятой латыни.

Понятие «соулмейт» практически вымерло в их мире и не обладало никаким смыслом. Обычная татуировка. Но его почему-то светилась. Решил, что во всем разберется, когда отыщет свою загадочную Доротею. И ведь нашел, она здесь, перед ним; его прекрасный, чарующий призрак, что казался таким родным и чуждым одновременно.

— Не откажешь мне в танце?

Дольче смотрела на протянутую ладонь, не в силах вымолвить и слова. Все внутри буквально умоляло о том, чтобы, не теряя ни секунды, согласиться; оказаться, наконец, в его заветных объятьях.

Но где-то там, на задворках разума, шестое чувство упорно о чем-то шептало, будто стараясь предупредить. И ведь даже знала, догадывалась, о чем именно.

Она не выдержит. Захлебнется. Утонет. Сгинет.

Любовь к смертному — стихийное бедствие, что утянет на дно стремительно и безоговорочно. История ведь помнит уже один такой случай. Имя Рейны до сих пор произносят шепотом и с леденящим ужасом на устах.

Но Дольче никогда не была достаточно сильной, чтобы идти против чар метки и бросать вызов правилам мироздания. Потому ладонь свою в его вложила, пряча алеющие щеки за малиновыми волосами.