Примечание
название из: Алексей Петров — Под аккомпанемент страстей
Петя врывается в квартиру, хлопает хлипкой дверью. Хуевый денёк, хуевый. Слишком много всякого. Ключи на полочку, куртку на вешалку — а там болтается мусорская фуражка. Опять Юра притащил этого своего. Ладно, похуй, сейчас не до ругани, сейчас быстрее в комнату, в полиэтиленовый раёк. Вдохнуть, выдохнуть, отключиться. На свидание к любимой своей, черной асфиксийной то ли богине, то ли смерти с косой. В коридоре тихо-пусто, мать не донимает, Русланчик не лезет, и хорошо. Хлопает следующей хлипкой дверью, стягивает с себя пропахшую тотальным пиздецом кофту, валится на продавленное кресло, вытаскивает из-за шторы заветный пакетик, на голову надевает. Сейчас, сейчас, станет хорошо и спокойно. Покажут мультики-звездочки-ракеты. Петя перехватывает пакет поудобнее у шеи, прижимая к коже, в предвкушении закрывает глаза, выдыхает.
И слышит, как скрипит, отворяясь, дверь. Глаза приходится открыть; кислород разочарованно свистит, проталкиваясь в пакет, к носу.
И смотрит он через прозрачный блестящий целлофан, как заходит. В форме своей мусорской. Раньше хоть в гражданке ходил. Совсем страх потерял.
— «Собачий кайф», серьёзно? Таким беспризорники на теплотрассах развлекаются.
Петя срывает с себя пакет и комкает в кулаке. Он, конечно, не должен был этого видеть. Это, конечно, не для посторонних глаз. Как оперное пение. Только ещё хуже. Как за дрочкой спалить. Мент подходит поближе.
— Проверяешь, что быстрее тебя прикончит? Банда твоя или нехватка кислорода в мозгу?
Ещё подходит. Крадётся почти. Как кошка. Петя так и сидит на кресле и смотрит исподлобья. Мент подходит совсем близко, заложив руки за спину, наклоняется прямо к лицу и говорит совсем тихо:
— По краю нравится ходить, да? Или тебе кажется, что так возвращаешь себе хоть какой-то контроль над собственной жизнью?
И в глаза, сука, смотрит. А потом зачем-то протягивает руку, касается петиной голой ключицы и кончиками пальцев ведёт дальше, вниз, по солнечному сплетению, по животу, к ширинке. Оглаживает бугорок на штанах и чуть сжимает.
— Есть куда более безопасные способы расслабиться. И тоже с перчинкой риска.
И мусорок плавно скользит вниз, отпускается на пол — на колени перед Петей, грациозно, как заправская шалава из «Лебедя», будто все четыре года в школе милиции только этому и учился.
— Я не пидор, — наконец подаёт голос Петя. Только как-то хрипло звучит. Не твёрдо.
— Конечно, — кивает Витя, — я тоже.
И тянет за язычок молнии на петиных штанах. Петя смотрит — перед ним на коленях мент, во всей своей синенькой казённой форме. У Пети между ног, склонившись над членом, — погоны с блестящими звёздами; пиджак, застегнутый на все пуговицы, все четыре штуки, и на каждой звезда, серп и молот; голубая рубашечка, с утра выглаженная; черный галстук и форменные штаны со стрелками. Петя смотрит, и кровь приливает к щекам. Не только к щекам.
Ну да, если так поглядеть, это мент получается опущенный, а Петя что, Петя в дамках. Нормально, ровно, по понятиям. Только дыхание все равно сбивается, когда Витя высвобождает его член из трусов, и резинка проезжается по всей длине. Красная головка блестит, и Витя смотрит на нее такими же блестящим глазами. Петя свободной рукой — той, в которой не зажат пакет — тянется к его лицу, пробегает пальцами по щеке, зарывается в волосы.
Ментик смотрит ему в глаза, наклоняется и берёт ртом сразу весь член.
Петя рвано выдыхает. Витя двигает головой, губы ползут вниз-вверх, гладко скользят по слюне. У Вити мягкий и мокрый рот, тонкий и юркий язык, и Пете так хорошо, хо-ро-шо, и голова пустая, ни единой мысли, как будто воздуха внутрь накачали. Он давит рукой на затылок, и комната наполняется пошлыми звуками, когда член утыкается в горло, снова и снова, снова и снова. Ментик покорно всё принимает, облизывает член, как леденец, и утыкается носом в кудрявые волосы на лобке. Петя закрывает глаза, и мир накрывает тьма, мир сужается до жаркого рта и рук на бедрах. Сильных рук, так по-свойски сжимающих нежную внутреннюю сторону ляжек сквозь ткань штанов.
Он запрокидывает голову и кончает с протяжным стоном. Макушка ускользает из хватки и сперма летит куда-то — наверное, на лицо, на волосы, красные петлицы на воротнике, звездочки-погончики — он не смотрит, ему хорошо, ему сладко и пусто в голове.
И перед тем, как окончательно провалиться в темноту, он слышит над ухом вкрадчиво и четко:
— А с пакетом ты завязывай. Мать плакать будет. Да и смерть позорная. Хуже пидорской.
***
Обмякшие руки уже ничего не держат, и воздух просачивается под пакет. Петя продирает веки, стаскивает его с головы и жадно вдыхает сладкий кислород. Перед глазами привычно плывёт, голова кружится, мысли точечками возвращаются в мозг.
Ментик.
Петя озирается вокруг. Дверь закрыта. В комнате пусто. Ширинка застегнута. По штанам расползается влажное пятно.