Утром понедельника Миронова подходила к своему рабочему кабинету. Взявшись за ручку двери, она вдруг замерла. Вся смелость и настрой внезапно покинули девушку. Она так и не решила для себя, как теперь держаться со Штольманом. Потом, конечно, всё войдет в привычное русло, но вот первый шаг и первый взгляд — самые сложные. Вдохнув в легкие воздух вперемешку с решимостью, Анна вошла в кабинет. Ее робкая надежда на то, что она первой придет на рабочее место не оправдалась. Коробейников и Штольман подняли головы и поздоровались с девушкой в ответ на ее приветствие. Антону Анна улыбнулась по привычке, по Якову скользнула взглядом и сразу села за свой стол. Хорошо, что сидела Миронова боком к своему начальнику и взглядом пересекалась только с Коробейниковым, сидящим к ней лицом. Тут стали заходить остальные опера. Ежедневная пятнадцатиминутка началась. Как обычно обсудили план на день. Нужно было снова допросить Белова. Но сперва проконсультироваться с врачом по поводу его самочувствия. Еще нужно было допросить Головина, но его состояние за выходные не улучшилось. Он так и оставался в реанимации. Коробейников доложил, что пригласил на сегодня свидетеля, который что-то видел в ночь убийства Калинкиной. Тут вдруг зазвонил внутренний телефон. Штольман поднял трубку:

— Слушаю… да это наш клиент…что? — Штольман бросил карандаш, вертевший в пальцах, и повесил трубку.

— Головин скончался в больнице, не приходя в сознание, — ответил Штольман на немой вопрос, стоявший в глазах его подчиненных.

— Ох ты ж, елы палы… — не удержался Коробейников, — а от чего?

— Кровоизлияние в мозг, — сухо ответил начальник, — надо ехать в больницу…

— Я поеду, — заявила Миронова и впервые за утро открыто посмотрела на Якова.

— Я могу поехать с Анной Викторовной, — тут же поддержал ее Коробейников.

— Хорошо, разузнайте там все, что возможно, — кивнул Штольман.

Анна не стала откладывать и начала собираться, кивнув Антону. Ульяшин и Евграшин пошли к себе. Антон помог Анне надеть пальто и они, тихо болтая, тоже покинули кабинет. Коробейников выходя, бросил взгляд на начальника, а Миронова ушла, не оглянувшись.

Штольман остался один. Он понимал и принимал поведение девушки. Он и не ждал другой реакции. «Всё правильно, всё логично,» — рассуждал он мысленно. Но в горле застрял ком, а утро показалось сразу темным и пасмурным. «Займитесь делом, товарищ подполковник,» — одёрнул себя следователь. Нужно было узнать о самочувствии Белова. Штольман отправился к Милтцу.

Миронова и Коробейников разговаривали с заведующим реанимационного отделения. Головин умер под утро, не приходя в сознание. Медсестры, смотревшие за больными, также подтвердили, что больной в сознание не приходил и ничего не говорил. Тело в морге. Заключение о смерти будет чуть позже. Антон хотел уже уходить, но Анна попросила подождать ее в коридоре. А сама попробовала вызвать дух доктора. Долго ничего не получалось.

Девушка уже разочаровалась, как вдруг почувствовала знакомый холодок. Дух Головина завис где-то под потолком. Миронова мысленно попробовала поговорить с ним о работе со спортсменами. Чем лечил, какие препараты давал. Но дух повторял только одно: «Синяя тетрадь, где синяя тетрадь.» Анна устала, но ничего не смогла добиться от духа. Пришлось смириться и поехать обратно в управление.

Вернувшись к себе в кабинет, Коробейников доложил Штольману о том, что они узнали. Анна, решительно взглянув в глаза начальнику, рассказала о том, что дух Головина на контакт не идет, но он одержим мыслью о какой-то синей тетради, а это значит, что при жизни это его очень волновало. С чем связана эта тетрадь — неизвестно, но стоит обратить на нее внимание, если будут снова делать обыск у врача дома и на работе.

Штольман кивнул со словами:

— Я Вас услышал, Анна Викторовна.

Его тон и взгляд больше не имели и намека на насмешку, он был сух и строг как в самом начале их знакомства. Анна даже опешила сперва от такой его реакции. То ли Яков начал ей верить, то ли просто не принял во внимание, вежливо отшив.

Вскоре пришел свидетель, которого нашел Коробейников. Мужчина средних лет, вспомнил, что, возвращаясь той ночью после командировки, видел, как какая-то парочка шла во двор. Он подумал, что они хорошо набрались. Так как мужчина шел, покачиваясь и поддерживал почти висевшую на нем женщину. Она практически не передвигала ноги, они волочились по земле. Что было дальше, не видел — зашел в подъезд. Узнать мужчину наверно попробует. Хотя тот был в капюшоне, да и темно было, но на пару секунд он всё-таки попал в лунный свет. Сильно на свою память свидетель не надеялся, потому что не придал тогда этому значение. Тем не менее, его попросили подождать для проведения опознания…

На подготовку ушло больше часа. Наконец, в комнату завели Никиту и еще нескольких мужчин. Всем надели капюшоны. Свидетель долго сомневался, но в итоге указал на Белова.

Протокол опознания был составлен. Всех отпустили. Подозреваемого вернули в камеру медицинского изолятора.

К следователям зашел доктор Милтц и сообщил, что самочувствие Белова вполне удовлетворительное, чего не скажешь о его нервном состоянии, но допрашивать его можно. Штольман спросил с легкой улыбкой у своих подчиненных:

— Начнем допрос или сперва подкрепимся?

Коробейников выступил за обед, Миронова пожала плечами и поддержала Антона. Яков согласился и предложил, по обычаю, всем пройти в столовую. Анна вдруг решила впервые пообедать в кафе, напротив Управления. Там частенько столовались полицейские, уставшие от скромного разнообразия меню столовой при Управлении полиции. Поэтому она оделась и покинула своих коллег. Не подозревая, что этим ухудшила их аппетит почти в половину. Но девушке захотелось побыть одной. Во всяком случае, не сидеть пока рядом со своим начальником…

Вернулась Анна после обеда в хорошем настроении. За соседним столиком в кафе сидела группа полицейских, которые весь обед рассказывали друг другу анекдоты, большинство из которых были вполне приличными. И девушка стала невольной слушательницей…

В допросной уже ожидал Никита Белов, одной рукой прикованный наручником. Штольман вместе с Мироновой вошли к нему и сели напротив. Коробейников и Трегубов стояли за стеклом в соседней комнате.

Белова ожидание нервировало. Он встретил следователя хмурым взглядом, а взглянув на Миронову, долго не сводил с нее глаз. Это та женщина, что налетела на него словно ураган и огрела так, что он потерял сознание. Белова это сильно раздражало. Анна смотрела на этого человека и, в очередной раз, удивлялась. Что толкает таких обычных и адекватных на первый взгляд людей на убийство. Неужели деньги дороже человеческой жизни.

— Почему тебя били парни из секции Терентьева? — задал вопрос Штольман.

— У них спросите, — буркнул Белов.

— Спросили. Они считают тебя виновным в смерти их товарища Сажина, — ответил следователь.

— Это они так считают. Мне всё равно, что они думают. Я Сажина не убивал. Он выиграл бой и ушел с ринга.

— Что делал ты после боя с ним?

— Ничего. Ушел переодеваться, — огрызнулся подозреваемый.

— Но ты видел, как Сажину стало плохо, — заметил Штольман.

Белов пожал плечами. И снова покосился на Миронову. Она его раздражала своим взглядом. Его, вообще, раздражали в последнее время женщины, особенно симпатичные.

— И ты видел, как Коростылёв передавал деньги Насте Калинкиной. Это подтверждают свидетели, — продолжил следователь.

— Ну видел. Многие видели и чё, — ухмыльнулся Белов.

— Зачем ты ударил меня? — сменил тему Штольман.

— А не верю я вам, полицейским. Все вы повязаны, друг друга прикрываете, подпольные клубы крышуете, а из меня хотите козла отпущения сделать…- произнес Белов, неприязненно глянув на следователя, и отвернулся.

— Зачем же мне, по-твоему, ты нужен в качестве козла отпущения? — заинтересованно спросил Яков.

— А вам надо смерть Ильи на кого-то повесить. Не на доктора же Головина вы дело заведете… Он, со всей его лавочкой, наверняка, немало вам отстегивает, чтобы вы таких как я сажали.

— А что за лавочка у Головина? — вкрадчиво спросил Штольман.

— А то…ничего я больше не скажу, — вдруг замкнулся Никита.

Анне стало жалко этого человека. Она почти кожей ощущала, как он несчастен, одинок и озлоблен на весь мир.

— Ну и не говори, тебе же хуже, — пожал плечами следователь, — у нас и так на тебя куча улик и доказательств. Причем вовсе не по поводу смерти Сажина. Ты этим делом хочешь прикрыть свою настоящую вину в смерти Насти Калинкиной.

Белов исподлобья глянул на Штольмана. Потом уперся взглядом в Миронову и с неприязнью произнес:

— Что ты на меня так смотришь? Жалеешь, что ли? Я б тебе позволил пожалеть себя, только в тихом месте и без свидетелей. А тут мне твоя жалость не нужна!

Кулаки Белова сжались при этих словах. Миронова слегка побледнела, но промолчала. Штольман нахмурился и, наклонившись чуть вперед, жестко произнес:

— Госпожа Миронова — такой же офицер полиции, как и я. Поэтому следи за базаром…

— Офицер… -хмыкнул Никита, — знаем мы таких… Подстилка чья-нибудь, — сказав это, он сплюнул на пол.

— Не сметь, — повысил голос и хлопнул рукой по столу Штольман. Глаза его потемнели, а желваки заиграли. Миронова же наоборот спокойно произнесла:

— Ваши слова, Белов, которыми вы, как вам кажется, пытаетесь меня оскорбить, меня не волнуют. Потому что ко мне не имеют никакого отношения. Зато о вас, Белов, такое поведение говорит очень много. У вас возникли проблемы с женщинами в интимной сфере. Вы не контролируете свою агрессию, которая возникает по любому поводу. Предполагаю, что Вы неоднократно поднимали руку на своих подруг в последнее время. Так?

Тон разговора девушки был сух. Она чеканила каждое слово. Штольман продолжал смотреть на подозреваемого, но внимательно слушал свою напарницу.

— Так? — повторил Белов, — откуда тебе знать, какие у меня проблемы и с кем? А если есть они, то тебя это не касается! — вознегодовал Белов.

— Очень касается! — Анна тоже повысила голос, — потому что ты убил Калинкину, не хотел, возможно, когда шел к ней, но потом не смог сдержать себя, свой гнев, свою ненависть и убил ни в чем не повинного человека! Женщину! Из-за денег убил! — глаза девушки сверкали негодованием…

— Да! — воскликнул Белов, — Не хотел я ее убивать, хотел миром всё решить. А она, эта курица безмозглая, уперлась. Жалко ей стало делиться! Хотя эти деньги к ней не имели никакого отношения! Их Сажин выиграл, а после его смерти мне по праву должна была принадлежать хотя бы половина!

— Но не убивать же ее за это, — уже более спокойно возразила Миронова.

— Что ты понимаешь, женщина! — воскликнул Белов и даже привстал со стула, наклоняясь вперед к следователям.

— Сядь! — прикрикнул Штольман на бойца.

Но парень продолжал сверлить взглядом Миронову. Сев на место, он шипел:

— Такие как ты, словно гадюки, пригреются сперва на груди. Ластятся и обещают вечную любовь, лишь бы деньги текли рекой. А как только случится осечка, — тут Белов показал неприличный жест, — сразу ползут искать себе другого лоха. А ты, как дурак, ради смазливого лица соглашаешься принимать всякую дрянь, только чтобы побольше заработать…

Тут Белов как будто выдохся, и, опустив голову, закрыл свободной рукой лицо.

— Эту дрянь тебе Головин предлагал? — снова задал вопрос Штольман.

— А то кто же? — глухо через руку буркнул Никита. Потом поднял голову и с горечью продолжил:

— Появлялся перед и после боев, такой весь заботливый и внимательный доктор. Кто поломается — подлечит, подлатает, и всё нашептывал о своих чудо-препаратах. Какие они замечательные и сколько побед мы одержим, и как много денег заработаем, если начнем их принимать. Первые пару доз давал бесплатно. А потом, как боец во вкус входил — за деньги. А когда я начал ему жаловаться, что у меня проблемы начались со здоровьем и с…женщинами, так он ухмыльнулся так погано и развел руками: побочный эффект, типа. Ничем помочь не может. Только когда расхваливал свои препараты, ни о какой побочке не сообщал…

На этом Белов умолк и совсем понурился.

— Где деньги, Никита? — спокойно спросил следователь.

— Какие еще деньги? — пробурчал парень, не поднимая головы.

— Те, что ты у Калинкиной забрал, — устало ответил Штольман.

— Ничего я у нее не брал, — так же тихо ответил Белов.

— Ты убил девушку ради этих денег! — повысил голос следователь.

— Не хотел я ее убивать, согласилась бы по-доброму, ничего бы не случилось. А она уперлась, ну и… не выдержал я, приложился… Кто ж знал, что она так неудачно упадет, — равнодушно рассуждал молодой человек.

Миронова не выдержала и, встав, отошла в дальний угол допросной. Ей самой захотелось еще раз заехать этому цинику в ухо.

— А ты про силу своего удара думал? — воскликнул Штольман, тоже не выдержав.

— Нету у меня никаких денег, — равнодушно ответил парень и отвернулся. Потом снова повернулся и, смотря прямо в глаза следователя, сказал:

— У меня голова разболелась, больше разговаривать не могу. Отведите меня в камеру.

— Подпишись и пойдешь, — с этими словами Штольман передал подозреваемому протокол допроса и вызвал дежурного.

Выходя из допросной, после того как увели Белова, Штольман обратился к Анне:

— Извините, Анна Викторовна, за такой жесткий допрос… и за слова этого негодяя…

Он заглянул в глаза девушки, но они были холодны.

— Это моя работа, Яков Платонович. Не понимаю, зачем Вам извиняться, — равнодушно пожала плечами Миронова.

Тут Трегубов обратился к вышедшим из допросной следователям.

-Ну что, Яков Платонович, дело раскрыто. Молодцы. Осталось найти деньги. А они всегда оставляют след. Уверен — найдете. И они все вместе отправились по своим кабинетам.

До конца рабочего дня оставалось около часа. Тут Коробейников, копавшийся в бумагах, заметил, что один свидетель, опрашиваемый во дворе Калинкиной, оставил неразборчивую подпись и отпросился у Штольмана, чтобы заскочить к этому человеку. Миронова, уткнувшись в документы на своем столе, мысленно считала минуты, чтобы наконец тоже уйти. В кабинете висела тягостная тишина. Яков тоже чувствовал эту неловкую ситуацию. Он так и не поблагодарил Анну за помощь, которую девушка пыталась ему оказать тем пятничным вечером. И за ее решительные действия. Сейчас как раз удобный момент для этого. Но его сдержанность в выражении своих эмоций как всегда мешала. Яков несколько минут собирался с мыслями, потом поднялся из-за стола. Анна краем глаза заметила, что начальник встал, глядя на нее. Сердце девушки замерло в ожидании какого-то разговора, которого она, по сути, не хотела. Сделав несколько шагов к столу Мироновой, Штольман произнес, поправляя свой манжет:

— Анна Викторовна, я так и не успел поблагодарить Вас за помощь и поддержку, которую Вы мне оказали тогда в пятницу…

Девушка медленно поднялась, удивленно взглянув на Якова. Потом, смутившись и опустив глаза, произнесла:

— Все в порядке, Яков Платонович, — и умолкла, не зная, что еще сказать.

— Так вот, спасибо Вам, Анна… — тоже смущенно улыбнулся Яков, — если б не Ваше вмешательство…

Штольман на пару секунд замолчал, подбирая слова. Потом невольно потянулся к руке девушки и легонько взял ее ладонь. Анна опустила взгляд на их руки и сердце пропустило удар из-за счастливого момента.

— Анна, то, что Вы видели возле ресторана… — робко продолжил мужчина.

Пальцы Мироновой дрогнули от этих слов. Тут у Штольмана заиграл телефон. Он автоматически вытащил его из кармана. На экране светилось: «Нина». Мужчина отключил вызов, но Анна заметила имя звонившего. И аккуратно, но решительно освободила свою ладонь. И, не зная, как вести себя, схватила листы со стола.

— Анна, всё не так… — снова начал Яков, но его прервал очередной звонок. Штольман нахмурил брови, сделав шаг назад, и снова отключил вызов. Анна села за стол и уткнулась в бумаги.

— Анна…- снова заговорил мужчина, но вновь был прерван звонком. На этот раз Штольман не отключился, а решительным шагом вышел в коридор. Девушка замерла на пару секунд, потом вырвала лист из блокнота и схватила ручку.

— Алло, — рявкнул в трубку Яков, — привет…что-то срочное?

Голос Штольмана был почти груб.

— Я на работе, Нина. И если не отвечаю, значит занят…я тоже соскучился… но это можно обсудить вечером…

Тут позади него хлопнула дверь, мужчина оглянулся и увидел, как Миронова с пальто в руках пошла по коридору. Через пару сухих фраз Штольман попрощался и отключился. Зайдя в кабинет, он остановился по середине. «Ну вот, и поговорили,» — с грустью подумал мужчина и неприязненно глянул на свой телефон, который еще держал в руке. Как будто аппарат был в чем-то виноват. И так на душе стало муторно… Ужасно захотелось вернуться в тот тяжелый вечер пятницы, когда Анна сидела рядом с ним, гладила его лицо и шептала такие нужные ему слова…

«Всё, хватит. Ничего не изменишь,» — решил Яков и стал одеваться. Доставая ключи из кармана пальто, он зацепил какую-то бумажку.

Удивленно развернув ее, мужчина прочитал:

«Яков Платонович, очень прошу Вас забыть те досадные недоразумения, что случились между нами за эти последние дни. Если Вы испытываете ко мне какое-либо уважение, то не станете больше упоминать об этом. Благодарю, Анна.»

Миронова постучалась и зашла к Трегубову:

— Николай Васильевич, могу я взять недельку за свой счет? — без предисловий спросила девушка.

Трегубов внимательно глянул на неё и, пригласив сесть, спросил:

— Анна Викторовна, что-то случилось?

— У меня личные обстоятельства, Николай Васильевич. Я понимаю, что мне на новом месте не полагаются пока отгулы, но мне нужно…

— Ну, дело Калинкиной практически раскрыто, думаю, Штольман пока обойдется без Вас. Хорошо, Анна Викторовна. Неделя в Вашем распоряжении, — кивнул Трегубов.

— Спасибо, Николай Васильевич, — в ответ кивнула Миронова.

— Если вдруг произойдет убийство, то я тут же вернусь, — заверила девушка и попрощалась.

— Будем надеяться, что ничего не случится, — произнес ей вслед начальник…

По дороге домой Яков внушал себе, что хорошо, что так всё закончилось. Даже не начавшись. Ну что он мог бы предложить этой девушке? Она еще молода, а он уже закоренелый холостяк, и с каждым годом всё сложнее менять свои привычки… С Ниной всё просто: каждый получает от партнера то, что хочет, и отдает столько, сколько хочет. И никах обязательств и сердечных драм. А с Анной всё было бы гораздо серьезнее — он это предчувствовал — и гораздо сложнее. Потому что к этой девушке у него зарождались какие-то особые, неизвестные доселе ему самому, чувства. Это слегка пугало и призывало к осторожности… А еще он находился под колпаком у очень серьезных органов. И впутывать в свои проблемы Миронову совсем не хотелось…

Домой Штольман вернулся уже полностью осознавшим это и принявшим как должное.

…Анна ехала домой с твердой уверенностью в правильности своего поступка. «Надо взять паузу, ментально перенастроиться и начать все с чистого листа… А Штольман… ну, что Штольман? Надо осознать и принять мысль, что у него есть личная жизнь. Отпустить его и заняться своей жизнью, без всяких надежд на взаимность… Потому что эта надежда, стоило только Якову взять ее за руку, тут же подняла голову… Нет и нет! Коллеги и не более…» А сейчас она приедет домой и ответит согласием на предложение о работе.

Чтобы поддерживать свой уровень английского, Миронова периодически обновляла свое резюме переводчика на сайтах по поиску работы. К тому же это был дополнительный заработок. Вчера вечером ей поступило предложение перевести несколько работ, но не по интернету, как обычно, а на личных встречах. Оплату гарантировали очень и очень приличную. Девушка не смогла сразу ответить положительно, т.к. не была уверена в наличии достаточного времени. А раз она взяла отгулы, то сможет посвятить этой работе свободное время.

Проведя вечер в обществе дяди, который был дома и в отличном настроении, Анна поднялась к себе.

Ложилась она спать с уверенностью, что всё наладится в её жизни…

И только бледная луна была свидетелем, как девушка с длинными распущенными волосами рыдала в подушку. Ночью Анне приснились родители. Отец прижимал девушку к своей груди и, молча, гладил по пушистым волосам. Мама сидела рядом и держала свою дочь за руку. И так Анне было хорошо и спокойно рядом с ними, что проснулась она неохотно.