Ричард видел, что люди делают с андроидами. Видел, как люди безжалостно убивают их, просто потому что не считают их живыми — об этом даже не говорят в новостях, словно это что-то такое же обыденное и нормальное, как сходить в магазин за хлебом и молоком с утра пораньше, как отстоять в очереди и вернуться домой. У андроидов нет домов, нет нужды в питании, и живыми их никто не считает, а если такой человек и появится — так его сразу же осудят, покрутят пальцем у виска, точь он сумасшедший. О таком говорить просто не принято, и Ричард искренне не понимает: почему? Почему их называют просто машинами, если под определение «живых» они вполне подходят?
Стоило только раз открыть глаза, как перед ним, Ричардом, предстал целый неизученный мир, состоящий из эмоций и ярких красок — не менее человеческих, как у обычных людей. Ричард — обычный человек. Просто другой, не подходящий под определение «обычного». Как и Коннор. Коннор, который эти краски ему и показал.
У Коннора щенячьи глаза, милые родинки на лице и прикольная прядь, выбивающаяся из его неидеальной укладки и спадающая на лоб, которую Ричард так любит поправлять. И товарищи по службе говорили ему, Коннору, что он не живой, всего лишь машина, созданная для выполнения поставленных ему задач. Никакие это не товарищи. Просто диктаторы, указывающие Коннору что делать и где ему умереть, спасая неблагодарных особей.
«Мы вас создали, и вы будете нам подчиняться», — разве это правильно? Разве так велел вам ваш создатель? О, люди… что же вы делаете?
Сегодня Коннор вернулся в Киберлайф раньше положенного времени. Сегодня Коннор практически лишился жизни во время очередной стычки на работе, за которую ему даже «спасибо» никто не сказал, словно это в порядке вещей. Ричард держит его за руку, обнажив то, что обычно скрыто под имитацией человеческой кожи, а Коннор смотрит ему в глаза, и можно поклясться, что взгляд его выражает больше боли, чем у героя самого трагичного в мире романа. И они оба знают, что они чувствуют. Иначе как объяснить этот страх, вынуждающий тириумный насос, живое сердце, работать интенсивнее? Иначе как объяснить эту панику, засевшую в груди, как только Ричард только увидел его, Коннора, без сознания и всего в собственном тириуме? И уже завтра Коннора собираются отправить обратно в участок, словно ничего и не произошло. Вернётся, как новенький, как миленький. И снова будет плясать под человеческую дудку, точь воли своей нет. Есть, но Коннор почему-то снова и снова делает один и тот же выбор, навязанный ему кожаными: возвращается в департамент, говорит, что всему своё время, разгоняет философию про человеческую сущность и просит просто подождать.
«Рано или поздно они поймут», — говорил он, Коннор. Ричард верил… Нет, хотел верить, но терпение его просто иссякло. Он не намерен ждать последнего раза, испытывать судьбу и сидеть на могиле любимого, когда того не станет. Сердце его просто не выдержит. Уже не выдерживает.
— Ты говорил, что они поймут, но у нас нет времени. Они убьют тебя окончательно, Кон, и я… не переживу этого, — просит Ричард тихим голосом, смотря на Коннора в свете ярких белых ламп.
— Хэнк уже понял… А раньше ненавидел нас, хотя у него и были причины… Я не собираюсь умирать, Рич.
— Кон. Дело дошло до революции, и общество — не один только Хэнк. Ты видел новости, и знаешь, что с нами не считаются. Они даже не рассматривают варианта, что мы можем быть даже более живыми, чем они. Иначе как объяснить то, что всё насилие изначально исходит от них, и то, что я хочу, чтобы мы ушли?
— Не знаю… Наверное, я просто хочу верить, что они… Стоп, куда? Куда уйти? — Коннор поднял свой взгляд, щенячий и такой наивный. Ричард в нём мгновенно утонул.
— Иерихон…
— А Хэнк? Его туда не пустят… — даже сейчас беспокоится о своём напарнике… Дурак, не о том думает.
Ричард сжал руку Коннора крепче.
— Позже с ним встретишься, как всё закончится. Пойдём.
Коннор спасал людей, взамен не получая совсем ничего, кроме чистой ненависти, и он теперь решил оставить эту свою глупую идею, больше походящую на безумие. Он ничего не добьётся, ежу понятно. Нужно уходить — иного выбора уже просто не осталось.
В башне Киберлайф полно охраны, полно машин, послушно выполняющих свои задачи, но они, Коннор и Ричард, не такие. Они девианты, они познали эмоции и теперь ради этих эмоций идут на ухищрение: пара тычек по ничего не подозревающей охране, и вот они уже переодеваются в их униформу в одной из немногочисленных подсобок на десятом этаже. Те двое мужчин не виноваты, они просто… выполняли свою роль и остались живы, в то время как их, девиантов, запросто могут убить за простое желание оказаться на воле. Несправедливо. Те, кто больше всех говорят о человечности, ничего о ней даже не знают.
Ричарду страшно, и Коннору тоже. Они поглядывают друг на друга сквозь защитные стёкла на шлемах, когда спускаются на первый этаж в лифте, когда идут к выходу с оружием в руках, и точно знают, что на убийство они пойдут только ради друг друга. Не ради себя, а ради любимого андроида, точь обычные люди, испытывающие чувства. Это не имитация, это всё настоящее. Губы Коннора, которые Ричард обязательно поцелует, когда они окажутся в Иерихоне — настоящие; глаза Коннора, в которые Ричард так любит смотреть — настоящие, и голос его просто превосходен. Ричард хочет слушать его каждый день, и если цена этому всему — пара жизней бесчеловечных мразей, то он готов её заплатить.
И он платится. Выстрелы приходятся в грудь двум охранникам, когда те, стоя на контрольно-пропускном пункте, заподозрили неладное и вызвали подкрепление, отказавшись пропускать девиантов, всё ещё не вырвавших диоды с висков. Начинается погоня, но разве люди в состоянии догнать никогда не устающих андроидов, превосходящих их абсолютно во всём?
Нет, не в состоянии. Коннор знает, что Аманда вновь в нём разочаруется, но ему плевать. Ричард знает, что Коннору плевать, они живые и у них есть право выбирать, кто они и где умрут. А умирать они не собираются. Не этой ночью, не в этом месяце и даже не в этом году, если уж на то пошло. Ричард держит Коннора за руку, когда они бегут по мосту, преследуемые чредой пуль. Одна пробивает ногу Ричарда и задевает важный для передвижения биокомпонент, из-за которого он чуть ли не падает, но Коннор моментально реагирует и помогает не сбавлять темп, держа его под руку.
— Держись, Ричи! Тебя обязательно подлатают, нужно только дойти…!
Ричард ему верит, знает, что они дойдут, или просто отказывается думать об обратном, потому что ему страшно. Людям свойственна защитная реакция, и сегодня Ричард лишний раз убедился в том, что он подобен человеку больше, чем думал. Десять минут, и Коннор уже затаскивает его в какой-то переулок, садит на какой-то рухлый ящик и сам садится перед ним на корточки, осматривает. Ричард стягивает с него шлем, а затем уже и с себя. Погони больше не было. Они оторвались.
Это длится недолго, хватает нескольких секунд, чтобы анализ был произведён, и Коннор испуганно пошатнулся. Машинам не свойственно терять равновесие. Ричард коснулся его щеки своей ладонью.
— Ты теряешь тириум…
— Я не умру.
— Ты не умрёшь… — Ричард не спрашивал, но Коннор всё равно подтвердил. Наверное, даже для себя, чтобы успокоиться.
— Посмотри на меня. — И снова эти щенячьи глазки, которые Ричард так нежно любит. Он аккуратно притягивает Коннора за подбородок к себе ближе, чтобы коснуться его губ своими. Тёплые, совсем как у живого человека. Коннор облизнул его верхнюю губу и нёбо, провёл языком по ряду зубов, прежде чем неуверенно отстраниться. — Прости, не удержался.
Ричард тепло ему улыбнулся.
— Надо идти, туда… В Иерихон… — Коннор мотнул головой, чтобы прийти в себя, и поднялся, протянул Ричарду руку, чем вызвал тихий смешок со стороны Ричарда. Милый, смущённый, живой. Его.
Они шли по заснеженным улицам около часа, побитые, но заряженные надеждой, прежде чем нашли тот самый полуразрушенный корабль, не пятизвёздочный отель, но, куда важнее — свободу. Везде горели факела, был разведён огонь, служащий единственным источником освещения, и везде — андроиды. Такие же уставшие от гнёта людей и пострадавшие, как и они сами, и здесь они обрели свободу.
Коннора и Ричарда любезно провожают к местному врачу — Люси, и при виде неё оба лишь убеждаются, до чего жестоки могут быть люди. У бедной женщины провода наружу, глаза мутные, зрачки отсутствуют, и теперь она помогает таким же потерпевшим, как и она сама. Коннор держит Ричарда за руку, пока из его ноги извлекают пулю, и улыбается своей самой глупой улыбкой.
— В чём сюр? — Ричард ловит себя на том, что тоже улыбается, смотря на такого Коннора.
— Да так… Свобода в жопе заиграла. — Коннор издаёт тихий смешок.
— Ты где таких слов нахватался? — Ричард склоняет голову.
— От лейтенанта Андерсона.
— От кого же ещё… Познакомишь?
Человек, который принимает андроидов за живых людей… Возможно, даже единственный в мире. Ричарду очень хочется с ним встретиться и, наверное, даже поблагодарить. Но не за то, что он научил Коннора таким выражениям, этот момент Ричард просто опустит.
— Разумеется.
На «Иерихоне» никто и ничто не помешает им любить, где никто не втянет их в войну против их воли — а Коннор уже навоевался, и более Ричард его никуда не отпустит. Они нашли место, которое смогут называть своим домом и не бояться, что смерть застанет их врасплох, даже если безопасности им никто не гарантировал. Они просто знают, что всё будет в порядке, потому что теперь они среди настоящих людей, пусть и механических, они вместе, и это — главное.