Джинкс видит всполохи и взрывы, все синее и малиновое, мир выворачивается наизнанку. Ощущение падения на мгновение оглушает ее, ей правда кажется, что она сможет взмахнуть крыльями и вырваться ввысь, а ветер ревет — или это последний вопль Вандера… зверя, с которым они обречены вместе, переплетенные чудовища, мгновение полета.
И она падает.
Воздух неподатливый и вязкий, она снова вспоминает, каково это — дышать. Джинкс лежит на полу, сипит, пытаясь что-то сказать. Перед глазами кто-то крутит гребаную пленку, кадры налипают друг на друга. Ей кажется, что этот хоровод никогда не закончится, она так и останется здесь, распятая среди ужасных воспоминаний. Кровь на ее руках, гарь на ее лице. Все, кого она потеряла. Все, кого она не сможет забыть.
Голоса рассеиваются в мешанине воспоминаний. Джинкс отдаленно осознает, что кто-то поднимает ее, она шатается, будто пьяная или обдолбанная мерцанием, тени пляшут вокруг нее. Слишком много звуков, бормотания, каких-то криков. Голоса не злы, не обвиняют ее, перекрикивая ее полный вины внутренний голос. Что-то не так.
— Да отойдите вы, — прорезает реальность знакомый хрипловатый голос, как нож.
Джинкс открывает глаза. Заново. По-настоящему.
Здесь светло — слишком светло для Зауна. Играет музыка. «Последняя капля?» Она мотает головой, коротко отстриженные пряди ложатся на лицо, мешаются. К ней наклоняется кто-то, и Джинкс готовится отбиваться. Не важно, где она, когда она, но сражаться за свою долбаную жизнь ее научили! Злое шипение клокочет в горле, но… зачем? Она ведь хотела уйти? Обмякнув, Джинкс снова приваливается к стене.
— Пау, ты как? — спрашивает Силко. — Эй, девочка, ты меня пугаешь. Посмотри на меня.
Силко. Он наклоняется к ней, а когда Джинкс не может ничего вразумительного сказать, ловит ее лицо в ладони, оттягивает веко, заглядывая в глаза, в зрачки. Сложное хмыканье оглушает ее. Его прохладные руки, его лицо, искалеченное шрамом, только теперь глаз не горит безумным янтарным блеском. Всего лишь стекляшка. Но Джинкс узнает его, она не может ошибиться, она знает его запах — табак, чай и чернила, без ядреного мерцания, которое дерет нёбо при вдохе.
— Силко, — сухими губами повторяет она. — Силко, Силко, я не… я так виновата, я все испортила, пап, пожалуйста, я…
Уткнувшись ему в плечо, Джинкс ненадолго замирает, она наконец-то обретает опору в этом странном то ли сне, то ли предсмертном видении, но одновременно это же и разбивает ее на мелкие обломки. Снова коснуться того, кого потеряла. Кого убила собственными руками. Этот Силко живой, растерянный, он сначала пытается добиться у нее, почему она так заливается слезами, а потом просто баюкает в руках, гладя по спине.
— В последнее время они все немного странненькие, — говорят откуда-то сбоку. — Помнишь, как Экко ходил, будто мешком пришибленный, перед конкурсом?
— Может, это заразно?
Джинкс медленно поворачивается, чтобы увидеть Майло и Клаггора, которые рассматривают ее, как неведомую зверушку. Она видела их множество раз, но никогда — взрослыми. С этими нелепыми усиками! Джинкс едва сдерживается, чтобы не расхохотаться сквозь слезы: ну какой же кошмар! Но Майло и Клаггор не кричат, не воют, не обвиняют ее, в их глазах застывает растерянность, и они даже… переживают за Джинкс?
— Что здесь творится? — раздается голос Вандера, и Джинкс, только оторвавшаяся от Силко, снова едва не теряет равновесие. Вандер — не зверь, не чудовище, не эксперимент безумного доктора — ее отец с переброшенным через плечо полотенцем, отошедший от барной стойки, сурово осматривает собравшихся.
— Все в порядке, просто… — Силко отмахивается. — Думаю, Паудер перетрудилась. Неудачный день, а?
— А я говорил, что нельзя столько времени сидеть за установками этими, — ворчит Вандер, хмурит кустистые брови. — А ты после этого конкурса как с цепи сорвалась, молодая леди. Нет, отдых тоже важен. Сядь-ка, сейчас я принесу сок. Силко, присмотри за ребенком…
— Куда я денусь, — вздыхает он, утягивая Джинкс за столик. — И мне чего покрепче!
— Сил, сейчас же утро.
— Мне тоже, — шепчет Джинкс. Почему ей вообще предлагают сок?..
Никто ее не слышит. Она вжимается в спинку стула. Вандер. Силко. Живые. Она не бросилась Вандеру на шею, только потому что оторопела: они оба живы, и они даже не пытаются оторвать друг другу головы.
Джинкс не верит, что спит. Обычно ее сны куда более… кровавые. Выпотрошенные подробности ее ошибок. Слишком много боли, слишком мало проблесков света. Даже если это видение, то порождено оно явно не ее больной головой, а чем-то еще, так что… Джинкс осматривается, тщетно пытаясь понять, что тут не так, где подвох. Ловушка? Она даже по-детски щипает себя за руку, пытаясь пробудиться, но… Ничего. Смотрит на свои обкусанные ногти со слезающим лаком. Что ж, хотя бы что-то остается неизменным.
Она несмело косится на Силко, как будто тот может пропасть, как призрак. Когда он приходил к ней раньше, то всегда исчезал, как бы она ни упрашивала его остаться, и… Силко поворачивается к ней здоровым глазом, когда Джинкс неловко тыкает его в плечо.
— Я… э-э, я хотела спросить, — говорит она, чтобы не показаться совсем уж ненормальной (какой она и является). — Когда вы с Вандером помирились?
Силко заламывает тонкие брови.
— Пау, когда я вчера говорил, что загрызу его, если он еще раз оставит бухгалтерию в таком ужасном состоянии, я не имел в виду ссору. Это просто… семейные трудности, — посмеивается Силко.
— Нет, нет, — торопливо выпаливает Джинкс. — Тогда… из-за твоего глаза…
— А, — он медленно кивает.
Вандер приносит напитки и сам садится напротив. Бар остается пустым, но днем посетителей не очень-то много. Джинкс подмечает, что несколько парней и девчонок продолжают прибираться: кажется, тем вечером тут был какой-то праздник. Концерт? Похоже на то. Она даже может увидеть разводы знакомой краски — это ведь она рисовала! Тут всегда так проводят время? Джинкс помнит «Последнюю каплю» местом для самых отъявленных бандитов, помнит убийства за карточные долги, помнит густой табачный дым, поднимающийся до потолка. Вандер ни за что бы такое не допустил.
— Чего это ты решила вспомнить прошлое, — чешет в затылке Вандер.
— Тому и глаз вон, а? — подмигивает Силко.
— Ты мне до конца жизни будешь припоминать.
Джинкс настороженно следит за тем, как они весело собачатся. Так не спорят люди, которые помирились только-только; нет, Силко здесь давно. Силко… часть семьи. Джинкс моргает, понимая, что снова ревет, и быстро хватает стакан с трубочкой, чтобы за ним спрятаться.
— Ну, вы вроде никогда не рассказывали, — бубнит Джинкс, надеясь, что это правда.
— Это сложная история, — говорит Вандер. — Я был не прав. Да, мы поссорились, но я не должен был… ранить. Это было после смерти твоих родителей, — тихо добавляет он. — Я просто… был не в себе, и Силко… Силко хотел идти войной на Пилтовер, хотя я знал, что мы скорее погибнем там все вместе. Мы оба обезумели от горя. Я вдруг понял, что натворил. Я подумал, что нам надо объединиться, а не драться, и…
— Он приволок меня домой и выхаживал, — прерывает виноватое бормотание Силко. — В общем, у меня было время подумать. И поговорить.
По поджатым губам Джинкс подмечает, что Силко наверняка так до конца и не поверил, что его методы были неправильные. Она умеет читать его, она его знает наизусть. А Вандер остается теплым воспоминанием из детства, ощущением безопасности, и теперь Джинкс тоже расслабляется, позволив себе просто наслаждаться неспешным моментом.
— Кто-то должен был позаботиться о вас. Если бы мы погибли, вы с сестрой точно остались бы одни, — пожимает плечами Вандер.
Силко молчит. Он вдруг смотрит, как Джинкс накручивает прядь на палец и срывается ниже, ожидая, что та будет длиннее. Заметив его подозрительный взгляд, Джинкс складывает руки на коленях. Силко умный. Вандер лучится беспокойством и хочет для нее как лучше, но… Джинкс уже сама видит, как стремно выглядит. Дерганая девчонка. Не такую… Паудер они знают.
Как скоро они поймут, что она чужачка? Как скоро выкинут ее прочь? Она мотает головой и встает из-за стола. Первый порыв — бежать куда глаза глядят, но Джинкс не ребенок, чтобы просто нестись. Ей надо подумать. Ей надо понять, что… где она.
— Я прогуляюсь, — обещает она. — Скоро вернусь.
— Сходить с тобой? — волнуется Вандер.
— Нет, я… мне надо поразмышлять кое над чем. Одной.
— Опять она о работе, — фыркает Силко.
Джинкс оставляет их одних, хотя постоянно оглядывается через плечо, проверяя, что Вандер и Силко реальны. Вдруг она говорила сама с собой?.. Но нет: они сидят за столом, Силко чуть наклоняется вперед, увлеченный разговором. Похож ли он на владыку Зауна, которого Джинкс знала? У этого Силко тоже сталь внутри, но он выглядит обманчиво домашним. Безопасным. Джинкс мотает головой. Главное, что он жив.
Сначала — разведка. Она идет по улицам, похожая на туристку. Никаких границ нет, и миротворцы не рыскают по Зауну, а на стенах нет никаких листовок с ее изображением. Впервые за долгое время Джинкс идет, не таясь в тенях. Она закладывает руки за спину, хотя и чувствствует себя немного не в своей тарелке без оружия. Безопасный город… это что-то новенькое. Город без хекстека, что важнее. Без мерцания. Джинкс сразу замечает: ни синих, ни пурпурных вспышек. Когда она прикрывает глаза, еще различает под веками последние всполохи.
Того, своего мира. Джинкс помнит, как Экко появился из ниоткуда. Он сказал, что может путешествовать во времени, так почему бы не путешествовать по мирам. Этот Заун — другой. Здесь все иначе, и осознание этого немного снимает тяжесть с ее плеч. Это не Джинкс виновата. Паудер… она есть в этом мире. И она не испортила все. Она смогла…
— Эй, Паудер, привет! — машет ей незнакомая девчонка с цветными дредами. — Классные были фейерверки!
— Спасибо… — растерянно взмахивает она.
Джинкс садится на скамейку в тени высокого дерева. Она смутно помнит: как они с Экко сидели под похожим, что-то обсуждали… Вот оно! Воспоминания этой, другой Паудер! Закусив губу, Джинкс пытается различить что-то еще, но помнит только сияние хекстека и то, как Экко лежал у нее в руках. Голова ноет. Она вспоминает обезьянок в этом… устройстве Экко. Она — Джинкс — их не делала. Работа Паудер.
Экко был здесь. Джинкс вспоминает шепотки Майло и Клаггора. Он тоже оказался… в этом мире, в этой развилке событий, что бы это ни было. Похоже, он сумел вернуться, вырваться отсюда, чтобы кинуться всех спасать, но…
Она может остаться здесь. Эта мысль заставляет Джинкс улыбнуться — впервые за долгое время. Она хотела уйти, и ее желание исполнилось. Этот мир такой же настоящий, как и ее родной, только он… другой. Здесь она не совершала ошибок. И Вандер с Силко тоже.
Джинкс охота вскочить и плясать на улице, но она сдерживается. Нет уж, надо скрывать свою ненормальность, а то вдруг этот мир выплюнет ее обратно или еще что-то произойдет… Она вдруг понимает, что боится потерять эту опору под ногами. Здесь, в солнечном красивом сне, могут быть счастливы и Вай со своей Кейт (ведь у них теперь нет никаких препятствий), и Иша (пусть даже никогда не встретившая Джинкс). И она тоже.
До вечера Джинкс гуляет, смотрит на дома, на людей, видит краем глаза даже Севику — она патрулирует улицы. Нечто вроде народной дружины Зауна, наш ответ миротворцам, ну надо же. Этот мир не идеален, Джинкс замечает мелькающих на рыночной площади карманников, и она подмигивает одному из них. Знакомые торговцы, теперь не прячущиеся в углах, как крысы. Знакомые лица, не испещренные шрамами и сеткой мерцания.
Ей нужно возвращаться — и Джинкс уже начинает скучать по своим. Но надо еще кое-что проверить. Вандер упоминал, что она много времени проводит за работой, а значит, ее логово остается неизменным. У Паудер тоже есть свои секреты, и ее изобретения могут… наверное, могут послужить чему-то хорошему. Так же, как выдумки Экко, которому — теперь Джинкс точно уверена — она время от времени помогает.
Она помнит дорогу, точно в ее убежище находится перекресток миров. Все иначе, чем знает Джинкс, но вместе с тем похоже. Она смотрит на металлические каркасы, на установки с рунами. Как будто железные скелеты неведомых чудовищ. Джинкс бредет между них, касается кончиками пальцев. Те самые эксперименты Экко? Краем глаза она замечает на столе мерцание — кристаллы хекстека! Так значит, они просто не достались пилтошкам, но Джинкс… Она бьет себя по руке. Может, этот мир хорош потому, что хекстек не открыли? Она способна изобрести тысячи вещей и без него, она…
Джинкс оглядывается и видит палатку, цветной тент, под которым они с Ишей множество раз ночевали бок о бок, деля тепло… Они с Вай? Джинкс почему-то знает, что это связано с сестрой, но каждый шаг дается ей с трудом. Паудер знает, что там, но Джинкс… Она в ужасе застывает перед маленьким алтарем, падает перед ним на колени. Вай смотрит на нее с картинки. Совсем мелкая Вай. Которая никогда не взрослела в этом мире.
— Нет, нет, сестренка, как же так, почему… — Джинкс издает тихий отчаянный вой. Ей казалось, что этот мир тот самый, тот, где они смогли, но почему счастливы все, кроме Вай, почему Паудер ее потеряла, почему?! Она вцепляетя в свои волосы, она знает, что там есть ярко-малиновая прядь — в память о ней. — Это я… — шепчет Джинкс, ее ослепляет мельтешение кадров перед глазами. — Это я опять все испортила, как же так, я…
Она вскакивает, путается в ногах. Обводит диким взглядом установки, смотрит на кристаллы. Она может вернуться! Вернуться к Вай! Но… нет — Джинкс раскачивается на месте, — там Вай может быть счастлива и свободна, может жить. А здесь… может, здесь место для Джинкс? Они могут быть?.. В разных мирах?
— Это все ты, — лихорадочно шепчет Джинкс, шепчут голоса в ее голове, — неужели думала, что есть хоть один из миллионов миров, где ты заслужила счастье?
Вслепую шагнув вперед, Джинкс наталкивается на кого-то. Силко. Он шел за ней, наблюдал… переживал? Она трясется, не может ни слова вымолвить, кусает губы до крови, на языке соленый привкус.
— Все в порядке, — говорит он, уткнувшись ей в макушку. — Ты ни в чем не виновата. Это была случайность. Она погибла из-за несчастного случая на заказе. Ты тут ни при чем. Паудер, посмотри на меня. Джинкс!
Она резко вскидывает голову. Все вокруг замирает.
Силко. Джинкс. Он знает.
***
Они сидят в кабинете Силко на верхнем этаже «Последней капли», и Джинкс понимает, что ни за что не смогла бы представить тут Вандера. Здесь мало что меняется. Стол, заваленный бумагами: счетами, договорами, какими-то объявлениями. Разрисованная чашка. Гамак наверху, устроенный ей. Силко, который садится в кресло с мягкой обивкой, протягивает ноги и достает из ящика под рукой сигару. Знакомый запах дыма щекочет ноздри.
— Вандер всегда говорит, что работа в шахте и так испоганила нам легкие, — размышляет Силко. — Но не могу себе отказать.
— Ты знаешь, — говорит Джинкс. Она сидит на столе, как и всегда, подтянув колени к груди. Ей хочется обмануть себя и уговорить, что ничего не случилось, что все по-старому. Но это ложь. — Ты знаешь меня. Ту, другую. Ненормальную. Джинкс.
— Ты не ненормальная, — говорит Силко. — Ты моя дочь. Моя и Вандера.
Джинкс фыркает. Ее Силко скорее застрелился бы, чем такое сказал. Но она почему-то не может назвать его подлым лжецом и вылететь вон, она гипнотизирует его взглядом.
— Я помню, — кивает Силко. — Уже некоторое время. Должно быть, с тех пор, как я умер там, — он с осторожностью обходит слова «ты меня убила», которые эхом раздаются в голове у Джинкс. — Это как однажды проснуться и понять, что у тебя было две жизни. Я потолковал с Хеймердингером; удачно, что он тоже помнил того меня. Даже запугивать не пришлось. Он считает, что в том мире появилась огромная аномалия, которая пожрала его изнутри… Или попыталась. Поэтому нас как бы зацепило отдачей от взрыва.
— А Экко принес аномалию сюда, — кивает Джинкс. — Вот ведь… И как ты? — вдруг спрашивает она.
Силко усмехается — знакомо. Как будто ему давно хотелось, чтобы кто-то спросил, как он.
— Продолжаю жить. Мы когда-то хотели именно этого. Процветания для Зауна. Свободы. Здесь тоже нужен кто-то, чтобы управлять, потому что, умоляю тебя, Вандер по доброте душевной списывал бы всем их долги, — закатывает зеленый глаз Силко. — Я помню не все. Но я знаю, что этот город мог быть другим. Никем не спасенным.
— Ты не договорился с Пилтовером, — рассказывает Джинкс, — потому что не стал отдавать им меня.
— И никогда не отдал бы. Ни в одном из миров.
Силко прав: это как проснуться. Найти в себе другую часть, которая смогла справиться. Но Вай… Джинкс снова вздрагивает, как от удара. Она не могла представить, что сестра мертва. Снова сживаться с мыслью, что она одна. За последнее время она успела поверить, что они с Вай будут вместе всегда, что бы ни случилось.
— Как думаешь, остальные тоже помнят ту реальность? — поежившись, спрашивает Джинкс.
— Вандер… Однажды он рассказывал мне. Про кровь, про охоту, про жажду. Это было спьяну, и он это считает бреднями и кошмарами, но я такие вещи не забываю.
Джинкс качает головой. Хорошо, что Силко не видел, что стало с Вандером там. Хорошо, что он для него умер только один раз.
— Ты помнишь… то, другое, но решил остаться здесь?
Она прикусывает язык. Конечно, Силко никогда не был ученым, он и не смог бы создать такой портал, чтобы скакнуть прочь, вырваться в другую реальность. Да и возможно ли это для того, кто погиб там? А жива ли сама Джинкс? Это Экко отправил ее, всплеск аномалии или же смерть Джинкс заставила Паудер раскрыть глаза?.. Она хватается за голову, раскалывающуюся на части.
Она находит себя — Джинкс, Паудер, кого угодно — в объятиях Силко.
— Я не смог бы уйти от вас, — отвечает он. — Я научился притворяться. Делать вид, что иначе быть не могло, что есть только тот Силко, который сумел простить. На самом деле другой тоже где-то рядом. Чудовище, которое никто не видит. Но только мы можем выбирать, кем нам быть. Я выбрал вас.
Джинкс будто бы отдаленно слышит, как грохочут взрывы, как скрипит металлический каркас. Она может вернуться туда, умереть или убежать. Она может остаться здесь. Притвориться.
— Возможно, со временем мы забудем, — говорит Силко. — Аномалии улягутся. Но я знаю, что всегда выбирал тебя, и никто это не изменит. Мне жаль твою сестру, — добавляет он. — Мне жаль, что тебе снова пришлось с ней расстаться.
— Вай нашла место там, — признается Джинкс, вспоминает, что Вай сражалась за Кейтлин, сражалась за то, что посчитала справедливостью. — А я нашла тебя. И Вандера.
— А я больше не дам тебе потеряться. Обещаю.
Джинкс закрывает глаза, и рев стихает, и всполохи гаснут.