Чай оказался таким, как нужно: ужасно вкусным и горячим. Но Юнги в этих категориях в миллион раз лучше.

Чонгук не заболел гриппом или ОРВИ, но ощущения были странными. Может, что-то серьезнее. В непонятных чувствах Чонгук сгребает оставшиеся шмотки. Спать хочется ужасно, но из-за Юнги он немного потерялся во времени и ориентирах. Приходится наверстывать сейчас.

Очень сильно мешает стояк. Возбудиться от поцелуев, позорище.

Проблема решаема, к счастью.

Намджун уехал еще сегодня (уже вчера) утром, когда Чонгук плевал в потолок, а позже пошел курить под ливнем.

Три ночи — ему вставать в восемь: сдать комнату коменданту, разобраться с бумажками. Уехать в двенадцать. А затем чуть больше двух месяцев разбираться с месивом внутри себя.

Чонгук намывает комнату до блеска. Думает, Золушка. Думает, Юнги принц? Вытирает пот со лба. Душно.

Что за детский сад. Ему нужно поспать. Комната почти в божеском виде.

Спит Чонгук неспокойно, к восьми утра — полуразложившийся зомби. К двенадцати — девственник-второкурсник с еще более глубоко засевшей апатией: Юнги даже не попрощался.

Дома обнаруживает, что контактов не спросил. Даже не знает, сколько ему лет. Ничего кроме имени и прозвища, которое он дал Чонгуку.

Идиот (не прозвище). Чонгук.

Потому что, кажется, почти полное отсутствие информации — не повод не начать что-то чувствовать к человеку.

Два месяца он пытается прийти к той тупости, что была вместе с черничным вареньем, скатертью и Тэхеном. Чтобы без тоски и сожалений.

Подрабатывает в забегаловке рядом с домом, на зарплатные деньги покупая себе оборудование. Записывает каверы, получает небольшой отклик в интернете. Периодически играет с соседскими парнями в волейбол, ловя чувство ностальгии, но не тяжелой зависимости. Кажется, перегорел. Может, родители и не были так неправы, когда настояли на своем.

Чимин — одногруппник — пишет летом, оказывается родом из Пусана, как и Чонгук. Они гуляют, Пак говорит про наличие волейбольного клуба у них в универе, который все-таки есть, просто не пользуется популярностью.

Чонгук говорит:

— Я подумаю.

— Ты думай, но чтобы как штык в сентябре, — отвечает Чимин.

Чонгук и приходит в сентябре. Не знает, правда, зачем, но очень удивляется, увидев там на тренировке Юнги в составе игроков. Уходит до того, как будет замеченным — за лето Мина почти удалось вытравить увлечениями и работой.

Не знает, что делать и как себя вести — тут родители вряд ли бы ему помогли — поэтому сбегает. Через Чимина передает заявку на вступление, боясь столкнуться.

Напарывается на свой страх в аудитории. Ассистент препода. Пиздец, как мило.

Какого хуя, спрашивается.

— Чон Чонгук, задержитесь на секунду, — после пары обращаются к нему.

Чонгука переехал бульдозер, он сломал ногу, его домашку съел крокодил, он не может остаться. Он уже устал, хоть разговора и в помине нет.

Юнги улыбается так нежно, когда все уходят, рассматривает чужое лицо. Покрасневшее, с блестящими глазами и дрожащим подбородком. Говорит:

— Как лето прошло, Лунтик?

Чонгук неверяще усмехается. Сгребает вещи в сумку и ядовито переспрашивает:

— О, ассистент Мин, вы хотите узнать, как именно прошло мое лето? Откровенно хуевое лето, спасибо большое за заботу.

— Что, Лунтик, приземление было болезненным? — добродушно подначивает он и прибивает несопротивляющегося Чонгука к себе намертво, обнимая. Ласково поглаживает по шее. — Извини.

Чонгук трогательным становится сильно. Только повод дай — сразу рожа кирпичом и одинокие слезинки, которые скрыть как-то. Ну. Не выходит оно у него.

— Кажется, все разбил, ассистент. Залечите, а? — и утыкается в плечо, не в силах вынести взгляд парня.

Чонгук плевать хочет на светлую рубашку Юнги, он ее замочит. Ха.

Как там он говорил, у них много общего?

Чонгук надеется, что они найдут еще больше точек соприкосновения.

Может, даже буквально.