— юнги-я.

— это нормально, что меня начинает тошнить от собственного имени из-за твоей интерпретации?

чонгук обиженно дует губы, барабаня пальцами по столешнице.

— юнги.

проходит минута. запрос повторяется. и еще раз. со слоновьим спокойствием юнги разлеживается на сложенных на столе руках и постепенно разлагается на отельные несвязные мысли. чонгук завидует чужой выдержке — он не мог стойко выносить внутреннее желание донимать своего одноклассника постоянно.

— хен! — и щекотка под ребрами, которую «хен» терпеть не мог. он стискивает от напряжения зубы, пытаясь не дергаться.

— ну что? — обессиленно шипит в стол, сжимая озорные пальцы чонгука своими.

— научишь меня играть на фортепиано?

заметно, как у юнги дергаются уши. он ослабляет хватку, лениво огладив шершавым пальцем тыльную сторону ладони чона. сдувает челку, поворачивая голову с большим розовым пятном на лбу, и цепко вглядывается в такого очевидно завороженного чонгука. возвращает это пятно вновь на столешницу (туда, откуда добыл, вестимо), и, когда чонгук совсем теряет надежду на ответ в принципе — зачем раскатывать губу на положительный, хрипло бубнит:

— научу.

чонгук позволяет себе нежно обнять юнги, на всякий случай держа при себе оправдательное слово «благодарность», и с интересом отмечает про себя, что тот не сопротивляется, вопреки обыкновению. одноклассники вопросительно-удивленно поглядывают на них, но чонгуку до этого никакого дела нет.

свежий сладковатый аромат наполняет класс, как и розовая дымка все внутренности чонгука, даже когда он чуть ли не со стоном заставляет себя отстраниться. лицезреть маленькую и смущенную улыбку так называемого «хена» оказывается самой приятной на свете находкой.

сегодня чонгуку совсем не хочется смотреть на небо. хочется, чтобы туда смотрел юнги, а он — на него.